Белый лист (СИ)

Разговор не клеился. До самого Нижнего они не сказали друг другу ни слова. Демьян пару раз порывался начать, потому что отцу своего мужа стоило сказать хотя бы о свадьбе, но закрывал рот сразу же, как только его открывал. И поэтому пришлось начинать Ивану Александровичу:

— Честно говоря, я сначала думал выпустить тебе кишки, потому что такому мудиле украсть моего ребенка — это просто пиздец, не находишь? Да я бы, наверное, так и сделал, если бы сразу вас нашел. Пока шерстил твоих знакомых, успокоился: случись что, Олег бы вернулся. При всем дерьме, впечатление клинического психа, который силой будет его удерживать, ты не производил.

Он замолчал, и Демьян, потерзавшись напряженным, гнетущим молчанием, решился спросить:

— Хотите убить меня?

Странно, но беспокоился он больше не за себя, хотя перспектива была вполне реальная, а за Олега, за нерожденного ребенка. Как они будут без него?

— Нет. Не хочу. После того как узнал о вашей свадьбе остыл. Мудак, каким ты всегда выглядел, не стал бы мараться штампом. Тем более, Олежа ведь и не настаивал, да?

— Да, — кивнул Дем. — Знаете, — он резко развернулся к расслабленному альфе, — я вашего сына люблю. Серьезно, действительно. Можете избить меня, забрать его — я от него не откажусь. Он мой. Не в плане собственничества, хотя и этого у меня хватает, а… как бы объяснить…

— Как будто кто-то подсмотрел все желания и сделал его. Как будто этот омега был создан специально для тебя.

— Да, — выдохнул Демьян.

Вся эта ваниль, давно уже превратившаяся для Дема в реальность, должна была произноситься Иваном Александровичем, как минимум, с насмешкой. Издевательский тон тоже подошел бы. Но он был серьезен. Молчал. Смотрел на руль и о чем-то думал. Что-то решал.

— Ладно, — выдал он наконец. — Я согласен на ваши отношения. Только несколько условий.

Демьян заранее закивал, соглашаясь на что угодно. Как щенок радовался одобрению этого человека, по которому Олег отчаянно скучал. Который, как Демьян ясно понял по рассказам и оговоркам, был совсем не свиньей и сволочью, и ненавидеть которого не получалось.

Иван Александрович искоса взглянул на него, усмехнулся и продолжил:

— Вы возвращаетесь домой. Я разменяю квартиру, будете жить отдельно, хотя и в однушке. Потом придумаем что-нибудь. — Демьян кивнул. — Олежа идет в институт, ты тоже получаешь вышку.

Последнее условие удивило, так что Демьян упустил из виду то, что к учебе Олегу возвращаться смысла нет.

— Да я в колледж к себе вернусь. Хочу тачками заниматься, зачем мне вышка?

— Только придурки и юнцы верят в то, что диплом — бумажка. Это свидетельство не каких-то знаний, а того, что ты не идиот. Пока молодой — все возьмут, а в сорок нахрен никому не нужен будешь. Хочешь с тачками возиться — возись, но сходи в Автодорожный.

Мысль была не лишена логики, так что Дем снова покивал.

— Условие последнее и самое главное: никаких детей, — он чуть помолчал и добавил: — Хотя бы пока.

Демьян не сдержал легкую улыбку. Конечно, было бы неплохо отучиться сначала, но ведь не идти из-за такой херни на аборт.

— Извините, Иван Александрович, тут ничем не помогу. Условие уже невыполнимо.

Он думал, что тесть порадуется: ведь одно дело теоретизировать, а совсем другое — знать, что твой любимый сын ждет твоего же внука. Это ведь не может не тронуть, хоть что-то должно задеть. Олежа — любимый ребенок, тут даже долго гадать не надо, все и так ясно. Одно то, что он, Демьян, сидит еще живой и здоровый и собирается переезжать в выделенную квартиру…

— Ты охренел?! — неожиданно завопил Иван Александрович и схватил его за грудки, встряхивая. — Как так? Как так?! — он стремительно побледнел, меняясь в лице.

— Вы не волнуйтесь, пожалуйста, — забормотал Дем, — с Олегом и малышом все нормально. Мы ходили к врачу…

— Какой срок? — глухо спросил Иван Александрович, падая лицом на руки на руле.

— Девять недель, — медленно проговорил Демьян.

А-тесть встрепенулся, поднял голову и быстро проговорил:

— Успеем еще. Есть тут у вас клиника, чтобы по субботам работала?

