Я учился жить... (СИ)

У Стаса была такая примечательная особенность, с которой Макар очень близко познакомился за последний месяц и которая приводила его в растерянность: Стас не умел говорить о том, что у него творилось на душе. Он был замечательно красноречивым, когда речь шла об ответах на семинарах, рефератах, докладах и просто репликах с места, остроумным, когда обсуждались дела студенческие, но достаточно спросить его, что он чувствует, чтобы получить в ответ неуверенно разведенные руки, большие глаза и резкое: «Что ты лезешь, придурок?!». Не умел Стасинька заниматься самокопанием, не умел. Еще менее он был в состоянии навесить ярлык на ту бурю, которая могла бушевать у него внутри, не был способен сказать, что за чувство он испытывает при взгляде на… при осязании… при обонянии… И тем менее он был способен объяснить, что влекло его к Илье. Макар, который живо сортировал любые эмоции по классам, с точностью до процента мог сказать, что за чувства вызывает у него преподаватель иностранного, сначала считал Стаса тугодумом, потом «эмоциональным дальтоником» (он очень гордился этим определением, пока Илья не рявкнул злобно, что он придурок и лучше бы за своим блудливым хером следил, чем за другими людьми подглядывал; Макара эта внезапная злость отрезвила, а еще заставила присмотреться – Илье очень не нравилось, когда о Ясинском говорили плохо, хотя он сам его поносил будь здоров). А потом Макар подумал, что ярлыки хороши для тех, кто по ним живет. А Стас просто живет. И даже история с Макаром приобретала совсем другой коленкор. Стас год боролся с тем, что его тянет к парню, пытался наказать и себя и объект внимания, а не сдержавшись однажды, принял это как данность и успокоился. А на требование Макара объяснить, чего Стас вспылил, он наконец буркнул: «Мог бы и сказать, а то втихаря и за спиной все делал». Макар снова не сдержался и вцепился в него с требованием объяснить, что ему от Ильи надо. В ответ он получил гневное: «Да отстань ты, клещ!» - и взгляд человека, принявшего судьбоносное решение и готового сражаться за него до конца. «Ты бы тогда хотя бы для приличия поинтересовался, чего он тебя вышвыривает», - буркнул Макар, понимая, что в случае со Стасом и Ильей здравый смысл бессилен.

Отношение Ильи к Ясинскому тоже оставалось загадкой для Макара. Этот бегемот с ревнивым вниманием выслушивал все, что Макар как бы мимоходом докладывал о Стасе; он жутко бесился, когда Макар рассказывал об очередной первокурснице, которая уронила книги прямо перед носом Ясинского с самыми что ни на есть коварными намерениями, и торжествующе, пусть и очень скупо, ухмылялся, когда Макар живо описывал, какую обиженную мордаху она сложила ему вслед, когда Стас задравши нос прошел мимо, упорно ее игнорируя. Макар мог рассказывать о фотосессиях разной степени откровенности, даже портфолио Стаса притаскивал, и Илья не сдерживал довольной ухмылки; а на отчеты о том, с каким упоением Стас делился впечатлениями о работе Оскара, реагировал исключительно болезненно – ревниво, подумав, решил Макар. Но как только он цеплялся к Илье с требованием объяснить, что он за собака на сене такая, Илья тут же огрызался, чтобы Макар заткнулся и оставил его в покое. До чего странный народ эти люди!

Пятница должна была завершиться походом Макара и Стаса в клуб, в котором обещали какую-то сильно современную программу. «Тот случай, когда эпитет «концептуальный» есть явное ругательство», - тут же решил Макар, но потерпеть два часа концептуальности во имя халявной контрамарки согласился. Глеб, снова задержавшийся на работе, скользнул взглядом по фигуре Макара, выскочившего его встречать и облаченного в свои выходные джинсы и клубную рубашку, покосился на выходные кеды, стоявшие наготове, и вежливо поинтересовался, посетил ли Макар какое-то мероприятие или только собирается.

- Ага, - бодро отозвался Макар. – Ясинский пообещался поделиться контрамаркой на какого-то современного перца в клубе.

- Ясинский? – меланхолично повторил Глеб, ослабляя галстук. – Вечер обещает быть интересным?

Макар почувствовал, что у него загорелись уши. Он забормотал, что они просто идут вместе и ничего такого; Глеб кивнул.

