Семья герцога Литерского (СИ)

Еще в теле плещется жуткая усталость, но сон не идет. Кисиль зол на Генриха и обещает себе, что сделает все, что в его силах, чтобы отомстить.

- Поспи, - мягко предлагает Эддрик.

Когда Кисиль проснулся, то первым чувством было непонимание того, что происходит и где он находится. Впрочем, все быстро встало на свои места. Спальня Эддрика, а ныне их общая, время - глубокая ночь. За этим осознанием, словно на нитке снежный ком, появились другие. О шелковых трусах и бешеных глазах. Проклятый Генрих! Кисиль беззвучно выругался и аккуратно слез с кровати.

Теперь, кроме политических сложностей, возникли еще и семейные.

В саду удушливо пахнет какими-то цветами и от этого сразу болит голова. Кисиль очень хочет понять, какой их жизнь будет теперь, после того, что случилось. Теперь так много перемешается в один взрывоопасный коктейль. Глупо считать, что Риэль не станет винить себя за сделанное. Кисиль не знал, что происходило, но, судя по бледному лицу Эддрика и по тому, что на нем самом ни царапинки, все было ужасно. Зато он получил урок на всю жизнь о том, что мужьям изменять нельзя. Кисиль горько усмехнулся.

- Привет. Я принес тебе чай, - голос Риэля едва заметно дрожит.

- Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Кисиль, оборачиваясь.

В предрассветной темноте тяжело различить черты лица мага, и Кисиль просто протягивает руку за чашкой чая, пытаясь проанализировать свои ощущения. Больше всего граф Глиссер переживал, что появится страх. Но его нет. Все такое же восхищение перед силой, доступной супругу, и щемящая нежность. Огромный стыд и безграничное желание все исправить. Если бы можно было стереть из памяти Риэля тот момент. Но недоверие теперь поселится навсегда рядом с ними.

- Несколько ослабленным, - отзывается маг и садится рядом.

- Тебе стоило остаться в постели.

- А если бы ты не пришел?

- Куда бы я делся? – усмехается Кисиль, - Не могу же я вечно не спать.

- Совсем не пришел, - сухо поясняет маг.

Кисиль отставляет чай прямо на землю и поворачивается к супругу. Кусает несколько секунд губы, подбирая слова.

- Люблю тебя, - говорит, наконец, он. – Я многое бы отдал за то, чтобы ты никогда не получил от Генриха этот презент. Я противен себе от того, что причинил тебе эту боль.

- Ты не боишься теперь? Что я снова выйду из себя?

- Нет, - качает головой Кисиль и тянет к себе руку мага.

Едва касаясь губами, он осыпает ее поцелуями, нежно массируя кончики пальцев.

- Ты все равно пойдешь к нему?

Кисиль напряжен от того, что не может вычленить в этом разговоре главное. Он, к тому же, совершенно не знает, что сказать по поводу Генриха. Он, безусловно, не собирается больше спать с королем, но посетить его просто обязан.

- Я понял, - сухо кивает Риэль головой и встает.

- Не понял, ничего ты не понял, - Кисиль порывается за ним встать, но плотная стена воздуха и запрещающий жест от мага, становятся неоспоримой преградой. Кисиль чертыхается и пинает чашку чая.

Риэль позорно прятался ото всех в дальнем конце сада. Вряд ли кто-то вздумает искать его среди шипастых роз.

«… Он не рискует ничем абсолютно. Вернется с победой домой и, в лучших традициях доблестных воинов, притащит туда нас, как трофей. Вольет огромные деньги в свой и без того не маленький капитал. Кем станем мы в далекой и чужой Карумии? Бесплатным придатком? Бесправными мужьями, годными лишь на то, чтоб сидеть дома и ждать мужа? Как мало мы обсудили, прежде чем принять столь весомое решение. Как плохо мы знаем Кисиля. Чужой, по сути, нам человек с непонятными домыслами, преданный своей стране солдат большой войны. Он никогда не бросит ради любви свою страну и правителя, как просит сделать нас. На какое место в его приоритетах мы встанем, когда граф вернется домой и окунется в привычный для него мир? Пройдут мимо знакомые, друзья и любовники. Постучат в дверь родные. Кем мы будем там для него? Обузой, ненужным грузом, который поспешным решением он прихватил с собой? Он будет нам изменять. Какую жизнь он вел до того, как приехал в Кальрадию? Можно ли быть уверенным в нем? Смогу я закрыть глаза и, взяв его за руку, шагнуть в пропасть, в которую он позовет? Доверюсь ли я падать спиной ему на грудь? Смогу ли в спальне осознавать каждый раз, что он все время, каждый миг нашей ночи, со мной? Не буду ли испытывать страх, что сегодня, вчера и еще раньше его трогали руки другого? Вызывали сладкие стоны, заставляли тело выгибаться дугой в мучительной страсти?"

Эддрик впервые за долгое время проводил день в одиночестве. Обычно хотя бы один из супругов, а чаще оба, ухитрялись выкроить минутку-другую и побыть в его компании. А сейчас в доме воцарилась гнетущая тишина. Причем, герцог совершенно не мог понять причины – оба супруга чувствовали себя виноватыми, оба были готовы извиниться, но, видимо, этого было недостаточно. Говорить с ним о проблемах они отказывались. И это сердило. Это выматывало.

Он дал им время до ужина, заняв себя делами так, чтобы не думать о происходящем. Но, проведя трапезу в одиночестве, принял решение воспользоваться своим правом Старшего мужа. Впервые в этом доме раздался приказ для младших супругов явиться в кабинет к мужу.

Кисиль вошел, устало кивнул и уселся в кресло. Он выглядел так, как, наверное, вел себя на переговорах с равными себе дворянами на родине, в Карумии. Он выглядел сейчас представителем богатого рода, а не младшим мужем иностранного герцога.

Риэль, собранный и слегка удивленный, сидел рядом с графом.

- Мне кажется, стоит решить некоторые возникшие разногласия, - вежливо улыбнулся им Эддрик.

Молчание дало ему понять, что и дальше никто из них не собирается предпринимать шагов для разрешения ситуации.

- Что ж, начнем по старшинству. Риэль?

- Я сильно сожалею о содеянном. Знаю, что до конца жизни буду это помнить и винить себя в случившемся. Но больше всего меня страшит то, что такое может произойти вновь. Тем более, что Кисиль сам подтвердил, что не откажется от встреч с королем.