Будет больно (СИ)

У Кима челюсть упала. Он скосил глаза на брошенный на стуле рюкзак. Юнхо проследил за его взглядом.

— Собаки не ходят в институт. Все понял?

— Гав!

— Хороший мальчик. Про неделю я не серьезно. Долго играть мы не будем, все-таки собаки у меня никогда раньше не было, и я не хочу, чтобы ты чувствовал себя чрезмерно некомфортно. Да и наказание слишком долгим быть не может, ибо вызовет привыкание. Другое дело, если карта поменяет свой цвет… Да, твое стоп-слово по-прежнему работает. Окей, приступим.

Юнхо поставил Дже на середину комнаты и приказал опуститься на четыре кости. Джеджун уткнулся лбом в пол, выставив на обозрение задницу. Чувствовал он себя немного не в своей тарелке, хоть уже не раз представал перед доминантом в подобной позе, ибо расслабиться мешала одна мысль. Ладно, учеба, хрен с ней, но как ему писать теперь?! На улицу проситься? Стало жутко интересно, как Юнхо собирается выкручиваться с этим нехитрым делом. Между тем его доминант шире развел ему ноги, налил на промежность прозрачного геля и с ходу проник внутрь одним пальцем. Дже зажмурился и дышать перестал.

— Не задерживай дыхание.

Джеджун изломал брови и заскреб ногтями по полу, когда его задницу начали стимулировать уже двумя пальцами. Юнхо по обыкновению комментировал все, что происходило ниже экватора, соблазнял и расслаблял. Дже инстинктивно потянулся к члену, тут же получил по лапке.

— Нельзя!

Парень глухо застонал. Желая подразнить пэта, Юнхо обхватил его член и начал играть с крайней плотью, двигая ее туда-сюда, обнажая головку. Дже прижался к полу щекой, замычал от удовольствия.

— Маленький развратный мальчик, — мурлыкнул Юнхо, борясь с собственным возбуждением. — Поиграй сфинктером.

Дже попеременно расслаблял и напрягал мышцы, предоставив своему господину любоваться пульсирующей плотью. Юнхо подавил желание лизнуть чувствительное место, вместо этого приставил кончик пробки и аккуратно начал вводить латекс внутрь, совершая плавные круговые движения и словно бы пробуравливая вход. Попка сабмиссива практически без сопротивления приняла пробку.

— Смотрится здорово. Взгляни.

Дже глянул между ног. Юнхо услужливо прижал его член к животу, открывая вид на болтающийся хвост.

— Нравится?

— Гав-гав.

— Нет? Как по мне, черное тебе очень идет. А теперь прогуляемся, держись рядом. К ноге!

Джеджун пополз рядом с мужчиной, обошел гостиную вокруг. Игрушка внутри стимулировала простату, и его член призывно торчал, как у почуявшего течную самку кабеля. Юнхо шел медленно, чтобы пэт не торопился и не сбивал в синяки колени. Он любил лицезреть красную, горящую огнем, кожу саба, а не уродливые зеленоватые синяки.

Второй круг, третий. Джеджун свыкся с мыслью, что сегодняшним вечером он — дворняжка. Подняв глаза на хозяина, он увидел море любви во взгляде, обращенным к нему. И он готов был пойти на многое, лишь Юнхо продолжал смотреть на него именно так. Громко пискнул мобильный. Мужчина не сразу услышал его, ибо был поглощен любованием своим любимцем.

— Гав!

Дже встал на колени и ткнулся носом в карман Чона. Тот ласково улыбнулся щенку.

— Пора принимать таблетки?

— Гав!

— Кажется, мне понравится играть в пэт-плей, — Юнхо извлек пузырек с белыми пилюлями, открыл и вытряхнул на ладонь одну.

Зрители так и не увидели статую, для которой позировала Хотару — Юнхо уничтожил ее глиняный макет, изрезав ножами и исхлестав розгой в первые дни после возобновления своего лечения. Он был растерян и подавлен, сил и желания работать не было, тогда Дже рискнул влезть со своим предложением помочь. Так родилась скульптура, вокруг которой теперь разгорелась нешуточная шумиха. Юнхо черпал вдохновение в Дже, находил в нем понимание и любовь, необходимую в восстановлении. Он провел немало времени, составляя Кодекс для лайфстайла, и теперь с трудом мог обходиться один. Теперь ему нужно было слышать голос парня, чувствовать его дыхание и прикосновения. Они делились друг с другом страстью, кайфом, радостью и грустью. Сессии стали неотъемлемой частью жизни, но и без них пара чувствовала нерушимую связь. Властная натура Юнхо находила удовлетворение в умеренном садизме, он диктовал условия и контролировал Джеджуна, который, родившись с золотой ложкой во рту, подсознательно ненавидел слабость окружающих его людей. Они доверяли друг другу больше, чем кому бы то ни было, как и сами они были больше, чем игроками.

— Люблю тебя, малыш.

Горячий шепот приятно щекотал спину. Джеджун улыбнулся. Он уже практически заснул, утомленный испытаниями, выпавшими на этот вечер, когда ощутил, как к нему сзади прижался любимый. Юнхо обнял его, уткнулся носом между лопаток.

— Люблю.