Редактировать или удалить (СИ)

- Простите меня, я не должен был… Я так разозлился, когда увидел вас. Всё это время, все два месяца, что я здесь, не воспринимались мною как действительная реальность. Будто проживаешь две жизни одновременно, одна из которых так похожа на сон. Я боялся поверить. Вы единственное связующее звено, доказательство, что я не сошёл с ума, что мой новый мир материален. И сейчас у меня такое чувство, что я готов… - невысказанное парализовало дыхательные пути, породив судорожный вдох. Том обнял себя, стараясь унять дрожь. Глаза предательски блестели, выдавая с потрохами истинное состояние их владельца. - Спасибо.

- Ты во всём ищешь подвох, такова твоя природа. Упрекаешь брата в недоверии к людям, а сам не доверяешь даже себе. Пришла пора расстаться со страхами прошлого, они больше не потревожат тебя. Дыши, мальчик, воздух не отравлен. Пусть эта ночь снимет с тебя оковы и принесёт покой.

Голос тихий, текучий, непривычно умиротворяющий, словно весь этот разговор сущий пустяк, формальность.

- То есть, скоро я забуду ту жизнь, останется только эта?

- В голосе твоём оглушительное эхо печали. Неужели это горечь потери?

- Те воспоминания часть меня. За свои двадцать лет я прожил сорок, я помню всё, что было до и тут, и там. Иногда память тасует воспоминания, как карты из разных колод, и мне становится трудно их разделить. Это сводит с ума. Но теперь всё встало на свои места, вы здесь, а значит, я не сплю, и у меня действительно получилось.

Он благодарно улыбнулся старушке и та понимающе кивнула.

- Решай.

Том колебался. Каким бы тёмным не было его старое настоящее, сквозь него всё равно иногда пробивались лучи света, и он не был уверен, что готов с ними расстаться.

- Всё равно, что умереть, - озвучил он главный свой страх.

- Или вовсе не родиться. Если идти вперёд, но постоянно оглядываться назад, можно упасть и свернуть шею.

Конечно она была права, просто потому, что не умела ошибаться, и Том понимал это, но поймал себя на трусливой мысли, что было бы гораздо проще, не предупреди она о своих намерениях отформатировать ему память.

- Так странно. Здесь у меня есть девушка, которую я, тот старый я, ещё ни разу не видел, она на практике от академии уже 3 месяца. Но при этом я помню её голос, могу отчётливо воспроизвести смех и интонации, когда она сердится или обижена. А если закрыть глаза, есть шанс уловить тонкий аромат её цветочных духов. Я знаю все её привычки, любимые фильмы и рестораны, кажется, я даже влюблён в неё. Я и сам чувствую себя иначе. Лучше, - Том рассеянно улыбнулся.- Всё изменилось. Когда я очнулся посреди аллеи местного парка с разрывающимся телефоном, я не мог понять, что произошло. Только что я упал на кровать брата в детской, а в следующее мгновение подношу мобильник к уху. Это был Билл, он громко ругался, кричал, что я говнюк, каких свет не видывал, и что он отгрызёт мне голову, если я сию секунду не являюсь в кафе. Всё вокруг было чужим, незнакомым, я сказал ему, что не знаю, где нахожусь и что-то ещё, после чего короткое молчание нарушилось бесстрастным указанием дать трубку любому прохожему. Через десять минут подъехало такси, из него выскочил Билл и долго тряс меня за плечи, пытаясь выяснить, что со мной, а ничего не добившись, позвонил… маме. Когда он позвал её, я упал на колени и бессовестно зарыдал. Всю дорогу до больницы Билл держал меня за руку, как маленького, шептал какие-то глупости, мне было неловко, но я хотел, чтобы он продолжал. Он грубо подгонял водителя, даже угрожал, он паниковал, а я, успокоившись, не мог на него насмотреться. Одетый с иголочки, с тщательно уложенной причудливой причёской длинных волос, чуть менее накачанный и гораздо более изящный в движениях, он казался близким и далёким одновременно, словно криво наложенные друг на друга копии.

Том накинул капюшон и опёрся о фонарный столб.

