Event Reborn (СИ)

Со временем пустота в душе перестала быть такой черной и, как ни странно, все стало налаживаться.

Симона хорошо себя зарекомендовала на новой работе и получила солидное повышение. Они выбросили на свалку старую машину и купили новую. Том, разумеется, делал успехи в институте своей мечты — как Симона и хотела и, так уж получилось, постепенно, понемногу ему все же удавалось сбросить с плеч груз прошлого. Тогда будущее показалось гораздо привлекательнее, совсем не таким мрачным. Том полностью погрузился в учебу и направил все свои силы на изучение человеческого разума. Детская мечта стать экологом, как его отец, отошла на второй план после того, как он понял, что действительно важно для него. Ему очень сильно хотелось раскрыть секрет его пропавшего времени и потому он решил изучать психиатрию. И он решил, что если уж менять свою жизнь кардинально, то во всем — включая и профессию, о которой он не думал до момента, пока ему в руки не попалась листовка с рекламой факультета. И он подумал про себя —, а почему нет? Ведь он сможет тогда понять себя. Он был одаренным студентом и не сомневался, что одолеет любую область, даже если ею будет психиатрия.

А еще Том понял одну вещь, в которой боялся признаться даже себе — его отъезд из Эверетта все же оказался разумным решением, по крайней мере, так он решил в течение нескольких последующих лет, потому что новая жизнь и новые возможности поглотили его с головой, и года три спустя он действительно стал благодарен Симоне за то, что она настояла на своем. Том продолжал писать, рассказывая историю своей жизни в дневниках, и все чаще смотрел в будущее. Это не значило, что прошлое оставило его совсем, но оно, по крайней мере, больше не тяготило его.

С отъездом Том и сам очень сильно изменился. Ему стало интересно общаться с новыми знакомыми, его круг общения заметно расширился и это радовало, хотя он не пытался заменить старых друзей кем-то еще и особенно никогда не искал никого на место Билла. У него, конечно, появилась пара неплохих приятелей, но лучшим другом по прежнему оставался тот, единственный, который писал по несколько писем в день, а иногда не ленился отправлять посылки и обычной почтой.

Жизнь была занятой, у них обоих. Со временем переписка становилась все короче и короче, друзья пропадали, каждый в своей новой жизни. Насколько Том знал Билл все же пошел по стопам отца и начал учиться на механика. Том пожелал ему очень большой удачи, сожалея о том, что не мог ничем помочь. Теперь он был слишком далеко, чтобы заботиться о лучшем друге.

На этом моменте Том понял одну простую вещь — он не мог изменить события лишь силой своей воли, как бы ему ни хотелось.

Иногда Билл присылал свои фотографии, и Том распечатывал их, приклеивая к дневнику — там его чувства все еще жили, на исписанных страницах, которые он посвящал когда-то только им двоим. Это был тот островок памяти, который никогда не собирался меняться, в глубине души Том отдавал себе отчет, что Билл был его первой большой влюбленностью, каким бы странным и диким это ни казалось. Он помнил об этом всегда.

На то место, которое было отведено в сердце темноволосому парню со светлой улыбкой, никто не мог претендовать. Первые два года Том даже не смотрел ни в чью сторону, только сидел и выводил аккуратно в своем дневнике лишь его — одно единственное имя из четырех букв, пытаясь представить, что бы в той или иной ситуации сказал его лучший друг, что бы он сделал, как бы посмотрел, если бы был рядом. Том пытался представить его улыбку. И все равно скучал.

Лишь со временем он смог пересилить себя и позволить себе редкие встречи с девчонками если бывало настроение. Его не тянуло на парней, Билл был колоссальным исключением из его правила и той самой большой страстью о которой Том никому не говорил.

Он пытался просто жить и не оглядываться назад, хотя в душе надежда на то, что он увидит Билла, не угасала никогда.

Так прошли годы. Том и сам не заметил, как подкрался его выпускной год в институте, тот самый, когда он оказался на пороге одного важного открытия в своей жизни…

*

Идеи приходили быстро, и студенту старшего курса — Томасу МакГрату — оставалось только так же быстро переносить их на бумагу. Он помедлил, прежде чем написать последнее предложение в своем эссе, любуясь сочинением, как завершенным, наконец, шедевром. Он дописал последнее предложение, а затем откинулся на спинку стула с довольной улыбкой.

