Море опалённое свободой (СИ)

Данки поднял ногу и опустил её на бедро Хэнги, потом провёл вперёд, и она оказалась в промежности адмирала. Иренди не сдвинулся с места, только сжался, словно ожидая удара. Нет, нельзя поддаваться капризам этого человека. Хватит унижаться и терпеть весь это бред. Это…

- Позорные отношения, – высказал вслух свои мысли Хэнги, так и не повернувшись лицом к Данки. – Блевотные, позорные отношения.

Данки удивился. Он действительно был поражён такому заключению. Всегда знал, что Хэнги трус, но не думал, что он охарактеризует их с такой точки зрения.

Иренди, нервно крутя ручку между пальцев, ждал ответа и в этот момент наткнулся на рамку с фотографией. На ней приятно и очень тепло улыбалась красивая женщина, держа на руках годовалого малыша, разодетого в рюшечки и оборочки, словно девочка. Но это был мальчик, Лорени. Адмирал потянулся за рамкой, взял её и на этот раз повернулся к Данки. Однако в глаза пока смотреть поостерегся.

- Вот, – он тепло улыбнулся, показывая Муар фото. – Вот моя жизнь. А ты, Данки, всего лишь временная замена, не больше.

Взгляд на фотографию жены придало каких-то странных сил, но слова, что вылетали из уст Хэнги, ему самому были противны. Он решился поднять глаза и посмотреть на Данки. Кажется, Муар злился.

- О, – хохотнул в следующую секунду Данки. – Раб право голоса заимел.

Хэнги встал. Резко, даже грубо. Данки чуть не упал, но на ногах удержался. Удержался и адмирал, чтобы не протянуть ему руку помощи. Резко отвернувшись, он вышел из-за стола, только с другой стороны, всё ещё держа рамку с фото, словно боясь, что если выпустит её из рук, то храбрость его покинет. В эту минуту Хэнги осознал самый страшный и отвратительно неизбежный факт, Данки для него стал больше, чем кто-либо в этом мире.

- Тебе разве не противно заниматься со мной этим отвратительным… трахом? – спросил Иренди и только сейчас посмотрел в глаза, бросив свой взгляд через стол. – У тебя есть семья. Жена и двое детей. Ты благородного происхождения молодой человек, наследник своего рода. Хватит играть в игрушки и отправляйся к своей супруге, которая уже наверно заждалась тебя.

- Ты трус, – спокойно заявил Муар и вышел из-за стола, чтобы их больше ничто не разделяло. Он стремился к воссоединению, но Хэнги постоянно строил между ними препятствие. Он брал в союзники кого угодно: общество, своего сына, умершую жену, принцессу Юрую и даже семью Данки, но никогда не предлагал встать на его сторону самому Данки. И это сейчас так раздражало, что душа начинала изворачиваться наизнанку. – Признайся уже, что ты трус, что тебе не хватает храбрости вставить мне по самые гланды и остаться со мной до конца своих дней.

- О чём ты говоришь? – Иренди попытался усмехнуться, но вышло это у него жалко. Тогда он снова нахмурился, но выдержал на этот раз взгляд требовательных глаз Муар. – До каких «дней», Данки? Быть с тобой это позор на моё имя и имя моего сына. Отношения с тобой отвратительны и грязны. Пошли со мной.

Иренди отвернулся и пошёл в спальню, даже не удосужившись узнать, идёт ли следом за ним Данки. Он знал – Муар идёт, но если он думает, что адмирал ведёт его в свою спальню для секса, то глубоко заблуждался. В голове у Иренди стучала лишь одна мысль «надо скорее закончить этот отвратительно лживый фарс». Закончить и продолжить жить так, как он жил до того, как впервые попробовал тело Данки.

Муар пошёл следом за Иренди, но он знал, что в спальню адмирал его позвал не для секса. За два года Данки изучил Хэнги наизусть и потому читал его, как открытую книгу. Вот и сейчас он понимал, что Иренди просто испугался, что он, находясь ещё под властью своего единственного сына, не может никак отрастить свои собственные крылья и улететь в объятия Данки. Но принижения и подчинение, которые пробовал все эти два года на нём Муар, могут сейчас оказать совершенно другой итог.

Они переуступили порог спальни. Хэнги, продолжая держать раздражавшую Данки рамку с фото, подошёл к стоявшему у стены, напротив кровати, сундуку. Поднял ногу, подцепил носком сапога ярлычок защёлки. Послышался щелчок, крышка под напором носка сапога поддалась вверх и открылась. Взгляду Данки открылись многочисленные дорогостоящие вещички, драгоценные камни, золото, серебро, сплавы металлов. Одним словом, это был сундук с богатством, клад, который Иренди так неаккуратно и равнодушно хранил в своей спальне, своего кабинета.

