Кабинет (СИ)

Моран недовольно хмурится, про себя подсчитывая какая доза валиума нужна будет, чтобы усыпить нервное создание на ночь и еще примерно на полдня.

Скормить шефу чертов препарат не так уж сложно. Не смешивать с алкоголем? Нет, такие мелочи полковника не интересуют.

- Что-то я так спать хочу… - Джим устало переводит взгляд на часы, стрелки которых замерли на начале двенадцатого. – Ляжешь со мной?

Себастьян предсказуемо морщится, на что Мориарти лишь пожимает плечами.

- Как хочешь.

Моран ждет до полуночи, чтобы шеф уж точно уснул. Шарит в ящиках стола. В столе мистера Мориарти можно найти все что угодно – от сверхсекретных схем очередного супероружия, до маленького плюшевого тигра. Тигра полковник удивленно рассматривает минут пять, недоуменно усмехаясь. Впрочем ищет он наручники, которые находит в третьем по счету ящике.

В своей комнате долго ищет единственный завалявшийся в глубинах шкафа шелковый галстук – использовать для подобных целей дизайнерские удавки Мориарти он не рискует. Киллер совершенно четко представляет себе рамки собственного безумия и точно знает, что ссориться с Джимом по поводу шмоток дело абсолютно проигрышное.

Сентиментальность – не то чувство, которое часто навещало бы полковника, но не засмотреться в очередной раз на спящего Джима просто нереально.

Морану приходит в голову, что сейчас, спящий, молчащий, безобидный и тихий Джим ему нравится. Очень.

Сухие губы прикасаются к шее, сильные руки ложатся на бедра, прижимая и без того несопротивляющееся тело к кровати. Утром Джим спросит откуда у него на шее пара расцветистых засосов… хотя это не первое, что он спросит, свершено точно не первое. Шеи уже мало – острые клыки хищника слегка сжимают тонкую кожу губ, в голове набатом бьется фраза Джеймса: «трахни меня». Из груди вырывается хриплый стон, в джинсах становится нестерпимо тесно. Хрупкое тело – теплое, податливое, абсолютно несопротивляющееся. Не вопящее дурным голосом. Не выплевывающее уничижительных и иногда действительно обидных и оскорбительных фразочек. Это именно то, что нужно, то, чего хочется. Медленно раздеть донага, долго и с упоением скользить губами по тонкой, болезненно бледной коже, стараясь не оставлять видимых следов – полковник и так недоволен собой из-за засосов на шее. Вылизывать, прикусывать, скользить пальцами. Джеймс, кажется слегка реагирует, но кто на самом деле знает, что там ему чудится. Не стоны – тихое сонное урчание. Хрупкие плечи, тонкие, как у куклы руки, запястья, которые можно сломать двумя пальцами. Ноги под стать – совершенно игрушечное создание этот криминальный гений. Но отыметь его хочется совершенно всерьез.

Подхватить под поясницу, притягивая к себе. Нашарить в прикроватной тумбочке смазку – она всегда там, можно не сомневаться. Осторожно протолкнуть два пальца внутрь сжимающегося входа, немного подготовить. Болевые ощущения у хрупкого брюнета сейчас конечно притуплены, но не держать же его на валиуме вечно – нужно быть понежнее. Но и времени на особые нежности нет, и желания – кроме как погрузить уже пульсирующий от возбуждения член в мягкое горячее тело – желания тоже нет.

Проталкивается внутрь осторожно, вслушиваясь в ровное, местами сбивающееся дыхание. Следить за реакциями. Впрочем, как всегда. Болезненный стон и заметавшиеся под закрытыми веками глазные яблоки? Приостановиться, прижаться губами к груди, ласкающе провести пальцами вдоль тела, успокоить. Еще толчок, еще глубже. Почти улечься, придавив брюнета к постели. Руки под спину и под шею – чуть приподнять, прижимая к себе, двигаться мягко, спокойно, постепенно увеличивая темп. Никакой ярости и жестокости, сейчас это не нужно. Джеймс чуть морщится, нервно вздрагивает всем телом, приоткрывает губы и Моран тут же легко прикусывает нежную кожу, с глухим тихим хрипом толкаясь еще сильнее и глубже; замирает, глуша довольный рык в шею Джеймса, изливаясь в его тело.

- Ох, малыш… - тихий стон неожиданно для самого киллера срывается с губ.

