АУТОДАФЕ ЛЮБВИ (СИ)

Так прошло несколько минут, показавшихся Поттеру вечностью. Он постепенно пришел в себя после той первой, самой страшной вспышки боли, когда ему на мгновение показалось, что уже все кончено. Но это был еще отнюдь не конец, а скорее начало пытки. Гарри чувствовал, как по внутренней поверхности бедра потекла теплая тонкая струйка, и понял, что это кровь из порванного ануса. Все внутри него саднило и ныло, но та, первоначальная, такая нестерпимо острая боль в разорванном заднем проходе чуть притупилась. Все его мысли теперь определялись очень простой вещью – инстинктом самосохранения. Гарри быстро убедился в том, что стоит ему хоть на сантиметр ниже опуститься и встать на пятки, как толстый кол еще сильнее разорвет его анус. Парень сразу сообразил что с ним случится, если он устанет стоять на носочках, и тут же от испуга постарался приподняться как можно выше. К его удивлению, ему это удалось. Но привстать настолько высоко, чтобы слезть с этого вертела, он не мог – палачи отлично знали свое дело. Поттер не представлял, насколько же у него хватит сил стоять в столь утомительной позе, и он уже слышал, как прямо перед ним заключались пари, сколько времени продержится Мальчик–Который–На–Этот–Раз–Не–Выживет.

Когда распустили заскорузлые от крови ремни и освободили запястья из кожаных петель, полумертвый Драко Малфой без сил сполз в руках палачей, едва успевших его подхватить. Парень повис на их плечах, чувствуя, что если его сейчас отпустят, он рухнет. И не встанет. Боль, разрывающая истерзанные гениталии, была чудовищной и сводила с ума. Один из подручных экзекутора держал бывшего слизеринца подмышками, пока другой освобождал ноги из колодок, а затем перекинул левую руку Драко через свое плечо и потащил осужденного к месту его казни. Под взглядами подавшихся вперед зрителей и делавших снимки репортеров замученного почти до смерти мальчишку подволокли к столбу, обложенному большими вязанками хвороста, и подняли на одну из связок. Костер соорудили из сырого дерева, чтобы пытка огнем приняла более изощренный и беспощадный характер, и продлилась как можно дольше, затягивая страдания жертвы – чтобы вызвать чудовищные мучения как справедливое воздаяние за совершенное преступление перед людьми и природой.

Пока помощник палача крепко держал Драко за плечи, чтобы парень не упал, и плотно прижимал его спиной к твердому дереву, мастер поднял тяжелую цепь и принялся обвивать ей тело осужденного, крепко притягивая к столбу. Перетянув грудь Малфоя крест–накрест, палач спустил цепь ниже, обвивая ее вокруг бедер, дважды перетянул лодыжки, и после этого надежно закрепил конец цепи железной скобой. Руки Драко завели за столб и сковали кандалами в запястьях, а затем стянули локти так сильно, что на коже стала сочиться кровь. Парень почти потерял возможность шевелиться. Палач, отступив назад и оглядев свою работу, принялся проверять, туго ли натянута цепь, дергая ее, и причиняя Драко дополнительные страдания – грубые металлические звенья врезались в его тело, царапая и обдирая кожу, оставляя на ней ссадины и кровоподтеки.

Малфой вздрогнул и судорожно вздохнул – неумолимо приближался момент, когда огонь примется медленно выжигать из него жизнь, ввергая в такие муки, которые он никогда не мог и вообразить, и эта агония будет становиться все ужаснее и ужаснее, пока, наконец, не окончится мучительной смертью. По приговору суда его будут сжигать на медленном огне – жертва, сгорая на костре, испытывает чудовищные муки, но остается живой и в полном сознании до конца, а пламя медленно, но неотвратимо уничтожает тело. Думать об этом было настолько жутко, что Драко почувствовал, как по щекам снова потекли горячие слезы. Палач направился к жаровне, где его ждал горящий факел. Он поднял его и подошел к своей жертве. Снова ослепительно засверкали вспышки колдокамер, фиксируя этот исторический момент сожжения проклятого содомита.

– Ну что, ублюдок, не хочешь на прощание что–нибудь сказать своему любовничку, взбодрить его, а то парень как–то загрустил с колом в жопе, – издевательски поинтересовался экзекутор.

