Во что поверит сердце (СИ)

Ранс, отбросив колючку, вспорол когтем запястье и понемногу стал вливать в рот нагайны собственную кровь. Учитель, постоянно имея дело с ядами, уже очень давно начал принимать яд в минимальных дозах, приучая себя к нему, и теперь только и мог надеяться, что это поможет нагайне.

С лица нагайны постепенно сходила мертвенная бледность, глаза медленно принимали осмысленное выражение.

- Яйцо... – прохрипела она.

- Что? Яйцо...

- Украли... они не могли войти в дом... там Тени... выманили меня, заставили... – нагайна хрипела через силу.

- Кто? – дернулся Учитель.

- Не знаю...

- Я знаю!

Ранс поднял голову, возле них, вытирая глаза передником, стояла няня Ташера, Бетти.

- Это не по-божески - дитё с матерью разлучать! Только я ничего сделать не могла, их четверо было... но я знаю, кто это. Позавчера в деревне остановился купеческий караван с гор и четверо с ним не ушли, в трактире остались, а сегодня они сюда пришли... - Бетти громко высморкалась в платочек, - я слышала, они что-то говорили про собственного оракула и заброшенную башню в лесу. Может, они туда ушли?

- Ты знаешь, где она? – спросил Ранс.

- Да. Я покажу.

- Сейчас, только наги домой отведу.

- Нет, - прохрипела нагайна, - я с вами. Ребенок вот-вот должен вылупиться. Я не говорила, думала, что если он появится дома, это не будет играть роли...

- Что?

- Ранс... Побочным действием накачивания яйца магией является то, что ребенок полюбит первое существо, которое увидит при рождении. Если бы это была его мать, то проблем бы не возникло, дети мать и так любят, но если ребенок родится и увидит своих похитителей... Как мы их убьем потом? Он возненавидит нас, - вздохнула нагайна.

- Значит, мы должны успеть раньше, - прорычал Учитель сквозь стиснутые зубы.

- Идем, - нагайна приподнялась, опираясь на руки.

- Наги... – Учитель смотрел на нее, и сердце сжималось от боли.

- Ты впереди, ты быстрее, с четырьмя людьми ты справишься, я догоню, я смогу, я по запаху найду... иди быстрее и помни, первым, кого увидит наш ребенок, должен быть ты или я... беги...

Учитель встал на ноги.

- Куда, Бетти? – и после объяснения исчез в направлении ее вытянутой руки.

Нагайна медленно, но верно ползла по следам на запах, пока в просветах между деревьями не увидела полуразрушенную башню. Откуда-то слева раздавались звуки борьбы, но нагайну вел запах. Яйцо. Только это имело сейчас смысл, только этот инстинкт вел ее сейчас. Туда, в развалины башни.

Нагайна вползла под тень обвалившихся стен, справа разрушенные ступени уводили вниз, и она, принюхиваясь, осторожно заскользила в темноту провала. Яйцо было близко, почти рядом, и кровью здесь не пахло, надежда, зародившаяся в душе, пела птицей.

Тихо, медленно, боясь сорваться со скользких ступеней, нага продвигалась вперед. Становилось все темнее и только впереди у открытой двери виден был свет факела.

Доползая донизу, нагайна втянула воздух и поняла, что ребенок уже родился и родился не только что. Детский запах уже притуплялся, становясь все слабее. Она притихла, медленно и осторожно выглядывая из-за угла.

Первое, что нагайна увидела, была маленькая фигурка человека до пояса укрытая в золото длинных волос, единственное, что можно было различить – это маленькую розовеющую попку и две длинные стройные ножки. Фигурка стояла напротив большого металлического щита и с удивлением разглядывала себя.

- Чшшеловек? – не выдержав, прошипела нагайна.

Ребенок, подпрыгнув от испуга, развернулся почти в полете.

- Мальчик? – нагайна в изумлении придвинулась ближе.

Сын. Сын, она это чувствовала по запаху, ее сын, но человек.

Перед ней стояло само совершенство. Нираахам с их неземной красотой можно было только посочувствовать, на земле появилось создание прекраснее них. Тоненький в кости, как все наги, но не обладающий их тяжелым хвостом, мальчик был словно дорогая, изящная статуэтка, воплощающая грезы о совершенстве. Изящные черты лица, кошачий разрез больших золотистых глаз, пухлые, чуть отливающие бронзой губки, все это нагайна увидела почти за мгновение до того, как в закрытом подвале поднялся ветер.

Малыш, увидев приближающуюся к нему змею, в страхе вдруг зашипел, из приоткрытого рта на верхней челюсти показались немаленькие ядовитые клыки, зрачки глаз вытянулись и стали узкими, а за спиной распахнулись золотом кожистые крылья. Ветер, растрепав золото волос, вдруг, подкинув их вверх, переплел во множество косичек, которые не упали вниз под своей тяжестью, а через миг прямо на глазах обзавелись змеиными головами. Тридцать или около того золотых змеек ощерились на нагайну и, не доставая ее, пытались плеваться ядом.

- Горгон! – умилилась нагайна. - Мальчик мой! Сынок! Какой же ты красивый! Золотко моё единственное. Любимый мой.

Нагайна задыхалась от восторга, горгоны, она читала о них только в хрониках, но уже очень давно считалось, что их больше нет. И вот теперь это чудо.

- Красавец мой!

- Ты, правда, считаешь меня красивым? – вдруг успокаиваясь, спросил малыш.

- Правда, золотко!

- Хм... я чувствую, что ты не врешь... а то вот тот назвал меня уродом, - малыш махнул рукой куда-то за спину.

Нагайна отклонилась посмотреть и увидела у стены труп мужчины.

- Золотко, а кого ты увидел первым, когда родился? Кто тут был? – спросила нагайна, не понимая уже ничего.

- Здесь никого не было... – озадаченно произнес мальчик, змейки с его волос исчезли, когда он успокоился, косички расплелись, - а потом пришел этот, - малыш опять махнул рукой, - и помешал мне любоваться своим отражением, да еще почему-то сказал, что я монстр... Но я ведь красивый?

- Ты самое красивое создание, которое я когда-либо видела, - произнесла нагайна, не покривив душой, - и я рада, что я твоя мама.

- Ты? Мама? – ребенок изучающе смотрел на нагайну, а та под его взглядом почему-то начала нервничать, - и ты не врешь, я чувствую, - малыш задумался. – Ладно. Я разрешаю тебе меня любить, - произнес он, - и поцеловать, только волосы не путай, они красиво легли.

- Золотко... – умилилась нагайна, - какой же ты эгоист.

Нагайна уже протягивала руки к сыну, когда в подвал ворвался Ранс.

- Наги, а где... – и замер, увидев малыша, - ничего себе... – в изумлении протянул он.