Одержимость (СИ)

Когда Пак вышел из душа, Хосока уже не было. Намджун вылез из постели к полудню и, бросив Чимину «собирай свои вещи, мы завтра улетаем», уехал в офис. Чимин сполз по стене на пол, обхватил голову руками и стал судорожно думать, что и как ему сделать. Поняв, что дальше тянуть больше нельзя, он вызвал такси и тоже поехал в офис. Те три часа, что Пак провёл в офисе, он ловил каждый взгляд, каждый вздох и слово Хосока, он даже урвал поцелуй на кухне, пока делал своему боссу и парню кофе.

Приехав домой, Чимин сразу приступил к подготовке. Пак приготовил любимое блюдо Намджуна, открыл бутылку его любимого вина, расставил бокалы, зажёг свечи и уселся ждать. Ким приехал домой обозленным и уставшим, но увидев подготовку Чимина, настроение сменил, долго целовал парня, а потом уселся за стол. Чимин лично обслуживал Намджуна, сам накладывал ему блюда и подливал вина.

Когда Пак начал подавать горячее, то Намджун расслабил галстук, потом, вовсе стащил его. Ещё через несколько минут он попросил Чимина открыть окно, а потом, извинившись за плохое самочувствие, с трудом поднялся со стула и пошёл в спальню. Но до кровати Намджун не дошёл, он осел на пол, едва перешагнув порог.

— Тебе плохо, любимый? — Чимин обходит уже лежащего на спине и тяжело дышащего парня и садится рядом на паркет. Намджун смотрит на Пака, не в силах открыть рта. Он пытается пошевелить конечностями, но они будто парализованы, тело ему больше не подчиняется.

— Что у тебя болит? — участливо спрашивает Чимин и нагибается к лицу парня. — Хочешь, массаж сделаю? Хотя нет, — прикладывает ладонь к губам парень. — Скажи, что болит, и мы это отрежем, избавим тебя от боли.

Только сейчас Намджун замечает в руке Пака кинжал, который когда-то был в его сейфе.

— Я тут твою любимую игрушку позаимствовал, — продолжает Чимин и удобно располагается рядом. — Ты же не против? Ты такой смешной, не умеешь расставаться с тем, что любишь, а ведь я его помню, — Пак подносит кинжал к глазам, взмахивает им пару раз.

Намджун продолжает силиться, чтобы подняться, но двинуться не получается.

— Ты не сможешь встать, не утруждайся, — бросает ему Чимин, продолжая рассматривать оружие. — Я тебе в вино такую дозу порошка всыпал, что слона парализует.

— Ты… — хрипит Ким. — Кто тебя послал?

— Меня? — смеётся Чимин. — Никто. Я сам пришёл, — он нагибается прямо к лицу мужчины. — Ты меня не знаешь, ты меня не видел, а я тебя знаю. И этого малыша, — Пак снова взмахивает кинжалом, а потом со всей силы втыкает его в плечо мужчины, чувствует, как кончик оружия упирается в паркет, и продолжает давить. Намджун издает истошный вопль, а Чимин любуется растекающейся под плечом парня лужей кровью.

— Именно этим кинжалом ты и перерезал горло моему отцу, — продолжает Пак. — Им же ты убил и мою мать, им же выколол глаза моей сестре, якобы пожалел ребенка, не убил, а она умерла по дороге в больницу от потери крови. А меня ты не увидел, потому что мать успела затолкнуть меня в шкаф, потому что то, что их сын приехал за день до твоего нападения, никто не знал. А я видел. Видел, как ты убивал их, я до сих пор слышу их предсмертные крики, истошный вой своей сестрёнки, ей ведь было всего десять, — Чимин выдёргивает кинжал и сразу втыкает его в другое плечо.

Намджун помнит. Он чётко помнит, как убивал семью Чхве. Это был один из его лучших заказов. Семья прокурора была казнена за отказ от сотрудничества с главой клана, который проходил в то время по нашумевшему убийству. И в этом клане Намджун работал ассасином, одним из лучших. Он знал, что у них есть сын, но ребёнок, которому тогда было меньше десяти лет, должен был быть в то время во Франции. Потом после того, как шумиха вокруг жестокого убийства улеглась, клан выяснял, где мальчик, и его опекуны предоставили доказательства, что тот умер от пневмонии, и даже похоронен рядом со своей семьей. Намджун эту могилу видел собственными глазами.

