You are not alone, brother (СИ)

– Как я буду без тебя, родной? Как? – сглатывая слезы, хрипло говорит громовержец и проводит пальцами по ввалившейся, испачканной кровью, щеке брата.

– Я не родной… – Локи ловит руку старшего и чуть сжимает, – ты ведь знаешь.

– Не знаю, – Тор наклоняется к брату и целует в уголок рта, слизывает красные капли, проводит языком по маленькому шраму.

– Не понимаю, как тебе не противно, – робко улыбается Бог Безумия, – меня ведь только что вывернуло, не забыл?

От этой улыбки все внутри Тора переворачивается, к глазам опять подкатывают предательские слезы, а сердце в прямом смысле начинает колотиться о грудную клетку.

– Я не забыл, – севшим голосом выговаривает он, – но ты прекрасно знаешь, что мне не противно.

– Ну, да… – недоверчиво, как-то по детски, тянет трикстер.

– Идем в купальню, – Тор подхватывает брата на руки и поднимает с постели, – тебя просто надо вымыть, чтобы ты не говорил ерунды.

Локи хмыкает и облизывает искусанные губы.

***

– Я вот думаю, не сходить ли нам с тобой на то озеро, где мы в детстве играли? – спрашивает Тор, намыливая худую спину трикстера, – я давно там не был, может, сходим?

– Веселый это поход будет, – скептически замечает Локи, явно пытаясь, чтобы его голос звучал нормально, а не измученно, – думаю, всем запомнится это зрелище: наследник Асгардского трона, который несет на руках предателя, который к тому же – был шлюхой Бюлейста, – последние слова маг выговаривает с какой-то злой болью и опускает глаза.

– Ты не предатель! – резко говорит Бог грома, сжимая в руках мыло, – ты никого не предал.

– Естественно, брат. Никого, кроме тебя, – зло говорит Локи, вцепляясь в мыло и пытаясь отобрать его у старшего.

– Ты меня не предавал, понял? Запомни это на всю жизнь.

– О, да. – Локи ядовито и некрасиво улыбается. – На всю жизнь. Конечно, брат. Это будет несложно.

Тор сглатывает комок и наклоняется к брату. Осторожно проводит полуоткрытыми губами по изломанной линии, искаженного усмешкой, рта. Старается вложить в это прикосновение всю любовь, которую испытывает к брату…

И Локи резко отшатывается, ударяясь головой о мрамор. В его глазах плещется боль.

– Извини, – тихо говорит он. – Я не хотел говорить гадостей.

– Я знаю, – Бог Грома опускает брата в воду, пропускает меж пальцев длинные черные волосы, осторожно трет его ушибленный затылок, и совсем тихо шепчет, – я люблю тебя, Локи. И никогда не смей называть себя шлюхой...

***

Едва Тор опустил брата на постель, дверь распахнулась. Он резко набросил на трикстера одеяло и развернулся к источнику звука. На пороге стоял Один. На лице верховного бога застыла гримаса неприязни.

– Все возишься с ним? – вместо приветствия спросил Всеотец.

– Да, – коротко бросил Бог Грома, судорожно перебирая варианты визита отца.

– Я пришел по государственному делу, наследник. Вчера я был на переговорах в Йотунхейме. По поводу твоего безрассудного поступка.

– И? Меня ждет наказание? – ядовито спросил Тор, чувствуя спиной, как напрягается Локи.

– Не тебя. Бюлейст поставил условия: если мы не хотим допустить войны, то снимаем с Локи все титулы, все регалии, все знаки принадлежности к дому. И назначаем ему трехдневное публичное наказание. Он должен будет трое суток провести у позорного столба на площади. Дополнительное пожелание – с зашитым ртом. Если условия выполнены не будут, то военная кампания неизбежна. Далее, – Один смерил взглядом сына и продолжил, – насчет смерти Фандрала. Пошли слухи. Чтобы пресечь их, мы обвиним в преступлении Локи, и огласим оба приговора в один день, то есть сегодня днем. Чтобы избежать вопросов по поводу наказания за второе преступление – мы объявим, что в исполнение его приведешь ты, на свое усмотрение.

– Это ведь… С каких пор ты, Один, верховный Бог, подчиняешься пожеланиям, – это слово Тор выделяет, – йотунхеймского ублюдка?! Может ты и сам продался?! Может, он... – Бог Грома не знал, как выразить ненависть к отцу, как передать все что чувствует.

– Все правильно, – вдруг тихо, но жестко говорит трикстер, прерывая истерику брата и тем, спасая его от скандала, – это сработает. Если бы я принимал решение, я бы принял именно такое.

Тор беспомощно сморит то на отца, то на брата.

– Но он же болен! – выговаривает громовержец. – Посмотри, в каком он состоянии!

– Он скоро умрет, – равнодушно отвечает Всеотец, видимо решивший пропустить срыв сына мимо ушей, – пусть хотя бы остаток его никчемной жизни послужит на пользу стране. Тем более, это спасет тебя от обвинения в смерти аса.

– Я не позволю, чтобы моего брата так унижали! – выкрикивает Тор, сжимая кулаки, – ты не посмеешь так поступить с ним, Всеотец!

– Не смей перечить мне, наследник! – Один холодно смотрит на сына. – Иначе я изгоню тебя навсегда, а этого предателя отдам Йотунхейму. Это будет гораздо более выгодное решение для государства.

Локи кривит губы в улыбке и смотрит брату в глаза. В его взгляде какое-то нечитаемое выражение. Смесь боли, страха, гордости, злобы… Жуткий коктейль.

И Тор отворачивается к отцу, потому что не может смотреть на младшего.

– Через двадцать минут придут воины, – бросает Всеотец, поворачиваясь к выходу, – надень на него что-нибудь.

Едва Один покидает спальню, Локи откидывает одеяло и пытается подняться. Тело плохо слушается и он едва не падает, но вовремя успевает схватиться за спинку кровати. Пальцы до боли вцепляются в дерево.

Трикстер зацепляет со стула рубашку и накидывает на плечи. Грязная темная ткань неприятно царапает кожу. Похоже, вещь пропитана кровью. И пусть. Какая теперь разница?

А Тор стоит, не двигаясь, и смотрит на ломаные движения брата. На его худые ключицы, на выпирающие ребра, на тазовые косточки, на полузажившие шрамы. И ему хочется схватить брата и унести. Все равно куда. Главное – далеко отсюда. Туда, где он не будет страдать.

– Не смотри так, – глухо говорит трикстер, – это лишнее.

Тор глотает слезы и усаживает младшего на кровать. Он сам оденет его.

Двадцать минут проходят неожиданно быстро. Хотя, может за Локи просто пришли раньше.

Трикстер гордо вскидывает голову и поднимается навстречу конвою, не позволяя себе даже болезненного выдоха. В его движениях больше нет неуверенности. Наоборот, что-то резкое, почти безумное.