До окончания последней пары оставалось еще около двух минут — как и всегда, он закончил раньше срока.

— Итак, время, леди и джентльмены, — раздался в аудитории голос профессора Мура, который тоже сверился с секундомером. — Положите, пожалуйста, ваши ручки и карандаши и закройте ваши тетради. Сдайте их мне, когда будете уходить.

Том заметил, как некоторые студенты лихорадочно дописывают что-то. Не всем учеба в Гарварде давалась так уж легко.

Он встал и, вытащив из-под стула сумку с учебниками, направился к кафедре. Проходя мимо двух сокурсниц, он услышал фрагмент их разговора.

— Понятия не имею о половине всей этой фигни, о которой говорили сегодня.

— Какого хрена мы вообще на этот курс записались?

— Ты же сама сказала, что это будет отлично выглядеть в резюме…

Том усмехнулся и отдал голубую тетрадь профессору Муру.

— Мистер МакГрат, — улыбнулся профессор. — Вы выглядите чертовски уверенно. Могу ли я спросить вас о том, как все прошло? Вы, конечно же, все успели?

Том улыбнулся.

— Ну, профессор, я не уверен. Мне кажется я что-то напутал. Может, генитальную фазу психосексуальной концепции Фрейда немного поменял местами с анальной, охарактеризовав ее тем, что именно на этом этапе формируются зрелые сексуальные отношения.

Мур расхохотался остроумной шутке и покачал головой.

— Ты типичный студент психфака, Том, — слишком много умничаешь! — ответил он, подравнивая стопку тетрадей, которые студенты все еще складывали ему на стол.

Том пожал плечами.

— Что я могу сказать? Это дар.

Две девушки прошли мимо, бросив свои тетради на стол так, словно они жгли им пальцы. Одна из них показала Тому язык и, уходя, пробормотала что-то типа «этот ботан».

Профессор посмотрел в тетрадь Тома.

— Ну и как продвигается твой проект? Все намереваешься изменить точку зрения на ассимиляцию памяти, которой мы, скромные ученые, придерживаемся до сих пор?

Том чуть прищурился.

— Увы, у меня нет выбора. Вы же знаете, — он опустил глаза и задумчиво почесал щеку. — Это то, ради чего я прошел все обучение!

Мур с серьезным видом кивнул. Однажды Том рассказал ему о своих провалах, когда занимался с ним дополнительно, и профессор понял причину, по которой его студент лез из кожи, изучая проблему.

— Не беспокойся. Я уверен, что это будет настоящий взрыв, — поспешил поддержать он парня, похлопав его по плечу.

Том кивнул, прощаясь, и ушел.

Ассимиляция памяти, то есть ее усвоение, было проблемой, над которой он бился все это время, довольно серьезно, посвятив почти все свои силы этому занятию. Он изучил многие концепты — например, теорию развития интеллекта Пиаже по усвоению определенного материала уже существующими схемами поведения, «подтягивания» реального события к когнитивным структурам человека. Изучил теорию его логических противоречий и существующего конфликта между аккомодацией и ассимиляцией памяти. Перечитал ворох книг Анны Фрейд, Юнга и Кордуэлла, хотя и был категорически не согласен с некоторыми теориями.

Ни в одной из книг никогда и не находилось ответа на извечный вопрос — что могло твориться с его памятью в подростковом возрасте.

Мур посмеивался над ним и Том прекрасно знал это. Профессор не верил в то, что существовала такая избирательная амнезия и уж тем более не представлял, как можно восстановить те события, которые просто стерлись из жизни, а уж про то, чтобы опровергнуть теорию, выдвинутую столькими учеными — вообще не могло быть и речи, но Том все равно упорно шел к своей цели. Он верил в то, что сможет разгадать свою тайну, надо было только «ковырнуть» с правильной стороны, однако, в данный момент его жизни ковырять особо было нечего — за все эти шесть лет у него не было ни одного приступа.