Лисы (ЛП)

– Там никому не место, Данни. – Мики словно больно от этих слов.

– Я не могу сражаться с твоими акулами.

– И не надо… Черт, Данни, мне просто нужен ты… один ты…

Глава 57

На самом деле никто понятия не имеет, что делает, – просто у некоторых получается притворяться лучше других

Мне надо правдоподобнее притворяться, будто я знаю, что делаю. А не просто притворяться в общем смысле этого слова – с таким притворством никаких проблем нет, это я натренировался делать блестяще. Оказалось, что все, от чего я бежал – все, что, как я убеждал себя, не имеет значения, – на самом деле достаточно важно. Я должен перестать притворяться, что от действий меня останавливает мой внешний вид. Я должен признаться себе, что причина в другом: я боюсь, что того, кто я есть, недостаточно, что мне, в отличие от всех остальных, нечего предложить.

Как бы мне того ни хотелось, я знаю, что мне не справиться в одиночку.

Вот, чем заняты мои мысли, пока я сижу на скамейке около ресторана Дианы. Но притворяться, что я смогу вечно сидеть тут и думать, нельзя.

Уже позднее утро, и в ресторане появляются первые посетители. Когда я переступаю порог, Лейла – девушка, которая иногда подрабатывает здесь официанткой – говорит мне, что Диана на кухне и приглашает пройти.

Диана отрывает взгляд от сковороды, где она что-то помешивает, однако, пока я подпираю стойку и смотрю на свои ботинки, не произносит ни слова.

– То, что ты давным-давно должна была сделать… что ты имела в виду? – спрашиваю я спустя какое-то время.

– Помочь тебе, – просто отвечает она. Она не обязана идти мне навстречу. Вчера я повел себя грубо. Я благодарно ей улыбаюсь.

– Несмотря на все? – спрашиваю тихо.

– Несмотря на все, – кивает она.

Я смотрю, как она берет с полки над головой несколько пакетиков специй и бросает по щепотке в сковороду, где они начинают шипеть, наполняя комнату ароматом костров и осенних листьев.

Я читаю надписи на этикетках: корица, мускатный орех, чили.

– Когда тебе надо вернуться в больницу к Мики?

– Позже. – Выходит уклончиво, хотя я не хотел.

Мики и Бенджамину нужно поговорить, и времени у них мало – сегодня вечером Бенджамин должен был выступать вместе с оркестром, и хотя он сказал нескольким людям, что уезжает по неотложному семейному делу, они начнут задавать об этом вопросы. Я знаю, Мики хотел, чтобы я остался, но мое присутствие не помогло бы им разобраться с теми вещами, с которыми им надо разобраться между собой. Мне и самому надо с собой разобраться. У меня в кармане лежит Микин сотовый – Бенджамин обещал в случае чего сразу же позвонить.

– Вот, помешивай. – Диана вручает мне ложку и жестом показывает, чтобы я занял ее место возле плиты. – Мне надо сделать пару телефонных звонков.

***

Все утро Диана поручает мне небольшие задания: помешивать что-нибудь, резать овощи, мыть посуду. В какой-то момент даже подходит Лейла с сотовым своего бойфренда и спрашивает, не могу ли я починить экран. Я киваю, но говорю ей, что у меня нет с собой ни инструментов, ни запчастей. Если она достанет экран на замену, я, наверное, смогу его починить.

Это напоминает мне о необходимости сходить сегодня в бассейн. Там ведь и все Микины вещи. Я знаю, некоторые из них важны для него.

Когда после обеденной суеты в ресторане становится тихо, Диана говорит, что меня хотят видеть. Потом вручает мне две тарелки с жареной курицей и просит отнести их столику номер 12 возле окна. Мой пульс ускоряется. Я знаю, что утром Диана звонила в соцслужбу. Общаясь с ними по телефону, она задавала мне много вопросов, вроде, знаю ли я свой последний нормальный адрес… какую школу я посещал… когда я родился. Так что я делаю вывод, что посетителями окажутся соцработники – судя по двум тарелкам, их двое. Настраиваясь на разговор с ними, я заставляю себя представить Мики, то, как я нашел его вчера утром, напомнить себе, с какой целью я все это делаю. Но когда я выхожу в зал, то неожиданно для себя вижу за столиком мальчика сильно младше меня, который смотрит в окно.

