Лисы (ЛП)

– Ты прекрасен, – шепчу я, и он краснеет. Невероятно прекрасен.

– И знаешь, с тобой я ощущаю себя в такой безопасности. Не только от мира, но еще оттого, что могу быть самим собой. Ты всегда был тем, что мне нужно – тем, кто мне нужен. Был и есть. Я тоже хочу быть тем, кто нужен тебе. Любовь просто приходит – безо всяких причин. Я словно ждал тебя, Данни. С самого начала, всегда.

Все замедляется.

Мягко-премягко Мики зажимает в кулаках материал моего костюма. Он снова дрожит, его сердцебиение сходит под моей ладонью с ума. Мне нравится ощущать его сердце.

– И я знаю, что ты горюешь о Дашиэле. Я знаю, что ты любил его. Я не пытаюсь это отнять и не жду, что ты будешь испытывать то же самое и ко мне. Я бы никогда…

– Мне его не хватает.

Мики кивает, смаргивает слезы, и я, глядя на него, на один совершенно ужасный миг ощущаю, что в моей власти разбить ему сердце. Я могу разорвать его надвое прямо сейчас.

– Он был моим другом. Я любил его и всегда буду любить. Но по-другому, не так, как тебя… – шепчу я. Мне так ужасно хочется это сказать, заверить его, что с самого начала для меня был только он, но от слов кружится голова, и тогда я шепотом признаюсь: – У тебя мое сердце.

В тот же миг меня расплющивает о него, о его тело, о рот, все болит и не болит, становится тяжелым и тесным. Мне хочется отключить свои мысли, взлететь на волне своих чувств, но я боюсь и прежде хочу уйти из этой разрушенной комнатушки. Я хочу почувствовать себя в безопасности, быть окутанным им, спрятаться за покрывалами.

Сплетенные воедино, точно один тощий осьминог с двумя головами, мы шумно вваливаемся обратно ко мне. У Майло свет не горит, значит его или нет, или он крепко спит.

Мне надо запереть дверь на замок, и Мики пытается помогать, но попутно он все продолжает притрагиваться ко мне, прижимается губами то к моим волосам, то к щекам – и к шрамам, и к местам, где их нет, словно они не имеют значения, словно никакой разницы не существует.

– Слишком много всего, слишком быстро, – бормочу я, не в силах нормально озвучить то, в каком абсолютном ужасе я нахожусь.

Я в ступоре. Опускаюсь на корточки, чуть не роняя засов, прижимаюсь лбом к двери.

Мики берет мою руку и прикладывает ее к сердцу – к молниеносному трепету у себя в середине груди.

– Все хорошо, – произносит он шепотом. – Доверься мне. Мы можем делать все так медленно, как только захочешь.

– Я хочу обнять тебя, – шепчу я. Очень хочу, до невозможности сильно. – Но я не знаю… я ничего не умею, – бормочу я, смешавшись.

– Нам надо устроиться поудобнее, – мягко говорит Мики. Он поднимает меня на ноги, потом тянет к гнезду.

Я догадываюсь, что принимать решения – не его, но из-за собственной неуверенности жутко благодарен, что он взял контроль на себя.

Мы садимся, и Мики прикусывает губу, его кожа краснеет, словно он пробежался по комнате.

– Ты когда-нибудь… был с кем-нибудь? – спрашивает он с нервным и в то же время взбудораженным видом.

Я качаю головой.

– Ладно. Но ведь что-то ты знаешь? Ты же мастурбируешь, да? В смысле, этим ведь занимаются все, разве нет? – Мики начинает быстро терять уверенность, но когда я нерешительно улыбаюсь, тоже улыбается такой же смущенной улыбкой.

– Я смотрел кое-что, – отвечаю я тихо, уставившись на свои руки и вспоминая ночи в одном из приютов, когда ребята постарше приносили откуда-то видео.

– Порно?

Я киваю, слишком смущенный, чтобы признаться, что мужчины там были с женщинами, но я представлял на месте женщин мужчин. Искать гейское порно самому мне было боязно. К счастью, подробности Мики у меня не выспрашивает.

