Saw that I can teach you (СИ)

Мысли отвлекают от действительности, и когда он, наконец, приходит в себя, Луи натягивает домашние штаны в крупную зелёную клетку. Ситуация окончательно выходит из-под контроля, и Гарри, тяжело вздыхая, сдаётся. Он не понимает абсолютно ничего.

— Идём, — Луи мягко тянет его за локоть к кровати и указывает на разбросанные вдоль стены подушки. — Думаю, это моя вина, что ты о себе такого мнения. Мне и исправлять.

Ноутбук оказывается на коленях растерянного мальчика, а Луи садится сзади, прижимая за плечи к себе. В объятиях тепло и комфортно. Гарри чувствует, что был рождён для пахнущих сигаретами ладоней.

— Что мы будем делать? — спрашивает он, а под левой лопаткой размеренно бьётся сердце Томлинсона, доказывая что он тут, рядом. Такой желанный. Слишком любимый.

— Я покажу тебе мой любимый фильм, — Луи смеётся, когда Гарри сжимает его ладони, оборачивая их вокруг своих плеч. — И докажу, что нам будет хорошо не только в постели.

— Лу, — тихо скулит Гарри, желая, чтобы парень замолчал, и вместе с тем не переставал говорить никогда. Это звучит слишком хорошо, чтобы быть реальностью, и мальчику кажется, что он в очень глубоком, самом счастливом своём сне.

— А ещё я хочу сводить тебя кое-куда. До моего любимого клуба тебе ещё расти и расти, но думаю, это будет равносильной заменой. Это ведь третий пункт из твоего списка, верно?

— Свидание? — едва удаётся выдавить из себя Гарри, потому что эмоции стучат кровью в висках, и язык заплетается от счастья.

— Оно самое, малыш, — соглашается Луи, нежно ероша волосы на затылке носом. — Я в этом чертовски плох, так что буду учиться в процессе, но я надеюсь, ты сделаешь мне скидку, как своему парню.

Улыбка Томлинсона вновь полна превосходства, а глаза хитро поблёскивают. Он точно знает, что именно Гарри хочет услышать, и ни на секунду не сомневаясь, даёт ему это.

Мальчик откидывает голову назад, просительно приоткрыв губы, и Луи не заставляет себя уговаривать. Он наклоняется, и их дыхания перемешиваются, когда губы едва касаются друг друга, воссоздавая тот самый первый поцелуй. Тающая нежность вытесняет обиду и боль, стирает все плохие воспоминания, позволяя начать эту историю с чистого листа.

И Гарри знает, просто не будет. Луи остаётся Луи в любом случае. Властным, безответственным, жадным до собственного удовольствия эгоистом, но пока он готов наступать себе на горло, заботясь о мальчике, всё у них будет хорошо.

Гарри верит, потому что это то самое.

Большая любовь.

Комментарий к Happy

*The Red Carpet Grave

========== Эпилог ==========

Everything has been said before Всё уже сказано

There’s nothing left to say anymore Больше нечего добавить

When it’s all the same Когда всё то же самое

You can ask for it by name Ты можешь спросить, как это называется*

Словно один из прежних снов вернулся - сладкие губы Гарри касаются его рта, подарив вкус сахарной клубники. Чужой язык скользит глубже, дотрагивается до нёба, и Луи на автомате отвечает, лаская его своим. Горячий воздух от глубокого выдоха наполняет рот, и сладость чужих касаний исчезает. Он тянется вслед под собственный недовольный стон и слышит яркий довольный смех в ответ.

Дневной свет бьёт по глазам, когда Луи пытается открыть их. Он жмурится и подносит ладони к лицу в попытке закрыться от палящего августовского солнца, но детские руки перехватывают запястья.

— Соня, — шепчет Гарри, наклонившись так низко, что они соприкасаются носами.

— Зачем ты открыл занавески?

Сиплый ото сна голос скрипит едва слышно, но мальчик совсем рядом и всё прекрасно слышит. Хмыкнув, Гарри отдёргивает лёгкое одеяло, под которым спит Луи, и залезает на него. Джинсовая ткань его шорт трётся о голые бёдра, и Луи на автомате подаётся вверх. Потому что утро. Потому что Гарри.

Луи заводится за секунду.

— Оу. Кажется, ты не против, что я разбудил тебя.