- Ты мне не нужен, Данки, – сказал Хэнги, словно заученный стих. – Мне нужен лишь мой сын, потому что он моя кровь, и я живу ради него. Всё это, лишь мелочи, в банках хранятся другие, более дорогие и ценные вещи, это так, для карманных расходов Лорени. И для того, чтобы они у него были, я не хочу, чтобы ты опорочивал моё имя и втаптывал в грязь имя, которое я когда-то дал своему сыну. Если хочешь звать меня трусом – зови. Я готов быть и негодяем, и мерзавцем, и тварью. Если от этого будет польза для моего сына. Вот такой я человек, и вот так я выбрал себе путь. Поэтому ты мне не нужен, Данки. Если только подарки мне дорогие не будешь дарить, для этого, пожалуй, я согласен с тобой общаться, но не более. Пять минут для трёх фраз, принятие от тебя подарка и расставание.

Всё то время, что говорил Хэнги, Данки стоял, не шелохнувшись, и смотрел на содержимое сундука. Он слушал Иренди, и в душе вскипала злость. Но когда Хэнги сказал про подарки, сердце словно обожгло тонной раскаленных углей. Так больно Данки ещё никогда не было. Он ощутил себя на краю обрыва, за которым и дна не видно, лишь один мрак. Глаза защипало, Муар осознал, что сейчас будет плакать. Плакать? Позорно плакать перед этим ничтожеством и трусом? Да никогда, ни за что!

- Я понял тебя, – ровно, без каких-либо эмоций произнёс Данки. Потом нагнулся, отбросил какую-то заколку, украшенную драгоценными камнями в сторону, запустил руку, подхватив многочисленные побрякушки, словно перебирая их. Они двигались, сверкали в красном свете заходящего солнца. В этот момент, Данки показалось что-то знакомое среди этой богатой «бижутерии». Он поддел золотую, овальную лепёшку изящными, с лёгкими шрамиками от готовки, пальчиками и вытянул на свет божий. Это был овальный, золотой слиток, толщиной в несколько миллиметров. Золото было красное, старой пробы и плавки. Несколько драгоценных камней украшали одну его часть, а на второй был выгравирован кит. Данки перевернул овал. На другой его стороне, тонкие серебряные нити плавно выкручивали титул и фамилию владельца этой дорогостоящей побрякушки. Муар не стал читать, он снова посмотрел на кита.

- Я на память возьму, – посмотрел на Хэнги, который в ответ лишь кивнул, позорно думая, что этой побрякушкой отделается от Данки. – Думаю, твой сыночек не обеднеет. А если вдруг настанет такое время, я обязательно верну ему её. Кину, как голодной собаке кусок кости.

Хэнги ничего не ответил, лишь схватился за крышку сундука и закрыл её. Она раздражающе хлопнула, и Данки понял, что нужно уходить. Оставить последнее слово за собой и больше не возвращаться в этот трусливый мир. Он был горд, он два года бегал за этим мужчиной, два года его приучал к себе, два года завоевывал его для себя. А что в ответ? В ответ лишь ханжество и трусость. Ничтожество.

- Ну, что ж, – опять ровно, без эмоций проговорил он. – Прощайте, адмирал Иренди. Желаю вам не упустить тот момент, когда ваш сын станет выше вас на голову.

И резко развернувшись, пошёл прочь. Хэнги ничего не сказал. Он продолжал стоять на месте и чувствовал лишь горечь и пустоту. Потом залез в нагрудный карман кителя, достал пачку сигарет, прикурил и сел на сундук, обхватив голову рукой. Как же было тошно, горько и больно!..

Данки было ещё больнее. Он вырвался из показавшегося ему душного и тесного здания, глубоко вдохнул, потом ещё раз, словно воздуха не хватало. Подставил лицо последнему лучу заходящего солнца, посмотрел на золотой овал, моргнул мокрыми глазами и, сунув прощальный дар в карман, медленно пошёл вперёд. Душа и сердце в унисон стенали, рыдали, кричали и рвали сознание на кусочки. Но Данки упорно не плакал. Он приказал себе не делать этого. Да, было больно. Да, было противно. Да – не справедливо! Но исправлять что-то сейчас было просто глупо. Унижаться, недопустимо для отпрыска титулованного князя. Данки мотнул головой, хлопнул себя по щекам и свернул в сторону бухты, уходя всё дальше и дальше от общежития, от Академии и от Хэнги…