— Я долго готовился, — вздыхает Чимин. — Все эти годы в США я жил в семье друга отца, бывшего военного. Я хотел умереть после твоего ухода, там же лечь рядом со своей семьёй, но он забрал меня, так как первым приехал к отцу, раньше всех. Он сказал, что месть заставит меня жить и был прав. Я столько лет учился, готовился, всё ради этого момента, и он прекрасен, он стоил того, — кинжал погружается в бедро уже хрипло постанывающего Намджуна. — Ты наёмник, самый жестокий из всех, твой холдинг прикрытие, ты и твой брат наконец-то на крючке спецслужб. О да, я знаю, что Хосок твой брат, и знаю, что он тоже ассасин. И спецслужбам тебя тоже я сдавал, сливал понемногу инфу.

— Как? — превозмогая боль, шепчет Ким.

— А вот так, — Чимин размазывает ладонями кровь по полу, подносит руку к лицу и морщится. — Я так мечтал о твоей крови на своих ладонях, в лучших своих снах её видел. Каждую ночь представлял, как буду тебя убивать, как искупаюсь в твоей крови. Я из-за того, чтобы проникнуть в твой холдинг Гарвард закончил, знал, что в этой стране нужда в юристах, а я ненавижу право, но учил, ночи не спал, и я прошёл. Твой тупой работник Джин меня взял. Хотя мой приёмный отец хорошо постарался, надо отдать ему должное. Пак Чимина не существует, он выдуман, я живу жизнью человека, который умер, когда ему был годик. Поэтому твои на меня ничего нарыть не смогли — я родился, вырос в США, мои родители граждане США, я примерный гражданин и примерный сын.

— Ты сдохнешь, — хрипит Намджун. — Ты не выйдешь за эту дверь.

— Знаю, — пожимает плечами Пак. — Скорее всего, меня быстро найдут твои шавки, ну или правительство, потому что твоё убийство я с ними не обговаривал, а только твой арест. Но это не имеет значения. После того, как я убью тебя — мне уже плевать.

Чимин выдёргивает нож из бедра и седлает истекающее кровью тело.

— Я ненавижу тебя, — шипит ему в губы Пак. — А ты меня любишь, — гадко улыбается он.

— Сука, — воет Намджун.

— Ещё какая, — лучезарно улыбается парень. — Ты знаешь, что я спал с твоим братом?

Намджун раскрыв рот смотрит на парня, не в силах выдавить и слова.

— О да, — мечтательно закатывает глаза Пак. — Мы трахались на твоём столе, в твоем бентли, на твоей кухне. Я трахался с ним, а потом ложился под тебя.

Намджун дёргается вправо и, сморщившись от боли застывает.

— Я не рассчитывал тебя соблазнять, честно, — надувает губы Чимин. — Думал, сперва инфу всю выкачаю, получив доступ в холдинг, а потом убью, главное доверие завоевать. Но ты скорректировал мои планы, сделал их намного лучше. Ты запал на меня ещё в лифте, а я воспользовался, я понял, что тебя, пресыщенного вниманием и развратом зацепит мой ангельский образ, вечное заикание и пунцовые щёчки — и я был прав, но честное слово, та ночь вышла случайно. Я считал, рано тебе видеть меня настоящего, но ты приехал в офис в день рождения Ви, и я не мог тебе не дать. Это было весело, — вздыхает Пак. — А Хосок, он сразу меня настоящего прочувствовал, нюх у него острый, недаром его среди ассасинов «псом» зовут, да, я и это знаю. Если точнее «пёс с кровавой мордой», я, кстати, узнавал на его счету убийств не меньше, чем на твоих. Колоритная у вас семейка. Но хватит разговоров, а-то ты сейчас умрешь от потери крови, а это не интересно, — Чимин вытирает кинжал о рубашку парня и, нагнувшись к его губам, оставляет на них долгий поцелуй.

— Передавай привет моему отцу, он то точно в аду горит, что свою семью не уберёг, — цедит сквозь зубы Чимин и рассекает горло мужчины. Намджун захлебывается в своей крови, Пак видит, как она булькает в надрезе, как зачарованный следит за утекающей и уносящей жизнь парня кровью, а потом, приставив лезвие к надрезу, что есть силы, давит, пытается кость прорезать, но сил не хватает. Чимин вытирает об грудь Намджуна руки и, прикрыв ладонью его глаза, встаёт на ноги.

Месяц спустя, Аризона, Феникс.

Чимин просыпается от лучей палящего солнца, бьющих прямо в лицо. Пак ругает себя, что снова забыл перед сном задёрнуть шторы, и идёт в душ. Вода помогает окончательно проснуться, а кофе поможет собраться с мыслями.