Гражданин О (СИ)

Руки у Гоши были теплыми и нежными, даже осторожными. Олесь ожидал, что это будет быстрый яростный перепих, однако, судя по поведению Гордеева, их ждала долгая ночь.

— Хочу тебя, — вырвалось само, ничего такого он говорить не собирался.

— Правда? — фыркнул тот ему в шею, и Олесь повернулся, прижался, наслаждаясь тем, насколько приятно ощущать кожей его кожу, плоскую грудь, волоски, вдыхать его запах.

У Гордеева был волшебный рот, или Олесю просто так казалось, но даже щетина, которая царапала губы, восхищала — он никак не мог отлипнуть от Гоши и целовал, целовал. Просовывал язык внутрь, прикусывал, лизал, постанывая и потираясь снова вставшим членом о Гошин.

Стало как-то все равно, как и что делать дальше. Олесь просто поступал так, как хотелось, и когда они упали на кровать, простонал что-то в Гошины губы, не прерывая поцелуя. Гоша быстро отстранился, стягивая с себя халат, и Олесь начал помогать, но оказалось, что приятнее гладить его плечи. Касаться. Целовать.

— Гордеев, а ты красивый, оказывается… — проговорил он, когда Гоша снова потянулся к его губам.

— Олеська, меня никто не называл этим псевдонимом в постели.

Олесь с присвистом вздохнул, когда Гошины пальцы сжали сосок.

— Но тебе нравится? — прошептал он, а Гоша облизнул губы.

— Очень, — сказал тот и опустился ниже, к груди.

Олесь и так был заведен, но когда Гоша лизнул сосок, а потом прикусил — показалось, что под веками взрываются звезды. Он выгнулся, запрокинув голову, и громко застонал.

— Не ожидал, что ты такой, — сообщил Гоша и, высунув язык, снова лизнул, — отзывчивый.

Олеся раньше ласкали, но он не помнил, чтобы каждое прикосновение чувствовалось настолько ярко. Наверное, дело было в том, что он хотел Гордеева. Хотел так, что готов был просить, если бы тот остановился.

Пальцы сами собой зарылись в густые черные волосы; касаться их было приятно — жесткие, но гладкие, как шелк.

— Настаиваешь? — спросил Гоша, усмехнувшись, и Олесь понял, что непроизвольно подталкивал его вниз.

— Умоляю, — в тон ему ответил он, зная, что действительно начнет умолять, если потребуется.

Гоша провел языком по его груди вниз, к животу, и поднял голову.

— Только ты можешь так умолять, — он рывком раздвинул ноги Олеся в стороны, нагнулся к лобку, прижался носом и втянул запах.

В этом жесте было что-то настолько животное, мужское, что Олесь, не сдержавшись, застонал.

— О-ох… — прокомментировал это Гордеев и резко, без всякого перехода взял его член в рот.

Олесь успел только вспомнить, что Гоша сам признавался в любви к минету, но теперь стало понятно, что это были не пустые слова. Перед глазами вспыхивали и гасли звезды, а руки сами стиснули простыни, и Олесь застонал в голос.

Вспомнилась прочитанная на форуме фраза о том, что не попробовав минет от мужчины, ты, считай, не пробовал его вовсе.

Гордеев сосал так, что пальцы сами собой сжимались в кулаки, рот открывался, а из глотки рвался стон.

Казалось, что у Гоши не один язык, а несколько, потому что он чувствовался одновременно и на головке, и на мошонке. Губы были горячими и влажными, рот — фантастически нежным, Олесь едва сдерживался, чтобы не начать толкаться навстречу. А когда Гоша опустил ладони на его бедра, удерживая, и заглотнулл член до основания, смешно вытянув шею — Олесь чуть не кончил. Он закусил костяшку указательного пальца и сдерживался только потому, что не знал, любит ли Гоша глотать и как отнесется к настолько быстрому оргазму — может, у них принято сосать друг другу часами?

Гордеев приподнял голову и снова ухмыльнулся.

— Если ты еще раз издашь этот звук — я тебя трахну без подготовки.

Олесь попытался отдышаться, но получилось плохо, поэтому он просто спросил, какой звук. Гоша, склонившись, лизнул головку его члена, и снова пришлось закусить кулак. Звук получился сдавленным.

— Этот, — сказал Гоша, останавливаясь. — Олеська, я не шучу.

