Твой силуэт как иллюзия (СИ)

Олег с улыбкой смотрел на Женьку. Что было бы, если бы не было её? Ничего. Пустота. Вакуум.

За их спинами был долгий и трудный путь: горечь ошибок, боль расставания, радость воссоединения — каждой минутой они проживали целую жизнь. От ненависти до любви — эта история стара как мир. На пепелище Ненависти скользкой змеёй вползла Похоть, животная, раздирающая изнутри, ломающая рёбра, терзающая… А потом порывом Страсти Похоть была сметена. Любовь не стала соперницей Страсти. В их истории Любовь и Страсть — сиамские близнецы..

И из углей можно разжечь пламя. Они смогли. Запалили такой костёр, что едва сами не сгорели в нём. И всё-таки им удалось приручить его.

Их жизнь совсем не похожа на сказку. Она не Ассоль, верящая в чудо и ждущая его на берегу моря, а он не капитан Грэй, стремящийся к ней под алыми парусами. Просто так получилось.

Две половинки одного целого? Нет, два целых, стремящихся друг к другу.

— Лежа, а если я истерить буду, ты потерпишь? — Женька раскинулась на кровати в позе морской звезды.

— Можно подумать, это будет чем-то новым…

— А если мне захочется съесть чего-нибудь необычного?

— Ты и так вечно всякую хрень в рот тянешь.

— Ммм…

— Расслабься, твоей фантазии не хватит, чтобы предугадать собственные действия и желания. Это ж ты, Жек…

— Но ты всё равно со мной.

— Без вариантов.

— Знаешь, что-то мне помидорок солёненьких хочется…

— Будут.

— И рыбки жареной.

— Хорошо.

— И цезаря тёпленького с курочкой.

— Ладно.

— И икры красной.

— Блядь.

========== Глава 34 ==========

не бечено

Я трахаю тебя, ты трахаешь мой мозг, он отключается, и я снова трахаю тебя — замкнутый круг. Именно так можно было охарактеризовать их отношения. Слава по-настоящему устал от этого. Он же не нянька, в конце концов! Откровенно говоря, она и в жизни совершенно обычная, и в постели не фонтан. Так кто назовёт ему хотя бы одну малюсенькую, но достойную причину, по которой он должен терпеть её выходки?

Алеся в очередной раз притащилась за ним и сцепилась в словесной перепалке с девушкой, рот которой Бессонову весь вечер покоя не давал. Уж он-то знал, как этот рот использовать… И не приход Антоновой, а прямой взгляд Мишки опускал настроение до отметки минус. Моралист чёртов, защитник сирых и убогих! Будь на месте Алеси кто другой, Громов и бровью бы не повёл — сам не лучше. Но сейчас в его взгляде читалось: «Не поступай так с сестрой нашего друга». Раздражает.

— Прекрати, — Слава посмотрел на Антонову.

— А что я делаю? — она отвернулась от девушки, в адрес которой отпускала колкости.

— Ищешь повод уйти? Так тебя никто не держит.

— Слав, не надо, — Громов уже знал, что будет дальше.

— Вставай! — Бессонов поднялся, игнорируя друга. — Воздухом подышим.

— Не ходи, — Миша схватил за руку двинувшуюся за Славой Алесю. — Тебе будет больно.

— Мне и сейчас больно, — она криво усмехнулась и вырвала свою руку из его.

Ей правда больно. Так больно, что выть хочется. Жизнь превратилась в какие-то размытые пятна-встречи. Она ничего вокруг не замечает, дыша лишь этими короткими встречами. Бегает за ним, как… В кого она превратилась? Видеть его с другими — ад. Знать, что он не принадлежит ей — ад. Любить его — ад. Вся её жизнь стала адом.

Она вышла за ним на улицу и сразу поёжилась от порыва холодного ветра. Тонкую рубашку трепало на ней какой-то тряпкой.

Бессонов закурил, не глядя на неё. Как бы она ни достала его, унижать женщин на глазах у других он не привык. Мерзко это.

— Алесь, заканчивай с этим, — он выпустил клуб дыма.

— А если не могу? — Изображать из себя непонимающую дуру она не собиралась.

— Такая искренняя… На грани тупости, — он покачал головой.

Ведро помоев на гордость? Плевать.

— Обожаю твою рожу — вылитая сволочь. Настоящая, породистая.

Даже без прикосновений, от простого взгляда, брошенного на него, её язык пощипывало от удовольствия. Всю душу об него ободрала… Он не просто открыл дверь в её сердце — с ноги вышиб. Нельзя влюбляться в таких… А в каких можно? Кто ответит? Никто. Потому что в любви не бывает хорошего или плохого варианта — он один.