— Зачем? — мысли в голове Демьяна текли медленно, словно мозг не хотел обрабатывать полученную информацию. Специально стопорился, чтобы не понимать…

— Чтобы сделать аборт.

— Ни за что, — рявкнул Дем, подрываясь. — Вы в своем уме, вообще? — В голове не умещалось, как такое возможно — настаивать на аборте только ради сраного образования. Да их десять потом получить можно! И еще пятнадцать купить.

— Не горячись, парень, — устало вздохнул Иван Александрович. Откинулся на кресло, растер ладонями лицо. — Он ведь не сказал тебе, да?

— Не сказал что? — еще не до конца отойдя, грубо спросил Дем.

— О том, что у всех омег по роду моего покойного супруга имеется отклонение в репродуктивной системе. Они все умирают при родах, Демьян. Раньше никто толком не понимал, в чем причина, да и не изучал эту тему особо. Ну умирают и умирают, тяжелые роды, слабый организм. Только недавно были обнародованы результаты каких-то зарубежных исследований. Мы обследовали Олега. Все то же. Он этих родов не переживет.

И именно в этот момент Демьян понял истинное значение слова безысходность. Запрет на встречу с Олегом — детская игра. А сейчас его мир уверенно трещал по швам. И обломки его оглушительно грохотали в ушах.

— Поехали к Олегу, сынок.

========== Глава 4. ==========

Демьян не помнил обратной дороги. Информация в голове не укладывалась. Хотелось что-то сделать, и вместе с тем не было сил даже поднять руку.

Проснувшийся Олег выскочил в коридор, обвел взглядом бледного убитого Демьяна, серого отца и вдруг рванул мужа за себя. Загородил и рявкнул:

— Никуда мы не поедем! И не рассчитывай! Я люблю его! Какие доказательства еще нужны?

— Сынок… — тихо и неимоверно горько произнес тут Иван Александрович и распахнул объятия.

Огорошенный внезапный Олеговым взрывом, Демьян отстраненно наблюдал, как напрягается его спина, как он вздрагивает и тихонько всхлипывает. Олег почти влетел в руки отцу, сразу срываясь в горькие рыдания. А Демьяну вдруг стало тошно оттого, что муж так долго носил в себе все эти страхи, наверняка мучился, терзался. Что же это получается: для Олега их любовь только в здоровье и радости? Или он, Демьян, недостоин доверия? Не поддержка и опора? Слишком много навалилось всего, чтобы удержать лицо.

— Я полагаю, — вдруг сдержанно проговорил Иван Александрович, отстраняя Олега от себя, — что тебе нужно поговорить с мужем. Ты, как минимум, крупно задолжал ему объяснения. И он, как мне кажется, очень жаждет их услышать.

Олег моментом развернулся, взгляделся в Демьяново лицо и виновато скривился:

— Пойдем, — протянул руку.

Откровенно говоря, обида, детская, не рассуждающая, душила так сильно, что хотелось просто вылететь за дверь, хорошенько приложив ей об косяк. Но Демьян встряхнулся и взял Олега за руку. Такие вот всплески он уверенно и без долгих сожалений оставил в прошлом, с его бесшабашными загулами, пьянками и легкими на подъем омегами. Нынешний Дем, который искренне хотел стать поддержкой и опорой, должен был задвинуть взбрыки своего эго на задний план и разбираться с куда более важными вещами. И он прошел в гостиную, сел рядом с Олегом на диван и притянул его к себе. Тот вцепился в его джемпер, скомкал ткань в крепкой хватке и зачастил:

— Прости меня, Дема. Пожалуйста, прости. Это… Я не хотел быть для тебя ущербным. Надо было сказать еще тогда, чтобы не было всего этого, но я не думал… Прости… Если ты захочешь, — Олег тяжело, ощутимо сглотнул, — уйти, я пойму…

Пока он не договорился до чего-нибудь совсем уж абсурдного, не накрутил себя, Демьян прижал дернувшегося Олега к себе, утыкая в плечо, глуша все эти несусветные глупости.

— А теперь слушай меня внимательно. Еще раз услышу про ущербного или что-то в этом роде, отшлепаю. Я серьезно. Вспомню свое буйное дворовое прошлое и отшлепаю, — Олег хмыкнул ему куда-то в подмышку, видимо, не устрашившись. — Я совру тебе, если скажу, что не хочу ребенка, но ты важнее. Сейчас так много брошенных детей, сирот — возьмем одного или двух, воспитаем, как родных.