Твой силуэт как иллюзия (СИ)

— И даже чуть-чуть? — Собственный голос показался Антоновой омерзительно жалким.

— Если дружба мужчин заканчивается между женских ног, то это не дружба, — Бессонов усмехнулся.

— Громов, — девушка сжала чужие руки, — вызови мне такси, пожалуйста.

— Уже уходишь? — Слава был настолько равнодушен, что ей становилось тошно.

— Да, завтра рано вставать.

— Бывай. Мих, мы тебя за столиком ждём. Не тормози там.

Выйдя на улицу, Алеся закурила, нервно вздрагивая и часто моргая в попытке сдержать злые слёзы.

— Ты в порядке? — Громов сочувствующе смотрел на неё.

— Можешь сегодня остаться со мной? Мне кажется, я с ума сойду в одиночестве…

— Могу, — просто ответил он и улыбнулся.

— Только не к тебе.

— Конечно. Мне номер снять?

— Не нужно. У меня с собой ключи от квартиры. Только там в холодильнике шаром покати.

— Как ты смотришь на то, чтобы устроить ночь вредной пищи? Закажем какую-нибудь китайскую муть и пиццу, м? — Миша увидел приближающуюся машину с шашечками и рванул к дороге, размахивая руками.

— Громов, ты офигительный, знаешь? — Шёпот девушки утонул в холодном ветре.

Такси промчалось мимо и, матерясь под нос, Мише пришлось звонить диспетчеру.

В машине они оба молчали. Громов сбрасывал звонки от Славы, не имея ни малейшего желания объясняться. Может, к лучшему? Хотя бы сегодня он не натянет на свой член очередную девку, имея достойное объяснение для самого себя. Не в Перовской же дело… Он просто не может оставить младшую сестрёнку своего друга, глупую девчонку, влюбившуюся в того, в кого не следовало. И Настя здесь не при чём. Он ведь всё решил. Кажется.

Он сделал заказ, убрал телефон в карман джинсов и откинулся назад, запрокинув голову. Тёплые пальцы коснулись его щеки.

— Что ты делаешь? — прикрыв глаза, спросил он.

— Размышляю.

— Да ладно?

— Угу. Думаю, что в тебя нужно было влюбиться. Ты хороший.

— Я хороший, Алесь, потому что не спал с тобой и не собираюсь.

— А если бы подобное случилось?

— Тогда сейчас ты уезжала бы в одиночестве, проклиная не Славку, а меня.

— Вы действительно похожи?

— Да.

Антонова отвернулась и уставилась в окно. Ночные огни Москвы мутными пятнами пролетали перед её глазами. Хотелось завыть. То, что она чувствовала когда-то к Олегу, не шло ни в какое сравнение с тем, что с ней творится сейчас. Это настоящий ад. Ад, который она не променяет на сады Эдема ни за что на свете.

Вспомнились последние соревнования. «Тащи, тащи её!» «Дожимай, Антонова!» Она вымоталась, но впереди оставалась схватка за первое место. Золото или ничего. Победа и разряд. Алеся ощущала странный дискомфорт в спине, но списала всё на бросок в первом бою: жёстко её приложили. Увидев противника, Антонова нахмурилась, какое-то неприятное чувство грызло изнутри. Невозможно объяснить… Но это не страх. Страха перед схваткой не должно быть, иначе вообще не стоит выходить на ковёр. Соперница сразу пошла в атаку, пытаясь перебросить её, но Антонова вывернулась. Нога вперёд, нет, назад, чтобы не попасться, снова рывком вперёд. Самбовки отчего-то скользят. 0:0 Ничего не происходит, кроме попыток покрепче ухватить друг друга, а потом вдруг всё перевернулось: захват, бросок, удержание и гул в ушах от удара собственного тела. «Уходи, Антонова!» «Выкручивайся!» «Отрывайся!» Она задыхалась под тяжестью чужого тела. И в этот момент она поняла, что именно не давало ей покоя: вес! Килограмма три, не меньше. Какого чёрта? Как допустили подобную ошибку? Куда смотрят судьи и рефери? Её соперница из другой весовой категории. Внешне сразу и не скажешь, но тело знает предел и чувствует. Как эта кобыла взвешивание проскочила? Только после схватки разведут руками и посоветуют искать причину поражения в самой себе. Знаем, проходили. Алеся разозлилась. Она проигрывала уже четыре очка. Чёрта с два она позволит этой корове забрать у неё медаль. Тело ломит так, что дышать больно. Антонова рванулась из последних сил. Перекат, захват, крепко стиснуть, зажать.