– В реальном сексе нет правил, как в порно. Он проще. Вот прямо сейчас правило только одно: я хочу, чтобы ты трогал меня везде, где только захочется, и я не стану трогать тебя, если ты не захочешь. В том смысле, я понимаю, что для тебя это может быть нелегко. Просто делай то, что приятно, и первый раз может быть страшно быстрым или, если нервничать, то наоборот, супердолгим. Что до меня самого, то если ты сейчас положишь мне на член свою руку, то я, наверное, кончу чуть ли не в этот самый момент, потому что… потому что я ужасно хочу тебя, и если ты дотронешься до меня, то я знаю, что мое тело окончательно спятит, и я взорвусь, словно фонтан! – Мики так тараторит, а его голос взвивается так высоко, что кажется, будто он забирает из воздуха гелий. Я вспоминаю, что он становится таким, когда нервничает.

Тогда как мой мозг зациклило на одном-единственном слове. Вау-вау-вау – повторяется там. Похоже, я его поломал.

– Хочешь снять костюм? – спрашивает Мики и, склонив голову, глядит на меня.

Снять костюм, повторяю я про себя. Точно. Его лучше снять. Чтобы он не помялся.

Сосредоточься. Я касаюсь кармана со скомканной биркой. У имен на бирках внезапно появляется смысл: Крествел, да Сильва. На мне костюм брата Мики – или, по крайней мере, тот костюм, который он собирался взять напрокат. Надеюсь, найти замену было не слишком проблематично.

Это так странно. Пусть я и думаю, что нам надо бы все это обговорить, разговоры – моя слабая сторона.

Но тут Мики, будто воплощенный отвлекающий маневр, вскакивает на ноги, бросает на меня внезапный ликующий взгляд и начинает раздеваться. Ему нравится раздеваться. Я смотрю на него, пока вожусь с галстуком, на такого тощего, прекрасного, грациозного, на то, как он вытягивает руки над головой, превращая каждое движение в представление. Он оставляет только слишком широкие боксеры, которые он надел, чтобы колючие шерстяные брюки «не раздражали задницу» (его собственные слова), и накрывает ладонью свой член, когда тот выпрыгивает вперед.

– Не хочу выколоть тебе глаз, – говорит он с дурацкой, косой усмешкой и садится, скрестив ноги, рядом со мной, а я фыркаю от смеха, испытывая облегчение от того, что мы по-прежнему можем смеяться, что секс не обязан быть серьезным и напряженным, иначе я бы, наверное, вряд ли смог им заняться.

С куда меньшей грациозностью, чем Мики, я снимаю пиджак и расстегиваю рубашку. Я не встаю – слишком стесняюсь. Мики сидит рядом со мной, то и дело лаская себя через ткань. Мне не верится, что он это делает, не верится, что я вижу под тонкими боксерами очертания его плоти. Я представляю, как снимаю с него белье и вижу его вблизи, и становлюсь до невыносимого твердым.

– Я могу снять их… если хочешь, – перехватив мой взгляд, произносит он.

Мотнув головой, я отворачиваюсь. Краснею.

– Не надо пока. Мне нравится думать об этом.

– И предвкушать?

Я киваю.

– Мне тоже. Хотя вообще я бы предпочел типа как наброситься на тебя. – Он усмехается, показывая свои крупные зубы, и меня прошивает дрожь, стоит мне представить их на своей коже.

– Это странно, что мне хочется, чтобы ты укусил меня? – выдыхаю я, не представляя, откуда у меня взялась смелость на такие слова.

– Правда? – Мики издает странный звук, нечто среднее между стоном и всхлипом, и проскальзывает ладонью за пояс своих широких боксеров.

Я чуть не проглатываю язык.

– Я с удовольствием укушу тебя, – говорит он таким совсем глухим голосом, и мне видно, что он ласкает себя – медленно, медленно, медленно. – Мне нравится идея выполнять все то, о чем ты попросишь.

– Ляг, – прошу я.

И он ложится.

Я и смеюсь, и задыхаюсь одновременно, потому что не верю, что все это происходит на самом деле, и не знаю, как реагировать.

– Хочешь, чтобы я перестал? – Он опускает взгляд на свои боксеры, на руку, которая двигается под тканью.

Я больше не знаю, чего хочу.

Пытаясь быть смелым, я встаю, стягиваю со своих плеч рубашку, и мою кожу обволакивает холодный воздух. Но потом – не знаю, что пошло вдруг не так – я останавливаюсь и съеживаюсь, внезапно ощутив себя слишком голым, слишком неуверенным, слишком робким. Смотреть на Мики становится невозможно.

Я поднимаю руки и закрываю лицо. Это слишком. Все это – слишком. Я боюсь, что разочарую его, но он ведь сказал, что влюбляется в меня, а значит, это не страшно? Значит, если я начну падать, он подхватит меня? Я не хочу разбиваться. Но я доверяю ему.