Нашествие родителей, или Отдых с препятствиями (СИ)

— А давайте в комнату пройдем, — громко предложил Костя.

Да уж, на знакомство с родителями парня своего сына Инга никак не рассчитывала, приезжая сюда. Она предоставила Косте с Антоном устраивать их в комнате, а сама вернулась на кухню. Недаром говорят, что простота хуже воровства, как раз тот случай. На кухню зашел Антон и тихо произнес:

— Инга, простите, пожалуйста, маму. Она не хотела вас обидеть, просто не ожидала, что вы окажетесь такой молодой и красивой.

— Не такая уж и молодая, — проворчала Инга.

Антон попытался еще проблеять что-то оправдательное, но Инга отмахнулась:

— Давай не будем портить твой день рождения ненужными выяснениями отношений.

— Спасибо, — тихо сказал Антон, и Инга догадалась, что благодарит он ее не за разговор, а за молчание перед его родителями.

***

— Ну давайте по маленькой, — Илья Никифорович разлил коньяк, пробормотав: — Эх, надо было свою, материночку, брать. Как же это я не подумал. Ну, за тебя, Антоша, — он поднял фужер и посмотрел на жену: — Хорошего мы вырастили парня. Горжусь тобой, сынок! Ну, дрогнули!

— Батя… — смущенно пробормотал Антон.

Илья Никифорович заел коньяк кусочком сырокопченой колбасы, пробормотав:

— Вот что это за колбаса такая пластмассовая?..

— Ешь мясной рулет, — Антон подхватил вилкой кусок рулета и положил ему на тарелку.

— Мы в следующем месяце свинью колоть будем, ты ж приезжай обязательно, — сказала Дана Стояновна. — И Костю с собой бери, лишние руки не помешают.

Костя перекосился, а Инга хмыкнула. Ее циничный сын очень любил животных и предпочитал не задумываться о происхождении мяса на столе. Наверное, считал, что оно само собой зарождается в лоточках в магазине, как и куриные безголовые ощипанные тушки, не имеющие ничего общего с наглыми упитанными хохлатками, бегающими по птичьему двору в деревне у Сашиных или у Антоновых родителей.

— Между первой и второй перерывчик небольшой, — провозгласил Илья Никифорович, разливая коньяк. — В следующий раз обязательно возьму свою самогонку. Ох и хороша, зараза, чистая, как слеза.

— Можно было вишневую наливочку взять, — вставила Дана Стояновна. — Домашняя, вкусная словно конфетка.

— За тебя, Антоша, сынок, — снова поднял бокал Илья Никифорович. — Ты у нас молодец! Выучился, устроился в городе, работу нашел хорошую.

— Теперь бы еще жену, — вставила Дана Стояновна.

— Сам всего добился, — продолжил Илья Никифорович, не обращая внимания на жену. — Настойчивый ты и умный, оставайся таким и дальше, Антоша. За тебя, сынок.

Он отломал кусок фаршированного картофеля, прожевал.

— Ох и вкусно! Это кто ж такое приготовил?

— Антон, — сказал Костя.

— Вот! — поднял вилку Илья Никифорович. — Об этом я и говорю. Антон у нас на все руки мастер! И дров нарубить, и огород вскопать, и баню отремонтировать, и на охоту со мной. Еще и готовит! Молодец! Не то что эта курица, сестра твоя, Антоша.

— Ты чего, отец, разошелся? — возмутилась Дана Стояновна. — Чем тебе Светка не угодила? Что она, не готовит или работу домашнюю не делает?

— Ой, — отмахнулся Илья Никифорович. — Что ты сравниваешь божий дар с яичницей? Светка с ее куриными мозгами еле доучилась в школе, все после девятого класса норовила в райцентр уехать в училище поступать.

— И пусть бы ехала училась, — заявила Дана Стояновна.

— Чему училась-то? Она тогда бы тебе в подоле уже в пятнадцать принесла.

— Зря ты, отец, наговариваешь. Вон она курсы закончила, работает бухгалтером, замуж вышла, двое деток хороших, — возразила Дана Стояновна.

Костя на словах «работает бухгалтером» не мог не взглянуть на Антона, тот искоса посмотрел на него, улыбнулся уголками губ. Ему явно было неудобно за родителей. Костя протянул под столом руку и сжал его бедро, мол, все хорошо, я с тобой. Они с мамой чувствовали себя на этом «празднике» чужой жизни явно лишними, сидели тихо и только переглядывались недоуменно, было неловко присутствовать при подобном выяснении отношений.