«Держи, держи её, Антонова!» Время на исходе. Злость душит. «Болевой!». Алеся тянет чужую руку, давит что есть силы, при этом терпя ответную боль. «Дави её, дави!» Больно почти до слёз, но она продолжает жать. «Ломай!» И всё же соперница сдаётся. Хлопки ладони о ковёр кажутся победным маршем. Она сделала это. Застывшие в чужих глазах слёзы она не забудет никогда. Это действительно больно и физически, и морально — сдаться в шаге от победы. Со стороны всё кажется простым и даже порой забавным, но там, на ковре, много боли. Ты или терпишь её, или проигрываешь. Её соперница поднялась, сжимая повреждённую руку. Алеся встала с трудом. Невыносимая боль пронзала спину. Ещё немного. Рефери поднимает вверх её руку, и зал взрывается аплодисментами. За неё болели с самого начала. От резкой вспышки боли она с надорванным вздохом опускается на колени. Кто-то из судей подбегает, пытается поднять её, тянет в сторону. Перед глазами плывёт. Это чертовски больно. До слёз. Теперь уже до слёз.

— Эй, мы приехали, — Миша толкает её в бок, вырывая из воспоминаний.

— Ты заказал еду?

— Ты где витаешь? — Громов придержал дверцу, помогая девушке выбраться из машины.

— Прости, вспомнилось вдруг…

— Что?

— Что значит вкус настоящего поражения. Однажды я проиграла. Проиграла, несмотря на золотую медаль. В жизни бывает и так.

— К чему ты это?

— Я больше никогда не проиграю, Громов, никогда.

***

— Тарас, чего ты ломаешься как баба? — Динияр устало вздохнул: сколько ещё он будет объяснять любовнику, что Сабина давно знает о пристрастиях брата и нормально относится к ним? — Она каждый день спрашивает меня, когда я вас познакомлю.

— Мы знакомы, — Опальский бормотал под нос, ковыряясь в холодильнике.

— Тебя ей представили как Женькиного друга.

— А сейчас, как ты хочешь представить меня?

— Сам не понимаешь?

— Ты торопишься.

Хайруллин недовольно цокнул. Это он торопится? Да он терпеливее буддистских монахов!

— Думаю, ей сейчас не до знакомства со мной.

— Почему? — Динияр закатил глаза к потолку.

— Репетиции. Их дуэт с Новаком хорошо приняли, но, чтобы двигаться дальше, нужно много работать.

— Вот об этом ты с ней и поговоришь. Собирайся.

— Куда?

— Я заказал столик в ресторане. У тебя полчаса на сборы.

— Ты мог бы посоветоваться…

— Ой, не начинай! Ты найдёшь тысячу отмазок, чтобы отменить встречу. Хватит, не в детском саду.

— Деспот.

Сабина немного задержалась. Опальский весь издёргался, хотя старался не подать вида, что нервничает.

— Всем привет! — девушка поцеловала брата в щёку и то же проделала с Тарасом, очаровательно улыбнувшись ему.

— Как в школе? — Динияр расслабленно откинулся на стуле.

— Отлично, как и всегда.

— Слышал, что твой женишок лохматый вернулся? — мужчина усмехнулся. Он помнил Егора совсем ещё мальчишкой.

— Не знаю, чей он женишок, — передразнила его сестра, — но точно не мой.

— У неё же кавалер имелся несколько лет назад, — Хайруллин повернулся к любовнику, продолжая ехидно усмехаться. — Ты должен знать его. Сын Татьяны.

— Да, мы знакомы. Хороший парень.

— Чучело лохматое, — хмыкнул Динияр, но без злобы, а чтобы просто подразнить сестру.

— Вероятно, вы давно не виделись.

— Ну а вы? — Хайруллина решила сменить тему. — Встречаетесь?

— Ну… — замялся Опальский.

— Нам же не по пятнадцать, чтобы встречаться. Мы просто вместе.

— Диня, я как бы не тебя спрашивала.

— Поверь, у него лучше ничего подобного не спрашивать. Не добьёшься нормального ответа. Стеснительный.

— Я просто не люблю спешить, — Тарас уставился в свою тарелку.

— Диня, ты бываешь очень противным, — Сабина поморщилась. — Но у тебя хороший вкус, — она мягко улыбнулась, взглянув на любовника брата. Сразу чувствовалось, что он замечательный человек.

Опальскому было комфортно. Девушка была весёлой, разговорчивой и внимательной. Она, казалось, была везде, обволакивая собой всё пространство вокруг.