Драко не смотрел на затихшую толпу, его взгляд был устремлен на Гарри, посаженного на кол. Собрав все свои силы, превозмогая боль в истерзанном теле, на пределе выносливости, Малфой гордо вскинул голову и охрипшим, сорванным голосом прокричал:

– Я ни о чем не жалею, Гарри, потому что люблю тебя больше жизни. Прости, что не смог спасти тебя…

Над площадью повисла гнетущая тишина, все чувствовали предстоящую развязку затянувшейся кровавой драмы. Палач опустил руку с факелом и приложил его к концу той вязанки, на которой стоял прикованный Драко Малфой.

– Они могут убить нас, но не нашу любовь, Гарри! – разнесся над замершей в молчании площадью отчаянный крик обреченного парня, напрасно пытавшегося освободиться из ужасных объятий цепей. – Я буду любить тебя до последнего вздоха, пока смерть не разлучит нас.

– Даже смерть не разлучит нас, Драко, – хрипло отозвался Поттер, превозмогая чудовищную боль, разрывающую его тело.

Эти сенсационные признания двух нераскаявшихся грешников тут же были зафиксированы прыткими журналистами, уже смакующими свои сенсационные репортажи, которые должны появиться на следующее утро во всех газетах.

Костер долго не разгорался, и подручным палача пришлось подбросить еще сухого хвороста. Вязанка под ногами осужденного стала потрескивать, от нее поднялся дымок, и Драко, закашлявшись, замолк было, но тут же снова хрипло закричал:

– Пощадите Поттера! Он ни в чем не виноват! Он оболгал себя!

Дрова начали медленно разгораться, словно нехотя, выдавливая из себя не огонь, а черный, ядовитый дым. Палач, обеспокоенный тем, что жертва скорее задохнется, чем сгорит, плеснул немного масла по примеру того, как это делали в далекие времена инквизиторы, отправляя в пламя Святого Огня сотни, если не тысячи ведьм, колдунов, еретиков, лекарей–травников, отшельников и простых людей. Хворост стал разгораться, языки алого пламени, жадно пожирающие ветки, потянулись вверх. Малфой начал корчиться и стонать, пытаясь спастись от жара, он извивался, стараясь подтянуть ноги вверх. Вытянувшись, язык огня коснулся босых подошв и начал неторопливо лизать голые пятки. Отвратительное зловонье горелого мяса наполнило воздух. Малфой истошно закричал и забился у столба, призывая к милосердию не для себя, а для любимого человека, ибо кол пока не затронул жизненно важных органов Гарри, и гриффиндорца, хотя и истекающего кровью, но можно было еще спасти. Тем временем вязанка под ногами Драко уже разгорелась со всей силы, и палач поджег факелом остальные связки, лежащие по бокам столба. Огонь вспыхнул с новой силой, заставляя тело жертвы забиться в ужасных мучениях. Малфой выгнулся от боли, его истошный вопль заставил всех содрогнуться от ужаса. Теперь уже никто не смеялся и не отпускал сальностей, казнь была слишком зверской, толпа пресытилась кровью и теперь молча сочувствовала замученным жертвам.

– Гарри… спасите его, умоляю! Вы убиваете невиновного! – мучительный хрип вырвался из глотки Драко, когда языки пламени лизнули его босые ноги, заставляя белую кожу покраснеть от первых ожогов.

Замершая толпа мрачно наблюдала, как пламя быстро поднимается по окровавленным ногам юного аристократа, покрывая кожу волдырями, и уже начало лизать колени – в воздухе ощутимо сгущался запах паленого мяса. Медленно, но неумолимо огонь горящих дров подбирался к покрытым волдырями бедрам. Мольбы и крики сменились истошными, нечленораздельными воплями, тело забилось в конвульсиях. Густой запах паленой плоти удушливым смрадом стоял над площадью. Вопли и стоны жертвы эхом отражались от окружавших площадь домов и смешивались с ревом огня и мучительным хрипом бьющегося на колу Гарри Поттера, который кричать уже не мог. Голос пропал еще в самом начале казни Малфоя, пока он пытался умолять и просить пощадить возлюбленного. Теперь Гарри только хрипел, сипел, кашлял от удушливого запаха горящей плоти любимого человека, и блевал, а тем временем обожженные первым пламенем ноги Драко постепенно чернели в огне, который медленно поднимался все выше и выше. Дикие крики и безумные рывки отметили момент, когда огонь добрался до промежности и принялся пожирать истерзанные гениталии.