Осторожно уложить хрупкую фигурку на кровать, поцеловать, проводя еще раз пальцами вдоль тела. Судорожно выдохнуть. Замереть, уткнувшись лбом в плечо.

Вины или смущения полковник не испытывает, стирая собственной футболкой – больше ничего не нашел – сперму с бедер и кровати криминального консультанта.

Куда больше вины он чувствует оборачивая тонкое запястье шелком галстука, цепляя поверх стальной браслет наручника и пристегивая Джима к кровати. Рядом кладет мобильник – в пределах досягаемости – все равно никому кроме своего телохранителя Джим в таком положении звонить не станет.

- К утру вернусь, Джеймс, - шепчет на ухо. – Эти твои тупые ищейки его месяц будут искать, а я вернусь к утру. И сможешь дальше вытворять глупости.

========== 8. ==========

Джеймс Мориарти явно не отличается покладистым характером и всепрощение нельзя назвать его сильной чертой.

С другой стороны полковник, не видя в своей выходке ничего зазорного, профессионально игнорирует нападки шефа, искренне не понимая, чего тот хочет.

Вторая неделя проходит в напряженном молчании, перемежаемом сухими приказами и язвительно оскорбительными замечаниями. После очередного, сравнимого только с бокалом цианида, словесного экзерсиса, Моран совершенно убедился в том, что поступил он правильно, и что держать Джима на валиуме постоянно было неплохой идеей. Останавливали побочные эффекты – слишком уж их много у этого препарата.

Киллер, вернувшись с задания и отчитавшись, задумчиво смотрит на своего работодателя и, все-таки, наверное, можно так выразиться – любовника. Джим уткнулся носом в бумаги – вид у него при этом обиженный и детский. «Опять нюхал» - думает полковник, накрывая ладонью документы, перегибаясь через стол – и Джеймс вновь вжимается в спинку кресла, совсем как при той, первой встрече. Только смотрит сейчас с обидой и вызовом.

Они редко говорят. Вообще, не важно о чем – почти весь день в большой квартире протекает в тишине – Себастьян от природы немногословен, а Джеймс рядом с ним затихает, предпочитая общаться полувзглядами, полуфразами, полужестами. Единственное, что никогда не иссякает, так это поток колкостей, оскорблений и язвительности, но назвать это разговором вряд ли возможно.

Очень удобно – не говорить. Иногда читать вслух какие-то отрывки из книг – и никогда новости или газеты. Капитально разный музыкальный вкус тоже только способствует молчаливой атмосфере – любой из них может провести весь день в наушниках.

Поговорить можно вечером, за стаканом виски или бокалом коньяка. Неспешно, ни о чем.

Полковник сокрушенно качает головой, признавая, уже в который раз, свое поражение. Придется извиняться перед маленьким пижоном.

Слова в голову не идут. Моран вообще не ценит слова. А жизнь с Джеймсом Мориарти обесценила их совершенно.

Медленно обходит стол, не без труда разворачивая тяжелое кресло, вместе с Джимом, на девяносто градусов, Замирает, глядя в кофейные, а сейчас почти черные – значит испугался, мелкий забияка – глаза.

Мориарти не перестал бояться своего охранника, просто в последние недели он почти не

вспоминал об этом.

Жизнь на вулкане. Для обоих. Невозможно предугадать, что придет в следующий момент в гениальную голову Джеймса – полковник, например, не сомневается, что тому вполне может в любой момент прийти в голову пуля, выпущенная его же, Мориарти, руками. В том, что однажды он захочет выстрелить в своего снайпера, Моран уверен. Точно так же невозможно угадать, когда снесет крышу полковнику – Джим привык ходить по грани, выводя людей из себя, но не давая сорваться. Но с Себастьяном эта грань уж слишком тонка и эфемерна…

Наемник медленно опускается на колени, разводя в стороны тонкие, обтянутые очередной дизайнерской шмоткой, ноги любовника, отводя взгляд от карих глаз. Джим замирает, широко распахнув глаза, откинув голову на спинку кресла – взгляд устремлен практически в потолок – вцепившись в резные подлокотники так, что белеют костяшки пальцев. Длинные пальцы скользят по ремню, мучительно медленно расстегивая пряжку. Джеймсу кажется, что к такому извинению он не готов – слишком много для Морана, а ведь он всегда требует чего-то равноценного в ответ.