Ты - мой омега (СИ)

Подняв голову, я увидел яростное лицо Стаба, грубо схватившего Спайка за руку.

- Хэй, дружище! – весело поздоровался я. – Верни, пожалуйста, задницу Спайки на место, - вежливо попросив, я, тем не менее, довольно безаппеляционно похлопал себя по коленям, показав тем самым, куда нужно было возвращать.

- Дин, Дин, я думаю, нам всем лучше поехать домой, - примирительным тоном произнес Хэйг.

- Окей, - я с готовностью поднялся со своего места, - к тебе или ко мне? – максимально приблизившись, я приобнял Спайка за талию, прошептав вопрос в его ухо.

Но не успел он ответить, как Стаб, прорычав что-то невнятное, толкнул меня обратно, сжав кулаки и приготовившись наброситься на меня снова, если я выкину что-то в этом роде еще раз.

- Так, парни, трезвеем и успокаиваемся! – не на шутку рассердившись, прокричал Спайк, положив ладонь на грудь друга, будто пытаясь его как-то удержать.

- Ну а что я такого сделал?! – не менее зло отозвался я. – Я, Спайки, чтобы ты знал, уже предлагал этому упрямцу придти к тебе и тра…ну, заявить свои права на тебя, а он не захотел! Так почему я теперь не могу этого делать? Ты – свободный, и я сейчас тоже, и по-моему, мы отлично смотримся вместе. К тому же, от тебя так пахнет…Так что, Стаб, я бы посоветовал тебе больше так не делать.

- Я не собираюсь ни с кем из вас спать, придурки! И ты что, действительно такое ему предлагал?! – возмутился Спайк, весь подобравшись.

- Ну да, - честно ответил я, чувствуя, что мне уже начинает надоедать эта ситуация. – Он мне тогда, а когда, кстати? – короче, он мне рассказал вашу душещипательную историю, так что, я в курсе всего того, что между вами происходит, ребята. Но я никому не рассказал! И даже не собираюсь. Вы можете на меня положиться!

- Так, ладно, все, - устало сказал Спайк, накрыв лицо ладонью, - не знаю, как вы, а я иду домой.

- Подожди, - угрюмо остановил его Стаб, снова взяв за руку, - я довезу.

- Ну уж нет, - зло выкрикнул Хэйг, вырвавшись, - довези лучше Дина. Расскажи ему еще что-нибудь о нас.

- Дилан, я не хотел, я…прости меня, я не должен был этого делать, - я никогда раньше не видел Стаба таким виноватым и говорящим таким беспомощным тоном.

- Раньше надо было думать, - сказал Спайк, и быстро, буквально за миг, скрылся в толпе.

- Упс, - не удержался я, - кажется, что-то пошло не так.

Стаб кинул на меня свирепый взгляд и мрачно сказал:

- Идем, - подхватывая за капюшон худи, как шкодливого котенка.

Собственно, им-то я себя и чувствовал, когда адекватность понемногу стала возвращать меня из пьяного марева в реальность.

Дорогу до дома я помнил смутно, как, впрочем, и то, как я и зачем оказался на той вечеринке. Последние дни вообще проходили в некоем тумане, после того, как…а, неважно.

Немного пришел в себя я, только обнаружив, что нахожусь в ванной на втором этаже. Недовольно оглядев свою помятую физиономию в зеркале, я, включив воду, подставил голову под спасительные холодные струи. Изрядно замерзнув, но освежившись, я встряхнулся, как самый настоящий пес, и потянулся к полотенцу, висящему возле душевой кабины. До него я так и не дотянулся, остановившись, как вкопанный на полпути. Я не шевелился некоторое время, вдыхая самый вкусный, самый сладкий, самый лучший запах на свете, боясь, что он пропадет, стоит мне сделать одно неверное движение.

Наконец, я отмер, усмехнувшись про себя – мне понравился запах Спайка, потому что он и Дэн пользовались одинаковыми гелями для душа, потому что так пахла моя омега.

Я шагнул в кабину, огляделся, будто кто-то мог поймать меня здесь в неподобающем виде, и, взяв, видимо, в спешке не закрытый, флакон в руки, вдохнул сладковатый аромат тропических фруктов или чего-то вроде того во весь объем легких.

И я вспомнил наш первый и единственный поцелуй, вспомнил, как я, будто обезумев, целовал его, вжимая в стену, как бы пытаясь завершить то, что начала природа – сделать нас одним целым; вспомнил, как, не обращая внимания на то, что никакой ответной реакции не следовало, мял и стискивал везде, будто дорвавшийся до жертвы хищник, и, кажется, даже периодически рычал во влажный безответный рот. Наконец, когда я, оторвавшись от его губ, спустился к шее, Дэн тихо, но категорически произнес:

- Дин, нам нельзя.

Его тон заставил меня оторваться от него и даже сделать шаг назад.

- Нам нельзя, Дин, прости, - жалко и как-то беспомощно повторил он.

Я растерялся. Я растерялся так, как никогда до этого за всю свою короткую жизнь.

Он стоял передо мной, с искусанными мною губами, с обслюнявленной мною шеей, с растрепанными мною! - волосами, и выражал просто Вселенскую скорбь, теребя в руках длинный шарф.

- Дин, ты только не злись, - говорил он.

- Мы же братья, - говорил он.

- Близнецы, - добавил он, облизнув губы.

Он стоял передо мной с глазами полными слез, а я перед ним, запустив руку в волосы, смотря на него с кривой усмешкой и отчаяньем одновременно.

- Понятно, - кивнул я, наконец, - я понял.