— Максимка и Алиска — единственное хорошее, что получилось из ее брака с этим. Тьфу. Два сапога пара!

— А зять тебе чем не угодил? Он всегда по хозяйству помогает, что ни скажи.

— Не надо мне угождать!

— Бать, — тихо сказал Антон.

Тот посмотрел на него, на Костю с Ингой, сидящих с одинаковым выражением на лице «нас здесь нет».

— И то. Что-то я разошелся…

— Тебе пить нельзя, сразу такой языкатый становишься, — отметила Дана Стояновна и огляделась: — Ой, а где енот? Лакки где?

— В ванной, играет, — ответил Костя.

— Как в ванной? А не утопнет?

— Да нет, у него там вода в тазике, но он и поплавать любит.

— Ох и забавный зверь, — покачала головой Дана Стояновна.

— Хотите посмотреть?

— А хочу!

Она встала и выжидательно уставилась на Костю, тот вылез из-за стола, незаметно скользнув рукой по спине Антона. Ему казалось, что незаметно, но Инга увидела и увидела также, как Антон опустил резко засиявшие глаза. Вот незадача. Похоже, у нее все-таки будет зять вместо невестки.

— Вы куда? — насторожился Илья Никифорович.

— Так на енота ж глядеть, он там в воде играет.

Тот скептически хмыкнул, но промолчал.

Костя тихонько приоткрыл дверь, прижав указательный палец к губам.

— Заходите.

Дана Стояновна чуть ли не на цыпочках вошла в ванную комнату. Естественно, Лакки заметил движение и поднял голову, внимательно изучая незваную гостью. Костя зашипел — он заметил в лапках енота трусы Антона. Видимо, Лакки, наигравшись своими игрушками, по лестничке успел спуститься из ванны и наведаться в стиральную машину. Лакки ничего интересного для себя в вошедших не обнаружил и принялся снова полоскать Антоновы трусы.

— Ой, стирает, гляди, Костя, — захихикала Дана Стояновна и прижала руку к губам. — Прям как настоящий человечек, гляди-гляди.

Они еще немного понаблюдали, как Лакки запускает в тазик к трусам игрушечных уточку с утятами, разноцветные и разнокалиберные пластмассовые кольца от детской пирамидки. Каждую игрушку Лакки тщательно прополаскивал, вытаскивал, осматривал со всех сторон и снова притапливал в тазике.

— Мать! — донесся крик из комнаты, и Костя, тронув Дану Стояновну за руку, предложил вернуться к столу.

— Где вы бродите? Садитесь скорей. Енота она не видела, — бурчал Илья Никифорович, разливая коньяк.

— Хватит уже, отец, а то укачает на обратной дороге, — забеспокоилась Дана Стояновна.

— Не кипиши. Это последняя. Здравко написал, что почти распродался, скоро прикатит.

— Так, бать, давай я чайник поставлю, там же торт еще.

— Успеется, не суетись, Антоша. А давайте выпьем за любовь!

Инга удивленно подняла брови, но потянулась чокнуться.

— Да, — подхватила Дана Стояновна, — чтобы тебе, Антоша, встретилась замечательная девушка!

Илья Никифорович, закусив, заговорил:

— Я же в Афганистане служил, успел еще попасть в конце восемьдесят седьмого. В восемьдесят восьмом начали наши войска выводить уже оттуда, так что недолго я там был, да там и тяжело долго-то — многие в цинковых гробах домой возвращались.

Отец про службу в армии рассказывать не любил, и Антон не понимал, с чего он вдруг начал, да еще не дома, а в чужой для себя компании.

— Ты это к чему, отец? — удивилась Дана Стояновна.

— Я это к вопросу о любви. Так вот, направили нас в одну провинцию, там база наша находилась. А душманы они ж везде, как тараканы. Им каждый холмик, гора, камень, куст — земля родная, и цель у них — полное и повсеместное уничтожение противника, нас то бишь. Были в нашем взводе два друга, и как-то один решил в речке за блокпостом искупаться и белье свое постирать. Оно и понятно — мы там по несколько месяцев не мылись — грязь, вши, дизентерия. И его душманы захватили. Раз сразу не убили, значит, пытать будут.