Другая жизнь (СИ)

*Макивара — тренажёр для отработки ударов, представляющий собой связку из соломы, прикреплённую к упругой доске, вкопанной в землю. Применяется в том числе в контактных единоборствах.

====== “Тамарочка” – Глава 5 ======

Комментарий к “Тамарочка” – Глава 5 Стихотворение Yuki Eiry “Рано” https://ficbook.net/readfic/6394550

Всё именно так. Спасибо!

Иллюстрация от Haruka85, Серёжа https://cloud.mail.ru/public/FdCV/P7aauThLc

Семь тридцать утра на часах. Эрик оказался совершенно не в состоянии вставать с постели в такую рань. Гори синим пламенем и понедельник, и школа с первым уроком в половине девятого… У Томашевского на этот счёт были явно другие планы.

— Дети, в школу собирайтесь, петушок давно пропел! — бодрым речитативом возвестил он. — С днём рождения, мелкий! Держи шоколадку! — и со смехом потянул новорождённого за ухо.

— Да пошёл ты! — не скрывая раздражения, отмахнулся Эрик, но шоколадку взял. — Я ещё сплю!

— Должен же я принести официальные поздравления! С сегодняшнего дня тебе разрешено законом покупать алкоголь и табак, совершать вредные и тяжёлые трудовые подвиги и даже смотреть порно!

— И гей-порно тоже можно? — осклабился Эрик.

— Конечно! Но не советую. Мне в своё время так понравилось, что теперь только его и потребляю!

Эрик не выдержал и захохотал в голос, спать совсем расхотелось.

— Хватит гоготать, собирайся давай! Опоздаешь, балбес!

— Я не опоздаю. Потому что я никуда не собираюсь!

— У тебя олимпиада по математике! Я зря твою директрису уламывал? Я зря тебя по задачникам гонял? Ты поступать не передумал, нет?!

— Зря гонял, конечно! Я и без тебя умный.

— Вот и собирайся, умный! А я пока чайник поставлю и прослежу, чтобы не отклеились новые обои.

Со дня памятного потопа прошло уже три недели. Эрику пришлось порядком повозиться, но в тот вечер он умудрился в одиночку не только высушить обе квартиры, но и без помощи аварийной службы прочистить засор в трубе. Счастье, что кафельная плитка на полу прихожей, кухни и ванной в квартире Эрика не дала воде протечь ещё ниже, на второй и первый этажи, но всё-таки упущено было достаточно для того, чтобы испортить потолки и стены на третьем.

Томашевский же как увлёкся работой, так и не отрывался почти до утра, он едва смог попрощаться, когда добровольный помощник отправился, наконец, спать. К благодарностям младший Рау привык так же мало, как и старший, поэтому на следующий вечер немало удивился, услышав оклик Серёжи у входа в «любимый» закоулок. Томашевский едва удерживал в руках увесистую связку обоев, ведро с краской и полный пакет сопутствующей хозяйственной ерунды вроде кисточек и клея.

— Эрик! Можно тебя на минутку? — ничуть не стесняясь, заявил Томашевский, как будто ни капли не сомневался, что Эрика «можно».

— Чего тебе? — Эрик нехотя отколупался от стены и, не спеша, отвёл Сергея подальше от своей свиты.

— Привет! Я… В общем, спасибо тебе большое за вчерашнее. Ты очень меня выручил, я твой должник. Из-за меня твоей квартире теперь ремонт нужен. Вы с отцом посовещайтесь, сколько я вам должен в качестве компенсации — отдам постепенно, сейчас наличных не очень много в запасе, поэтому я купил краску и обои нашёл такие же, как были у вас…

— Делать мне, конечно, нечего вечерами — только обои клеить, — Эрик скептически скривился и сплюнул. — Уж лучше я батю подожду.

— Что ты, не стоит беспокоить Александра Генриховича! Я сам всё сделаю. Если можно…

— Ты?! Ремонт сделаешь?! — Эрик уставился на собеседника с нескрываемым любопытством. Томашевский откровенно мало походил на опытного маляра. — Да ты же безрукий! Хотя… Когда собираешься приступать?

— Могу сегодня и начать, — Сергей поставил покупки на снег и сунул в карманы скрюченные от мороза голые пальцы. — Смысл тянуть есть?

— Прямо вот сейчас, да? — в вопросе звучала неприкрытая издёвка, беззлобная, впрочем.