- Понял? – эхом отозвался Дэн, будто забыв смысл этого слова.

- Ага, - снова кивнул я, вздохнув. – Так, ладно, этого ничего не было, сделаем вид, что мы просто пришли из кино и разошлись по комнатам. Так и сделаем, да.

- Так будет правильно.

- Да. Так будет правильно.

Я не помнил больше, что делал остаток вечера, как и не помнил весь следующий день, будто подключился автопилот, а я сам погрузился в анабиоз. Моя связь с реальностью стала возвращаться ко мне урывками, кусками, будто нехотя, окрасив все остальное в один серый цвет. Дни тянулись за днями, возможно, прошло уже несколько месяцев, но дата в верхнем углу экрана на макбуке показывала, что всего неделя.

Я жил по инерции все эти дни, а потом…Потом я плюнул на все и прибегнул к старому доброму способу – алкоголь, легкие наркотики и случайный, ни к чему не обязывающий секс.

Я ходил в школу, затем на тренировку, потом к кому-нибудь из знакомых, и только глубокой ночью возвращался домой, если возвращался. С Дэном мы почти не виделись, только на совместных уроках и по утрам, но мне по-прежнему казалось, что мы чертовски много времени находимся рядом. Чем ближе становилась дата моего первого совершеннолетия, тем сильнее я чувствовал, как со мной происходят некие изменения. Я чувствовал, чувствовал не только человеческой частью своего разума, но и той, что всегда была так далеко, более непонятной, необъяснимой и чужой, будто дикой, разрастающуюся пустоту внутри – мне отказали, меня отвергли как недостойного альфу, и я не знал, почему это так сильно меня задевало, сильнее, чем когда-либо раньше.

Это были новые ощущения, ранее не знакомые, и тем сильнее они действовали на меня. Если бы рядом был отец, он бы давно все объяснил. Но его не было, а я был здесь, и мне придется как-то уладить это самому.

Бездумно уставившись на кафельную стену, еще покрытую конденсатом, я дышал запахом Дэна, выбросив из головы все мысли. Меня одолевало чувство потери, и, одновременно, контрастом, чувство неуместного возбуждения. Оставалось чуть больше месяца до дня рождения, буквально через неделю должны были состояться, почти что подряд, две игры с другими командами, а затем начаться предрождественская лихорадка. Я вычитал в интернете, что, чем ближе время первого гона, тем чаще будут появляться его ложные признаки, поэтому я ничуть не удивился, что, ощущая себя выжатым, пьяным, сонным лимоном, я вдруг возбудился.

Не в силах бороться с физиологией, я, все еще держа в одной руке гель для душа брата, другой, сжав себя сквозь жесткую ткань джинс, и поняв, что такая эрекция сама не пройдет, вздохнул и расстегнул ширинку. Приспустив брюки и трусы, я, наконец, взял в руку член, который уже сочился смазкой так, что даже не понадобилось что-то еще для лучшего скольжения. Вдохнув запах тропиков поглубже и прикрыв глаза, я начал представлять, что бы было, если бы Дэн меня тогда не оттолкнул.

Наверное, мы бы поднялись наверх, не прекращая целоваться, и он бы мне отвечал. Неуверенно, неумело, а я бы ловил кайф от того, что был у него первым. Я бы раздел его, не торопясь, медленно, как долгожданный подарок, целуя туда, куда мог дотянуться. Когда бы он, совсем голый, мокрый и взъерошенный, тяжело дышащий, сам бы раздвинул ноги, я бы нетерпеливо уткнулся ему туда, где пахло больше всего. Возможно, его дырка была бы уже влажной, может, у него уже тоже проявлялись эти ложные признаки омеги, и нам бы не пришлось тратить времени на растягивание, еще и потому, что он каждый день перед сном трахал себя пальцами, думая обо мне. Я бы попросил его подрочить для меня, пока сам раздеваюсь. Он бы смутился, конечно, смутился бы! – но поборол стыд, неуверенно прикасаясь к своему стоящему члену. Он бы увлекся так, громко выстанывая мое имя, что мне пришлось бы схватить его за руку, останавливая, и наказать, не больно шлепнув по круглой маленькой ягодице, совсем рядом с поджавшейся от нетерпения дыркой. Потом бы я спросил: «Как ты хочешь?», а он бы, краснея еще больше, ответил: «Я хочу видеть тебя». Я бы обрадовался, потому что тоже хотел его видеть, хотел видеть, как закатываются его глаза от удовольствия, как он кончает подо мной. Я бы улыбнулся ему, и, скользнув между его ягодиц и просунув в него целых два пальца, удивился бы, что он такой открытый. Он бы признался, спрятав пылающее лицо у меня на груди, что уже трогал себя там, а я бы подавил в себя ярость, поднявшуюся от того, что, может, я был у него не первый. Я бы поцеловал его, остановив поток смущенных слов, и он бы охотно отозвался мне, подавая бедрами вперед, подгоняя. И я бы ему, конечно же, не отказал. Я бы начал вставлять, медленно, растягивая удовольствие и стараясь не навредить ему, но все равно бы не выдержал, и пропихнул член в него целиком. Он бы ахнул от неожиданности, вцепившись в меня, а я бы шептал ему что-нибудь успокаивающее и обязательно глупое, чтобы он отвлекся и перестал сжимать меня так сильно. Когда бы он расслабился, требовательно взглянув на меня из под топорщащейся челки, я бы, наконец, начал двигаться, неторопливо, но сильно, входя до конца и почти выскальзывая из него. Он бы сжимал мои бока своими худыми коленями, а я бы не мог оторвать от него глаз, шумно вдыхая его запах…