— Я не шучу, Алесь. Завязывай.

— Что же я такого делаю, что тебя это так злит? — Антонова тоже закурила.

— Сама не понимаешь?

— Представь себе, не понимаю!

— Оказывается, секс тоже можно опошлить.

— Как?

— Выдуманной любовью.

— Я же действительно люблю тебя!

— Ты со мной кончаешь.

По ушам ударил хруст ломающихся позвонков надежды.

До боли обидно. До спазмов в горле. Или это никотин так раздирает гортань? А глаза жжёт вовсе не от подступающих слёз — просто ветер…

Нужно держаться. Нужно.

— Только без драм, ладно? — Слава бросил окурок под ноги и раздавил его. Точно так он и её раздавил. Как что-то незначительное и ненужное. Что-то, что не стоит его внимания.

Он ушёл, оставив её одну. Пусто. Недокуренная сигарета выпала из разжавшихся пальцев.

— Глупая. — На плечо опустилась чужая рука. — Я ведь просил… Надень. — Пальто почти не грело. Или это душа так замёрзла, что не отогреть?

— Громов, мне холодно.

Миша обнял девушку, крепко прижимая к себе. Всё, что он мог, так это увезти её отсюда, подальше от всеобщего веселья, которое лишь добьёт её. Бессонов, столкнувшись с ним на входе и коротко взглянув на пальто и сумку Алеси в его руках, ничего не сказал, хмыкнул только и прошёл мимо. Ему не понять. Лишь раз за всю жизнь Славу тронули чужие чувства. Лишь раз, когда он не смог стоять в стороне и вмешался. Может, потому что это были Женя с Олегом? Кто его знает…

Громов не осуждал друга, потому что сам был не лучше него. Сколько девушек так же, как сейчас Алеся, дрожали на ветру, едва сдерживая слёзы, из-за них? Не счесть. Просто это была она… Так получилось. И терзало Мишку то, что не без его участия всё закрутилось: это он, идиот, решил побыть грёбаным рыцарем… Сестра лучшего друга. Скажет ли ему спасибо лучший друг? Не вмешайся он тогда, сейчас не мучила бы совесть. Совесть… А ведь она у него есть.

Антонова куталась в пальто. Её трясло. Холод не отступал. Жуткий холод. Обжигающий. Она попросила таксиста включить печку. Он молча выполнил её просьбу. Мишка расстегнул куртку от духоты. А её пробирал озноб.

В её пустой квартире стало ещё хуже. Она, не снимая пальто, набросила на себя тёплое одеяло, с головой спрятавшись в него.

— Лесь? — Громов сидел возле неё на диване.

— Холодно. — Зубы стучали, громко клацая.

— Выпьешь?

— Да. На кухне, — она едва ворочала языком.

Миша нашёл бутылку виски. Кажется, он сам её здесь и оставил в прошлый раз. Он уже успокаивал Алесю в этой самой квартире. Всё повторяется… Но обойдётся ли, как обошлось тогда?

Девочки любят пострадать временами. Девочки изводят себя и накручивают, если ОН вдруг не звонит или не отвечает на звонок. Девочки ждут чего-то необыкновенного. Им мало того, что у них есть.

А если ждать нечего изначально? Если с самого начала всё предрешено? Нет ничего, чтобы хотеть большего. НИ-ЧЕ-ГО.

Антонова вцепилась в бутылку, протянутую Громовым, как в спасательный круг. Зубы клацнули по горлышку.

— Эй! — он попытался остановить её, но одёрнул руку. Какие, к чёрту бокалы?

— Прости, — Миша отвёл взгляд.

— Дурак, — выдохнула она и снова прижала к губам горлышко бутылки. Она понимала, за что он извиняется, но не считала, что он виноват в чём-то. Он её под своего друга не подкладывал, влюбляться не заставлял и боли ей не причинял. Да и Слава ни в чём не виноват. Сердцу не прикажешь. Она сама, сопливая девчонка, втрескалась во взрослого мужчину. Как же он был прав, когда советовал ей не прыгать в первую подвернувшуюся шлюпку. Овца! Но она была даже благодарна ему. Именно Бессонов заставил её одуматься и понять, что её чувства к брату, казавшиеся любовью, — ерунда. Теперь она знала, что такое любовь. Увы. А в книгах и фильмах всё красиво. Даже если в них много боли и страданий, в конце всё равно все до отупения счастливы. Хэппи-энда не будет… Хэппи-энды придумали для счастливчиков, забыв, что в реальной жизни куда больше неудачников.