— Вовсе нет, — Луи открывает глаза по одному, осторожно, и улыбается в ответ на широкую улыбку мальчика. Гарри сдувает непослушные пряди со лба и оставляет ещё один нежный поцелуй на губах Луи. Но этого так чертовски мало. Томлинсон выпутывает свои руки из хватки Гарри и обхватывает ладонью шею, не позволяя отстраниться. Он углубляет поцелуй, раздвигает губы Гарри языком и вылизывает его рот, пока мальчик не начинает извиваться на нём, тяжело дыша и сжимая пальцами плечи.

Они целуются долго, страстно, и это стоит Луи всей его выдержки. Особенно когда Гарри теряет контроль и словно маленький ненасытный зверёк кусает его губы, оттягивая нижнюю зубами до лёгкой боли, и неосознанно двигает бёдрами, задевая и без того каменный стояк Томлинсона.

Но никакого секса между ними быть не может. О чём Луи и напоминает, упираясь руками в сильно вздымающуюся грудь.

— Стоп, Гарри, я… — но мальчик затыкает его, опять целуя.

Горячая кожа под пальцами лишает воли, и хочется раздеть его, прижать к себе, не оставляя ни дюйма между телами. Член натягивает ткань белья, упираясь в затянутую джинсой промежность Гарри. И он тоже возбуждён, Луи чувствует, но…

— Так, всё! — он хватает Гарри за волосы и оттягивает от своего лица.

— Не хочешь меня? — зелёные глаза прищуриваются, и Луи сжимает кудри в кулак сильнее.

— Ты знаешь, малыш, что хочу. Чертовски сильно хочу, — он опускает глаза вниз, указывая на свой стояк, и Гарри повторяет всё в точности, потому что из-за хватки в волосах не может двигать головой. Но руки свободны, и прежде чем Луи успевает перехватить запястье, ладонь мальчика поверх ткани сжимается вокруг его члена. — Нет!

— Да-а-а-а, — стонет Гарри.

— Не до первого свидания, малыш! — всё ещё сопротивляется Томлинсон. — Мы же договорились!

— Брось, оно будет через пару часов, и как раз это время я хочу скоротать с тобой!

Хочется поддаться, отпустить мальчика, откинуться на подушку и позволить ему ласкать себя на собственное усмотрение или самому наклонить голову вниз, заставить взять в рот и трахать, пока он будет давиться слюной и вырываться.

Луи стискивает зубы, стараясь игнорировать удовольствие, что приносит рука Гарри, а так же свои грязные мысли. Именно из-за них он и отказывает своему парню в сексе.

Своему парню. Словосочетание всё ещё пугает заключённой в нём ответственностью, но у Луи больше нет выбора. Гарри - центр его маленькой Вселенной, самая горячая звезда, самая холодная чёрная дыра. По велению его маленького рта Луи готов прыгнуть со скалы, стянуть собственную кожу с мышц и выполнить любой, самый странный каприз. Это ужасает, обезоруживает, но так же вносит в его серую жизнь краски, о которых он понятия не имел. Будто Гарри сдёрнул серые занавески и впустил солнечный свет не только в комнату Луи, но и в его жизнь.

— Давай же, Лу, хочу тебя, — лихорадочно шепчет мальчик, и пока тот решается, запускает свою горячую ладошку в боксеры.

Удовольствие огненной волной выжигает сомнения, как хворост, не оставляя после себя ни одной мысли. Впиваясь в сладкие губы Гарри собственническим поцелуем, он не думает больше ни о чём, кроме дрожащего мальчишеского тела в своей постели.

Ладони на плечах притягивают ребёнка ближе к себе, и сквозь рык, заглушаемый стоном Гарри, Луи удаётся пробормотать что-то о занятии любовью. Мальчик отфыркивается, сжимает член сильнее в руке, под сноп разорвавшихся в голове фейерверков. Контроль почти на нуле.

— Позволь мне быть твоим единственным, — шепчет Гарри. — Сквозь все эти беспорядочные связи, после всего, что произошло между нами - доверься мне целиком, Лу. Я не подведу тебя.

Слова оседают на сердце прозрачной, серебрящейся на солнце паутинкой, сжимая его прочными нитями в тугой комок. Это Луи должен извиняться. Луи должен просить, обещать, умолять мальчика не терять в него веру.

Гарри наклоняется, не спуская своего завораживающего и всё ещё наивного взгляда с затуманенных страстью глаз Луи, оттягивает резинку боксеров на себя и возмущённый стон перерастает в хрип, полный удовольствия, когда пухлые детские губы смыкаются вокруг члена.