В День святого Валентина (СИ)

— Рене, — не удержался от смешка Гилберт, — совсем разбаловал я тебя.

Рене счастливо рассмеялся и лукаво подмигнул, взмахнув густыми ресницами. Гилберт улыбнулся самой своей ласковой улыбкой. Такую видел только Рене, и у него от неё всегда замирало сердце. Невозможно было не влюбиться в этого безупречного мужчину. Рене, будучи в модельном бизнесе с пятнадцати лет, встречал и более красивых парней, и более крепких, и более искушенных. Но они все, в сравнении с Гилбертом, казались глупыми и самонадеянными мальчишками, ведь когда смотришь в эти глаза цвета мёда, то понимаешь, что только они — самые прекрасные на свете.

Возможно, он идеализировал Стоуна, но в одном он был точно уверен: для него Гилберт — идеальный мужчина. На его фоне все эти глянцевые модели, с которыми работал Рене, не более чем незрелые подростки. Иногда, глядя в эти удивительные глаза, Рене думал, что это, наверное, какой-то нелепый, но до безумия счастливый сбой в работе Вселенной — то, что они вместе — настоящий мужчина и нечто, не имеющее пола. Может, Рене и боготворили на его Олимпе, но он всё же оставался маленьким фриком — не парнем, не девушкой. Но нельзя было не признать и то, что вместе они смотрятся просто замечательно, словно были рождены, чтобы быть вместе.

— Рене?.. — бархатным шёпотом позвал Гилберт.

— Что? — безмятежно протянул тот.

— Ты ничего не хочешь мне сказать о последней фотосессии?

Рене замер почти испуганно. Гилберт легким движением поглаживал ягодицу парня, иногда проводя пальцами под кружевами. Тягуче медленно, будто зверь, выжидающий добычу.

— Эм… — протянул Рене, отводя взгляд и пытаясь отстраниться, но Гилберт внезапно резко прижал его к себе, грубо сжав ягодицу, которую ещё секунду назад ласкал.

А всё дело было в фотосессии, снимки с которой опубликовали сегодня утром. Рене был в белых кружевных трусиках, с поясными чулками без какого либо намёка на остальную одежду. На фото можно было рассмотреть очертания члена модели, поскольку ткань белья была очень тонкой. Ярко-красные губы, томный взгляд и растрёпанные волнистые волосы. Гилберт, перед тем как идти в магазин, пил кофе в «Старбакс» и спокойно листал журнал, чтобы в очередной раз полюбоваться на своего Рене — вот тогда он и увидел это. Конечно же, он оценил профессионализм своего ангела, отметил то, как эротично он держит ладони на шее и выгибается, но…

— Солнышко, ты мне ответишь? — обманчиво нежно произнёс Гилберт.

— Только не оставляй отметин, — смиренно вздохнул Рене, выгибаясь в руках мужчины.

— Не обещаю, — прошептал тот в ответ, а затем грубо поцеловал, сминая нежные губы.

Рене не сдержал стона, когда Гилберт навис над ним, разрывая собственную трехсотдолларовую рубашку на теле любовника. В нём чувствовалось тихое бешенство, разбавленное нежностью. Иногда характер Гилберта пугал, но Рене считал это пустяком, потому что был уверен, что тот никогда не сможет причинить ему вред.

— Ну же, посмотри на меня, — шепнул Гилберт, поднимаясь на колени, чтобы полюбоваться телом своего любимого.

Рене выразительно вздохнул и слегка откинул голову, зная насколько соблазнительно он выглядит. Гилберт не отводил от него взгляда, пока медленно снимал с себя рубашку и ослаблял ремень на брюках. Рене провокационно прикусил нижнюю губу, медленно проводя ладонью по своей груди, поднимаясь к шее. Сколько бы ночей они не провели вместе, всё равно будут возбуждаться от одних лишь взглядов. Это нельзя было объяснить, потому что между ними была химия, которая магнитом притягивала их и заставляла позабыть обо всём на свете.

— Шаловливый ангелочек, да? — ухмыльнулся Гилберт, наклоняясь к манящим губам, и уже с самым серьёзным видом тихо спросил: — Ты подаришь мне свой поцелуй, ангел?

Рене не стал отвечать, просто поцеловал Гилберта настолько нежно, насколько только мог. Иногда ему казалось, что их любовь обжигающе острая, а иногда — самая ласковая на свете. Они часто ссорились. Бывало так, что после ссоры Рене сразу уезжал на показ, и они не виделись неделями, а то и месяцами. Но после долгой разлуки, Кинзи всегда мчался в объятия Гилберта, позабыв обо всех обидах и горьких, злых словах. Каждая минута врознь причиняла боль, поэтому всё это казалось таким пустяковым. Ну, а Гилберт действительно баловал своего ангела и частенько ему всё прощал.

Гилберт ласкал хрупкое тело под собой, кусая и целуя податливые губы. Рене хныкал от его грубости, но почти сразу же сладостно стонал, стоило любимым рукам коснуться его члена. Он вообще пропустил момент, когда они лишились одежды — это не было важно. Рене с наслаждением гладил накаченный торс Гилберта, щипал его за упругий зад, за что получал ощутимый шлепок по своему, и томно выгибался.

Их отношения были похожи на карусель. Бывало желтая пресса сводила ангела-андрогина с очередной звездой; бывало просачивались слухи о том, что Гилберт женится на какой-то светской львице. Они ревновали друг друга, дрались из-за обид и подозрений, но всё всегда заканчивалось здесь — в их спальне.

Всё когда-то началось с того, что Рене перепутал здание ателье с офисом, где работал Гилберт. Кинзи тогда только-только начал работать моделью и жутко нервничал перед всеми этими эпатажными людьми. Он так волновался, что проморгал огромную надпись: «D&B corporation». В то время Гилберту было двадцать один, он был стажером в одной из самых престижных компаний. Конечно же, тогда он только мечтал о своей собственной. Кинзи часто вспоминал тот день, когда он потерянным ребёнком стоял посреди холла и огромными глазами смотрел на всех этих людей в строгих костюмах. А увидев устремившуюся к нему охрану, он вообще чуть не потерял сознание от переживаний.

— Это ко мне, — опередив секьюрити, сказал тогда Гилберт и, обняв Рене за плечи, увёл в сторону. С тех времен Стоун почти не изменился, разве что заматерел с возрастом и стал ещё более уверенным в себе мужчиной. А вот Рене… — Малышка, ты кого-то ищешь?

Кинзи чуть задохнулся от негодования! Он нахмурился, грозно поджимая губы, и Гилберт не смог сдержать улыбки. Рене был одет в облегающие джинсы американского кроя, тенниски и майку с широким воротом, что соблазнительно открывал вид на хрупкие ключицы. Он с сожалением отметил про себя, что упрекнуть нахала в ответ ему нечем: на Гилберте был тёмно-синий костюм, который как нельзя кстати гармонировал с его внешностью. Стоун во все свои года был безупречен.