Другая жизнь (СИ)

— Пап… Хоть бы раздеться человеку дал, — буркнул Эрик, по-прежнему подпирая плечом угол в коридоре. — Хотя какой уж там человек — одно название.

— Эрик! Я всё слышу! — прикрикнул дядя Саша. — Вы извините нас, Сергей. Я поговорю с мальчиком позже. К нам гости редко заходят, отвыкли. Позвольте взять вашу куртку.

Эрику напоминания были не нужны, он послушно потянулся за пуховиком, а на обратном пути бросил под ноги гостю, зябко поджимавшему пальцы под столом, меховые шлёпанцы.

— Эрик, к чаю что-нибудь есть?

— Есть! Только не про Серёжину честь! В буфете конфеты, в холодильнике торт. Сам ешь, ему не давай.

— Так гость же… — окончательно растерялся Александр Генрихович. — Сынок, что на тебя нашло?!

— Борща налей задохлику.

— Так съел я…

— На балконе вторая кастрюля, сегодня только сварил.

— Я сейчас, — засуетился мужчина и несколько раз провернулся вокруг собственной оси в поисках чего-то одного ему ведомого.

— Пап, сядь, а? Я всё сам сделаю, — остудил отцовские метания Эрик и исчез в комнатах.

Минут через пять перед гостем дымилась огромная, полная почти до краёв миска наваристого борща с мясом, щедро приправленного сметаной и чесноком.

— Пампушек не осталось?

— Ты все доел, пап. К вечеру испеку свежих.

— Плеснёшь мне свеженького за компанию, сынок?

— Давай только не из кастрюли, тут много ещё, — Эрик с готовностью налил вторую миску отцу, а сам притулился на подоконнике.

— Так что случилось всё-таки, Серёжа? — попробовал вернуться к теме старший Рау.

— Пап, дай человеку пожрать спокойно, — снова грубо перебил младший, пуская кровь уже на третьем пальце.

— Поесть, — осторожно поправил отец.

— Ты сам разве решаешь вопросы на голодный желудок? — Эрик возражал легко, в резковатой манере, за словами в карман не лез, сыновнее почтение блюсти не пытался, но выходило всё равно беззлобно и как будто играючи.

— Вроде, нет, — должно быть в силу темперамента, дядя Саша находился с ответами не так быстро.

— Вот и пусть жрёт как следует! — с нажимом пояснил Эрик. — Это он с голодухи такой нервный. Если покормить дрища нормальной человеческой едой, может и ориентацию правильную вспомнит.

— К слову о человеческой еде, может водочки под борщок, Серёжа? Не желаете?

— Не, пап, ему «Мартини» подавай или «Мохито» какое-нибудь гомосяцкое, — Эрик упорно лишал гостя возможности вставить хоть слово. Сергей же как будто выключился из реальности и увлечённо работал ложкой, позволяя отцу с сыном, не стесняясь, обсудить насущные проблемы, а себе — сытно поесть.

— Эрик!!! Да как ты себя ведёшь! — не выдержал Александр Генрихович и повысил, наконец, голос. — Тебе точно ремня отцовского не хватает!!!

— Не надо ремня, — спохватился Томашевский.

Оба споривших синхронно повернули головы в сторону гостя. Замешательство на их лицах свидетельствовало о том, что они в своём препирательстве либо успели порядком подзабыть о присутствии на кухне предмета спора, либо же уверились, что оный не умеет говорить.

— Как это — не надо? — взвился Эрик. — Ты, Тамарочка, разве не за этим припылил? Не за тем, чтобы мне по итогам твоего визита батя всыпал по первое число? Дай хоть душу отведу, чтобы не было потом так мучительно больно за свою безвинно драную задницу!

— Да когда я тебя драл, ребёнок? Имей совесть!

— И выдери! Тебя давно граждане просят. Хватит меня ремонтом унитазов отмазывать! Может, я сразу совесть и заимею!

— Да, заимей, будь милостив! Ты человека уже раза три или четыре «педиком» обозвал, а он ещё себя как-то в руках держит! Неудобно, ей-богу! — дядя Саша стыдливо покосился на Сергея.

— Во-первых, не педиком, а гомосеком, — не унимался Эрик. — Во-вторых…

— Во-вторых, с ориентацией у меня и правда проблемы, поэтому возмущать меня может только отсутствие эстетики в формулировках, — интеллигентно поправив очки на переносице, подхватил Томашевский и отодвинул абсолютно пустую тарелку. — Спасибо за борщ, никогда такого вкусного не ел.