— Ты не шутя меня сейчас доведешь, — отозвался Олесь, закрывая глаза. — Гордеев, соберись, ты же мужчина. И выеби меня наконец.

Ляпнул, а внутри похолодело. Играть, конечно, нравилось, но говорили, что неприятные ощущения после гарантированы, особенно с непривычки. Он открыл глаза, почувствовав, что Гордеев встает с кровати, и наблюдал за ним, пока тот шарил в прикроватной тумбочке. Подтянутая задница, длинные стройные ноги, покрытые темными волосками, широкие плечи и копна черных волос — вспомнились картинки с гей-сайта, раздел «HOT». Гоша бы там смотрелся уместно, особенно с бутылкой смазки в кулаке.

Олеся на секунду охватила паника, а потом он вспомнил, что это ведь Гоша, супергей, опытный, умелый, он не впервые это делает, и выдохнул.

— Перевернись на живот.

Он послушался и не удивился, когда Гоша приподнял его бедра и просунул под живот подушку.

— Твоя задница... ох, — кровать прогнулась, и Олесь почувствовал поцелуй чуть ниже копчика. По позвоночнику тут же пробежала дрожь. — Затрахаю, честное слово. Неделю будешь ходить как моряк.

— Вы только обещаете... — начал Олесь и охнул, когда ануса коснулся скользкий палец.

— Идеальная, — Гоша пощекотал дырочку, раздвинул ноги Олеся шире, а потом почти лег сверху, умудряясь продолжать дразнить пальцем анус. — И спина, — он поцеловал плечо, потом шею, лизнул лопатку, — и запах... Черт, я идиот.

— Угу, — сказал Олесь в подушку.

— И зачем было столько себе отказывать?

— Да, — он бы продолжил, если бы палец вдруг не толкнулся внутрь.

Ощущение было не самым приятным, но возбуждение компенсировало дискомфорт.

— Расслабься… — прошептал Гоша ему на ухо.

Олесь подобрал под себя подушку, обнимая ее как последнее утешение. Палец Гоши продвинулся дальше, слегка растягивая, и Олесь попытался расслабить мышцы, а когда это удалось — охнул. Гордеев прошептал ему что-то на ухо, но было уже все равно, что он говорит, хотелось раздвинуть ноги еще шире и податься назад. Кажется, он так и сделал, потому что у уха раздался хриплый Гошин стон.

— Я тебя хочу, — прошептал тот, придавливая его всем весом к кровати.

— Ты обещал быть нежным, — напомнил Олесь и выгнулся.

Давление усилилось, он сжал подушку, пока не ощущая ничего похожего на обещанное седьмое небо, а потом Гоша смазал пальцы снова и просунул уже два, глубже. Внизу живота прострелило вспышкой, и Олесь непроизвольно подался назад.

— О, твоя простата, — сказал Гоша весело, снова надавил, и в этот раз не получилось сдержать крик.

Ощущение было настолько сильным, что Олесь не мог себя контролировать: прорычал: «Еще», — и раздвинул ноги еще шире, так, что бедра заныли.

— Я мог бы трахать тебя пальцами часами, — сообщил Гоша, продолжая двигать кистью в ровном размеренном ритме. — Ты такой соблазнительный, когда вздрагиваешь и стонешь, что я испытываю желание это сфотографировать.

Олесь не мог ответить: мышцы его не слушались, тело ощущалось отдельно от мозга. Он понимал, что происходит, но даже если бы захотел прерваться, то не смог бы. В животе раз за разом вспыхивало новое непривычное нечто, на обычное возбуждение оно походило слабо. Это было куда ярче, даже яростнее, Олесь кусал подушку и уже стонал, не переставая. Было все равно, что подумает Гордеев — рот открывался сам, стоны рвались наружу.

Никогда раньше Олесь не испытывал ничего даже отдаленно похожего.

— Хочешь? — спросил Гоша, и он выкрикнул:

— Да, да!.. — совершенно не соображая, что происходит.

Палец исчез, оставив легкое жжение, но оно исчезло, когда Гоша прижался к его ягодицам, двигая бедрами. Он имитировал секс, но без проникновения, и коротко постанывал на ухо, а Олесь возбуждался все больше, чувствуя, что хочет снова ощутить внутри палец… хотя бы его.

— Олеська, помоги… — услышал он шепот, и Гошина рука, скользнув от локтя к запястью, вложила в его ладонь презерватив.

Олесь разорвал упаковку зубами. Руки дрожали, и вытащить резинку удалось только со второго раза.