- Глупо, наверное, ведь вы всё знаете, но так мне легче. Круто, наконец, удостовериться, что окружающий мир не плод моего воображения. Перемен так много, что я не успеваю их подмечать, и всё же кое-что осталось неизменным. Мы с Биллом по-прежнему не в состоянии мирно сосуществовать рядом дольше нескольких минут, и если превысить этот лимит, начинается целое сюжетное шоу с не предвещающей беды завязкой, эксцентричным развитием и фееричным финалом, после которого следует недельный тотальный игнор друг друга и негласное перемирие. Всегда по одному и тому же сценарию. Никто из нас давно не воспринимает эти перепалки всерьёз, но мы не мы, если не разругаемся в пух и прах при первой же возможности. Парадоксально, но именно постоянные столкновения сближают нас, позволяют нам оставаться теми, кто мы есть – братьями. Билл может упираться сколько влезет, но я знаю, он думает точно так же. Это наш способ общения, обмена эмоциями, переживаниями, страхами. Обычных слов нам мало. Оба потом валимся без сил, но сидим и улыбаемся, как идиоты. Он научился себя контролировать, понимает, когда грядёт буря и принимает все меры безопасности - не для себя, для других. Это сложно, но он держится, потому что ничего другого ему не остаётся. Билл – борец, это его главное достоинство, на фоне которого меркнут все недостатки. Но самое важное… - Том смутился. Он не знал, как это сказать и стоит ли говорить вообще. Но раз уже начал… - Здесь между нами только родственная связь. Ни намёка. Но иногда он так на меня смотрит… Я задыхаюсь от того, как он на меня смотрит. Как будто отчаянно пытается перенести нас обратно. В такие моменты мне кажется, что он тоже помнит, а мгновение спустя всё возвращается на круги своя. Вот он, а вот я. Его очередной ехидный подкол - и мой в тон ответ, чтобы замаскировать неловкость. Или это обыкновенная паранойя, я ни в чём не уверен. Билл воплощение непредсказуемости, но она меня больше не пугает. С ним не соскучишься, и если я смирился, то мама упрямо продолжает бодаться с его сущностью. Она всегда очень бурно выражает недовольство, но Билл ни разу не повысил на неё голос, он вообще не любитель зря трепаться, его действия эффективнее любых слов, чего бы это не касалось. Однажды вечером после ссоры он спокойно ушёл из дома, а наутро мама чуть не лишилась чувств. Её розарий был уничтожен. Она плакала сначала от горя, а потом от радости, когда через несколько дней Билл вернулся, молча взял инструменты и, не обращая внимания на наши вытянутые лица, восстановил каждый куст. Конечно, мама бросила ему на шею и принялась просить прощения, заливаясь слезами. Он стоял по стойке смирно, глядя сквозь пространство, и- о, чудо! - целую минуту позволял себя обнимать. Вот так, из крайности в крайность, у них намного больше общего, чем я думал. По-другому Билл не умеет контактировать с людьми. Не может или не хочет. Журналист хренов, головная боль преподавателей, с ним уже все вешаются, а ещё три года впереди. Бедняги, я им сочувствую, попробуй обуздать такой торнадо. Он никому не подвластен, разве что… Габриэлю. Пришла беда, откуда не ждали.

- Судьба умеет быть настойчивой. В некоторых вопросах она не приемлет компромиссов.

- Об отце у нас говорить не принято. Недавно Билл собирался отыскать его, но после того, как я загремел в больницу на нервной почве, узнав о его намерениях, больше он не возвращался к этой теме. Наша новая жизнь не идеальна, и, может быть, я не совсем так её себе представлял, но в одном я уверен, сейчас всё именно так, как должно быть. И несмотря на все проблемы, будь у меня ещё одна возможность, ни на какую другую я её не поменял бы, - Том повернулся и замер в немом удивлении. Женщина улыбалась. Её лицо преобразилось словно по волшебству. - Спасибо вам. Спасибо за всё.

Он хотел обнять её от нахлынувшего чувства благодарности или хотя бы пожать руку, но в последний момент решил, что это будет лишним. К тому же неизвестно, как она может расценить такой жест. Вдруг испугается или разозлится. Тома совсем не прельщало превращаться в ящерицу или домашнего попугайчика какой-нибудь маленькой капризной девочки, а в том, что старушка могла ему это устроить, он не сомневался.