— Ну… Да, — в словах Томашевского слышалось всё меньше уверенности, как будто он чувствовал подвох, но не улавливал, в котором месте он скрывается. — А что не так?

— Так сырое же всё! Пока не высохнет, нечего и пытаться. К тому же зря ты всё это затеял. За проблемы с канализацией отвечает управляющая компания, на худой конец, собственник квартиры, ты ничего нам не должен.

— А они компенсируют? Тем более, аварийка не выезжала, никаких бумаг у нас нет.

— Разумеется, не заплатят. Но и ты не будь лохом, сдай это барахло обратно в магазин.

— Я так не могу, — упрямо насупился Сергей.

— Ладно уж, пошли… — Рау легко подхватил багаж и развернулся по направлению дому, — краску в тепло поставить надо, пока не промёрзла.

— Эрик! Отдай мне мои пакеты, я сам понесу!

— Ещё чего! Меня, вообще-то, учили старшим помогать! Я вежливый!

— Взвешиваю и никак решить не могу, какое же оскорбление в твоих устах мне нравится больше: «гомик» или «старикашка»?

— Да тебе оба одинаково идут, потому что правда — и первое, и второе!

Плотный снежок врезал Эрику по затылку, посыпался холодными, мокро-колючими клочьями за шиворот куртки и под кое-как намотанный шарф.

— Эй, старикашка-гомик, ты совсем страх потерял?! — взревел Эрик, не раздумывая, бросил поклажу и наклонился, чтобы слепить комок.

Серёже, видимо, только того и надо было — чтобы вещи оказались отставленными, потому что в следующий момент Эрик с размаха приземлился лицом в свежий, пушистый сугроб. Отплёвываясь отборной бранью и талым снегом, поднимался он уже в шапке набекрень, краснолицый, с мокрыми щеками и белёсыми бровями.

— Ха-ха-ха! — Томашевский заходился от самодовольного восторга. — А вот и твоя фирменная вежливость! Ха-ха!

Насмеяться вдоволь Сергей не успел: в три прыжка преодолевая расстояние до Томашевского, Эрик развил скорость пушечного ядра, мощным броском, достойным американского футболиста, повалил Серёжу навзничь и с силой впечатал в сугроб всем своим весом.

— Извращенец! Ты и есть из нас настоящий извращенец! Ха-ха! Слезай с меня!

Снова то же пьянящее ощущение обладания, запретная близость, вибрация по нервам, смешавшиеся дыхания, глаза в глаза: густая синь зимних сумерек и колдовская болотная зелень:

— А что, если и правда, извращенец? — с неподобающей моменту серьёзностью хрипло прошептал Эрик.

«А что, если и правда? — Он хотел было испугаться, но страха в себе не ощутил. — Он мне нравится?!»

Бесшабашное веселье Сергея растаяло без следа. Он посмотрел настороженно, испытующе, а потом вдруг откинул голову на снег, полностью расслабив тело, медленно сморгнул снежинку и устремился взглядом в низкое февральское небо.

Томашевский был чудо как хорош: румяное от мороза лицо в обрамлении пушистого меха запорошенной шапки, в мелких капельках ресницы и щёки, блуждающая улыбка и мечтательное, немного беззащитное выражение лица — этот образ отпечатался в памяти Эрика поразительно чётко, до мельчайшей детали. Этот образ звал прикасаться.

На лицо спланировала ещё одна снежинка, ещё и ещё — на лоб, щёки, нос, ресницы, брови, губы… Томашевский улыбнулся шире, заискрил задорными смешинками.

— Ты чего? — насторожился Эрик.

— Хорошо… До чего хорошо! Как в детстве! — он легко подтолкнул ничего не соображающего Эрика снизу и перевернул рядом с собой на снег. — Смотри! Смотри в небо!

Эрик закинул руки за голову, посмотрел, зажмурился, прислушался:

— Правда, хорошо… Тихо… Кажется, слышно, как снежинки падают. Слышишь?

— Слышу…

А Серёжа ведь действительно нравился, и это не было страшно, не было странно, это тоже было хорошо — так же, как слушать снегопад, ловить мягкие, обжигающие холодом хлопья, вдыхать полной грудью ледяной воздух:

— Арбузами пахнет…

— Арбузами пахнет море, Серёж…

— Значит зима пахнет морем?

— Зима пахнет лесом…

Невдалеке жалобно заскулил снег, покой разрушил топот множества подошв по укатанному тротуару, угрожающий гомон нетрезвых голосов обрушился грудой осколков и раздробил тишину.