На несколько секунд в кухне повисла тишина. Первым нашёлся Эрик, на поверку пока самый болтливый из троих:

— На здоровье, голубчик! Заходи на огонёк, — осклабился он и снова вернулся к диалогу с отцом. — Видал, пап, кого в детстве мало драли?

— Да брось… — не сразу взял себя в руки Александр Генрихович. — Если бы это действительно лечилось поркой…

— Ты собственноручно попытался бы помочь этому красавцу? — Эрик не скрываясь, захохотал.

— Я даже тебя не тронул, когда бабки у подъезда мне то же самое кое-о-ком напевали. До сих пор не знаю, верить или нет…

— Что? Пап, и ты поверил?!

— Отчего ж не поверить, сынок? Сам посуди, ты делаешь всё, что хочешь, а чего не хочешь, то тебя никакими силами не заставить. Давно уж я рукой махнул, не могу с тобой, с единственным сыном собачиться при каждой встрече… — дядя Саша горестно махнул рукой и устало вздохнул.

— Так значит, вы не бьёте сына?

— Да нет, конечно! Бабки у подъезда натрепали?

— Точно.

— Им и верить нельзя, и не верить невозможно. Держись от этого серпентария подальше, парень. Особенно со своими откровениями. Сначала старые кошёлки сами тебе мясо обглодают и мозг высосут, потом кости на растерзание местной шпане бросят.

— Думаете мне впервой?

— Впервой, не впервой — не знаю. Моё дело предупредить. Пойдут слухи — не факт, что живым уйдёшь. Эрька, скажи!

— Костик! — невпопад выпалил Эрик. — Вот гнида!

— Какой Костик? Ты что орёшь, будто Америку открыл?!

— Да хахаль этого патлатого упыря! Я ещё понять не мог, с чего вдруг такого пижона на откровения потянуло! Он же тебя подставил, придурка! Будь на моём месте кто-нибудь другой из дворовых, ты бы давно уже в реанимации почки себе новые отращивал!!! А у пацанов соседских и вовсе в морге тапки белые примерял!

— Ничего, привык уже новые почки отращивать, тапки под стол скидывать и из квартиры в квартиру переезжать. Подонков везде хватает, — не моргнув глазом констатировал Сергей. — Я не свои проблемы обсуждать пришёл, честно говоря.

— Да неужели? — Эрик демонстративно поиграл бровями. — То есть стучать на меня не входит в твои планы?

— Пока нет. Советую закрыть рот и пораскинуть мозгами, прежде чем открыть его снова. Сию секунду ты сам на себя стучишь.

Эрик потрясённо замолк, отвернулся к окну и зубами отодрал клочок кожи уже с безымянного пальца.

— Дядь Саша, у вас аптечка есть?

— Там, — мужчина лаконично кивнул на крышу холодильника.

Томашевский деловито встряхнул содержимое пластиковой коробки, откопал на дне помятую упаковку пластырей и ловко вскрыл сразу десяток.

— Эрик, руку дай, пожалуйста, — ласково попросил Сергей, слегка коснулся рукава подростковой толстовки и тут же получил ощутимый шлепок по костяшкам пальцев.

— Присунься ко мне ещё, го… м-м-м… — ощерился парень, но договорить не успел. — Пус-с-с-ти… — зашипел он сразу, как только лёгким, неуловимым глазу движением, его кисть оказалась искусно вывернута под тем углом, когда малейшее движение причиняет нестерпимую боль.

— Не дерись, Эрик, суставы в этом месте очень нежные. Мне было больно, — ласковая улыбка Сергея сверкнула белоснежным оскалом идеально ровных зубов и тут же смягчилась снова. В считанные секунды все пять пальцев захваченного запястья оказались облиты антисептиком и плотно обёрнуты пластырем. — Правую сам дашь?

— Да пошёл ты-ы-ы… — бодро отозвался Эрик и снова перешёл на подвывания, без боя сдавая другую руку.

— Вот так. Потом спасибо скажешь, — Томашевский спокойно закончил заклеивать мизинец и освободил пленника. — Будешь ковырять, замотаю снова, пластырей тут ещё много.

— Да я тебя…

— Будешь орать, и рот заклею.

— Нихрена ты не заклеишь! Я урою тебя, Тамарочка!

— Будем проверять, или всё-таки помолчишь? — Сергей вздохнул устало и немного грустно, наблюдая прямо перед собственным лицом бессильно разгневанную спину.