Я ставлю тарелку с курицей перед ним и смотрю на вторую до тех пор, пока не понимаю, что она, очевидно, предназначается мне. Когда я снова поднимаю глаза, мальчик поворачивается. Его улыбка прекрасна.

– Привет, – говорит Дитрих.

Поставив и свою тарелку на стол, я машу ему, слишком шокированный, чтобы заговорить. Он выглядит по-другому. Счастливым.

Я сажусь. Он одет в теплые и удобные вещи, пахнет свежестью и чистотой.

– Диана готовит лучше всех. – Он подбирает кусочек курицы и откусывает немного.

– Ты говоришь по-английски, – говорю я.

– Учусь. Тяжело. Мне помогают.

Он опять улыбается – ослепительно-ярко, – а я вспоминаю, как он дрожал под дождем и сжимал мою руку. Кажется, будто это было давным-давно, но на самом деле прошли считанные недели. В моем сердце при виде него появляется легкость – неожиданная для меня самого.

– Теперь я благодарю тебя на английском.

– Не надо. – Я утыкаюсь взглядом в тарелку.

– Надо. Ты спас мне жизнь. Спасибо, Данни.

Смущенный, я трясу головой.

– Я принес тебе кое-что. – Через стол он протягивает мне конверт. – Я приходил сюда каждые несколько дней, надеялся увидеть тебя. Я хочу рассказать тебе о месте, в котором живу. Там хорошо. Хорошие люди. Диана звонила сегодня, говорила с Джоном и Диллоном. Они передали тебе письмо.

Озадаченно хмурясь, я беру конверт в руки.

– У тебя новая стрижка. Короткая. Выглядит хорошо.

Краем глаза я замечаю, что Дитрих смотрит на меня так, как иногда глядит на меня Мики. Фиксирую взгляд на петельках надписи на конверте.

– Я сказал что-то не то? – спрашивает он через минуту.

До меня доходит, что я, очевидно, выдал лицом свой внутренний дискомфорт.

– Нет, – отвечаю я, покачав головой. – Я рад, что у тебя все наладилось. – Улыбаясь, я поднимаю глаза.

Следующие полчаса я держу конверт на коленях и слушаю, как он, поглощая курицу, рассказывает, насколько у него все более, чем хорошо. Еще он время от времени задает мне вопросы, но что сказать, я не знаю. Если честно, его горячая благодарность – словно луч слишком яркого света, и из-за нее меня охватывает невероятная робость.

Я читаю письмо лишь после того, как Дитрих уходит. А потом долго сижу за столом и думаю о том, что там написано. Подходит Диана и спрашивает, в порядке ли я.

Я в порядке. Но мне надо сделать еще кое-что.

***

Когда я звоню в домофон, у Донны не отвечают. Уходя от подъезда, я отправляю ей сообщение с вопросом, будет ли она свободна через час или два. Потом сворачиваю на другую дорогу. Я и не думал, что когда-нибудь пройду по ней еще раз.

При свете жилище Дитера выглядит точно так, как я себе представлял, – немного хуже, чем ночью. Дитера нет. Пьяная девушка с красивыми глазами говорит, что днем он теперь ходит работать в приют. В тот самый приют, где я бывал с Дашиэлем и куда один раз водил за пальто Мики.

Несколько недель назад я думал, что никогда больше не захочу увидеться с Дитером, но после встречи с Дитрихом мне почему-то захотелось узнать, все ли у него хорошо, и потому я устремляюсь в приют.

Дитер стоит за стойкой, подает в общей комнате чай и кофе. Он выглядит по-другому. Может, потому что на нем свободные футболка и джинсы. До сих пор я видел его только на шпильках и в обтягивающей одежде. Его волосы собраны в низкий хвостик и перевязаны блестящей резинкой – его настоящие волосы, не парик. Он то и дело смахивает выбившиеся пряди с лица.

Я не знаю, что делать, поэтому несколько минут просто болтаюсь около двери, украдкой поглядывая на Дитера и наблюдая за тем, как он помогает болезненному на вид парню пересчитать его деньги и как он старается слушать, что именно говорят ему люди.