- Конечно. Я могу рассчитывать на ужин? – вежливо перебил он Макара и поднял на него глаза. Макар пробурчал что-то невнятно-утвердительное и встревоженно уставился на него.

- Сильно устал? – он сделал шаг навстречу, но поостерегся приближаться еще.

Глеб улыбнулся в ответ – вежливо, тренированно и не вымученно, как ожидал Макар.

- Сегодня пятница, а значит, я отдохну, - немного легкомысленно отозвался он. – Я переоденусь пока.

- Угу, - механически ответил Макар, сосредоточенно пятясь на кухню.

Глеб слушал отчет Макара о прошедшем дне и об очередной неудаче при попытке устроиться в дизайнерское бюро, вяло и односложно отвечал на его вопросы и без особого энтузиазма ковырялся в тарелке. Кофе он принял с благодарностью. Макар, глядевший на него пристрастным взглядом, пытался определить, недоволен ли Глеб, что он идет в клуб (!) в пятницу вечером (!!) с Ясинским (!!!), или он просто устал на работе. И вопрос этот интересовал Макара все сильней. Вроде как и линии прорезали лицо особо глубоко, и веки выглядели свинцовыми, и уголки губ упорно стремились вниз. Но вдруг, вдруг он недоволен тем, что Макар снова упоминает Ясинского?! Наконец он не сдержался и прямо в лоб спросил Глеба. Тот с усилием оторвался от чашки и отстраненно посмотрел на него.

- А я должен быть недоволен? – в его голосе зазвучала мягкая и восхитительно искренняя ирония.

- Нет? – Макар против воли заулыбался. – Ну вдруг… – вырвалось у него, прежде чем он успел прикусить язык. Глеб усмехнулся.

- Это твое свободное время, Макар, и твои друзья. Так что хорошо проведи время, - Глеб допил кофе. – Сделаешь еще?

- Конечно! – радостно откликнулся Макар и вскочил. Глеб посмотрел ему в спину. Уловки Макара не проходили незамеченными, как и его яростное желание восстановить статус-кво. Глеба развлекала и неловкость Макара, когда он пытался как можно реже упоминать Стаса Ясинского, хотя это и было трудно – судя по всему, они крепко сдружились. Глеб усмехнулся.

Эту задумчивую и немного кривоватую улыбку и глаза, опущенные на стол, и увидел Макар, поворачиваясь к нему.

- Если хочешь, я могу не идти в клуб, а побыть с тобой, - осторожно предложил он, опускаясь на стул напротив. Глеб поднял на него глаза, в которых можно было без особого труда прочитать легкую заинтересованность и признательность.

- Все в порядке, Макар. Ты честно заслужил отдых. – Он потянулся и похлопал его по руке. – А я старый чайник, мой удел кресло-качалка у камина, носки из собачьей шерсти, клетчатый плед на коленях и стакан теплого молока.

- Ну вот еще! – возмутился Макар. – Что ты на себя наговариваешь? Ты еще полмира захватить можешь!

Глеб засмеялся.

- Восхитительная уверенность в моих агрессорских способностях! Оно мне надо?

Макар дернул плечами и продолжил сидеть, самодовольно улыбаясь.

- Ладно, позвольте откланяться. – Глеб встал. – Хорошо вам повеселиться.

- Ты же завтра не в полшестого вздираться собираешься? – подозрительно спросил Макар, поднимаясь следом. – А то тебе и такое в голову придет.

- Нет. В семь самое раннее. Можно? – иронично поинтересовался Глеб. – Спокойной ночи.

- Спокойной, - глухо отозвался Макар. Дождавшись, пока хлопнет дверь в спальню, он помялся еще немного, взялся убирать на кухне и вздрогнул от неожиданности – зазвонил телефон. Стас тягучим голосом поинтересовался, где Макарушку черти изволят таскать. Макар огрызнулся, что он сам дурак, составляя посуду в мойку, и сказал, что через пять минут будет на месте. Ясинский отключился. Макар раздраженно посмотрел на старенький, обшарпанный телефон, после использования которого по назначению непроизвольно вспоминались Фаина Раневская, Любочка Орлова и жестяное ведро. «Надо новый купить», - в который раз подумал Макар и рванул в прихожую натягивать кеды.

Ясинский стоял у фонарного столба и оглядывал улицу.