You are not alone, brother (СИ)

– Тор, – болезненный голос едва слышен, – держи меня крепче… Мне тяжело…

Громовержец подхватывает Бога Безумия под спину и притягивает к себе еще ближе, заставляя его тело изогнуться и тем самым сменяя слегка угол проникновения. И это имеет неожиданный эффект: Локи громко, с придыханием выкрикивает имя брата и кончает, пачкая живот Бога Грома в сперме.

Тор испуганно замирает. Он тоже близок к разрядке, но…

– Все нормально, – Локи измученно прикрывает глаза, – ты можешь… Можешь, закончить.

– Тебе больно? – тихо спрашивает Бог Грома, чуть облизывая губы младшего.

Но трикстер не отвечает, он просто чуть сжимает мышцы и подается к брату, слабо, но так… доверчиво, так открыто…

Тор не может противостоять желаниям. Он сжимает брата и практически фиксирует его в одном положении.

А маг медленно ведет холодными слабыми пальцами по губам старшего, чуть касаясь…

И Тора накрывает. Пара глубоких толчков и он изливается в брата, заставляя его слабо вздрогнуть и сильнее, насколько это возможно в его состоянии, обхватить ногами.

Тор мягко выходит, и проводит ладонью по промежности трикстера, чуть поглаживая, пачкая пальцы собственным семенем.

– Его нет… – вдруг счастливо говорит Локи и тянется к брату, – я больше не вижу его, Тор. Спасибо…

– Я же рядом, – заставляя себя улыбнуться, отвечает Тор, – конечно, его больше нет.

И Локи, удовлетворенно кивнув, отключается. Бог Грома не знает – потерял ли он сознание или просто заснул так быстро… Да, наверное, все равно.

Он перекатывается на бок, целует мага в висок и утыкается ему в шею. В голове мелькает мысль, что хорошо бы сходить в ванную и хотя бы немного обтереть брата, но сон забирает все мысли и Тор проваливается в забытье почти так же быстро, как трикстер…

_________________________________________________________________________

Это я прокомментировать не могу никак. Так вышло.

Глава 17. "Ты же знаешь".

– Это было больно... так больно... За что?

– Я не знаю, брат. Не знаю.

Локи впивается ногтями в руку Тора и захлебываясь шепчет:

– Он разрывал меня. Как шлюху... Каждый раз! А я мог только... Тор, Я... Мне нужно было просто расслабиться... и тогда, не было так больно... – трикстер давится слезами и судорожно всхлипывает, – я должен был сдохнуть! Я ждал, когда же я, наконец... Я кончал у него в руках! Так унизительно... так больно...

– Шшш... тихо, тихо... – Тор не знает, что делать, поэтому просто гладит его по голове, пытается успокоить.

– Ты просто жалок! – выплевывает маг, – зачем тебе вся эта грязь?! Почему ты возишься со мной?! Почему?.. Как я мог заслужить такое отношение?! – теперь Локи уже откровенно плачет, размазывает по щекам слезы.

– Локи... – Тор не уверен, что младший его сейчас понимает, но говорит все равно. Из раза в раз. – Ты же знаешь. Я люблю тебя, братишка. Люблю.

Кожа брата вдруг стремительно меняет цвет, глаза наливаются жуткой краснотой. Руку Бога Грома жжет, будто огнем. Но отдернуть ее сейчас – испугать брата. Оставить его наедине с кошмарами. И Тор терпит.

Он вглядывается в светящиеся в полумраке зрачки и медленно, выделяя каждое слово, проговаривает:

– Локи, здесь – только я. Я один. С тобой.

И пересиливая страх боли, прикасается губами к черным губам брата. Кожа лопается, по подбородку течет кровь, попадает на лицо младшего.

И трикстер с болезненным стоном отшатывается к краю кровати. Его трясет. Из красных глаз катятся слезы, а на лице болезненная гримаса.

– Прости, – невнятно шепчет он, – прости меня!

– Локи, ты не виноват. Это все болезнь… – Тор тянется прикоснуться к брату, но тот испуганно сжимается в комок и выдыхает почти с ненавистью:

– Уйди! Не смотри на это… Ради всех Богов!

Тор упрямо качает головой. На этот раз он не намерен оставлять брата.

Локи пытается что-то сказать, но его пронзает судорога и он кашляет, оставляя на ладонях, на подушке, на одеяле черные капли холодной крови. Его глаза закатываются, и худое тело безвольно падает на подушки. Но сознание он не теряет.

Тонкие потрескавшиеся губы шепчут что-то, будто перебирая слова. Тор слышит какие-то имена, названия мест, непонятные выражения, на незнакомых Богу Грома языках.

Внезапно трикстер широко раскрывает светящиеся в полумраке глаза, судорожно приподнимается на локтях, и начинает медленно говорить:

– И небо свернулось, как свиток, почернело солнце во чреве тьмы… И возопили живущие: «Горе нам!» Ибо пришел день возмездия, день суда над беззаконием. И окутал мрак все сущее и вышел зверь из воды. И поклонились ему, ибо кто подобен зверю сему, и кто сразится с ним?

Тор завороженно слушает размеренный глухой голос. Жуткий монолог брата пробирает до костей дрожью.

А Локи поворачивается к брату и шепчет, почти в самое его ухо, обжигая кожу холодом:

– И смерть следовала за ним.

И вдруг смеется. Тихим безумным смехом.

Тор молча берет брата за плечи, кладет на бок, прижимает к постели и держит так, пока синяя кожа не становится белой. Он уже знает, что сейчас произойдет.

Трикстер пытается что-то сказать. Кажется, что-то злое, судя по исказившимся губам, но не успевает… Его тело будто складывает пополам. Мага рвет кровью, какими-то черными сгустками. Рвет на руки Тора, прочно фиксирующие скорченное тело, на простыни, на пол. Из глаз льются слезы, из носа – кровь…

Десять жутких минут с короткими перерывами. Тор горько думает, что в прошлый раз это проходило чуть легче и быстрее.

Наконец, последние судороги прекращаются, и Локи обессилено падает на грязную постель.

– Скорее бы уж… – хрипло говорит он. – Я устал.

И Тор прекрасно понимает, о чем говорит брат. Трикстер мечтает о смерти. Он думает о ней, как об избавлении от мучений, долгожданном подарке.

– Локи, не надо... – беспомощно выговаривает Бог Грома, – ты не умрешь!

И сам не верит больше в свои слова. Конец истории очевиден. Локи буквально распадается на части. Его разрывает. Без магии его божественная половина убивает йотунскую часть. А без нее маг-полукровка обречен.

– Смешно… – силясь улыбнуться, шепчет трикстер, разглядывая испачканные руки, – иногда мне кажется, что все это просто большой спектакль. А я всего лишь актер… Но настолько хорошо вжился в роль, что перестал играть, а стал жить в этом чертовом спектакле… Боги, как я хочу, чтобы ты всего этого не видел, брат! Если бы ты нашел в себе силы убить меня – все было бы гораздо легче.