Богатство души (СИ)

Азъену стоило немалых усилий, чтобы заставить себя подняться и уйти от покоев Гавриила, где женские крики звучали всё громче. В своих покоях он не зажигал свечи. Побросав всю одежду на пол, он ещё долго лежал на кровати, смотря в потолок.

***

С восходом солнца всё произошедшее накануне казалось лишь страшным сном — мысли о том, что Гавриил мог оказаться палачом теперь казались нереальными и смехотворными. Может, в брате и присутствовала доля жестокости, но не настолько, чтобы надеть черный капюшон, а потом ещё ослушаться указа короля и нанести ударов плетью больше в два раза.

Двадцать три Алэну и тридцать семь Эрику. Последний не мог нормально ходить больше двух недель, не скрипя зубами от боли. Иногда казалось, что он держался только благодаря Алэну — если бы того не было рядом, он давно сдался бы. Но блеск надежды в голубых глазах любовника придавал ему сил — он просто не мог сдаться и оставить его одного.

Жизнь быстро возвращалась в привычное русло, если не считать ночных визитов Азъена в публичный дом. Алэну и Эрику понадобилось больше недели, пока они не смогли передвигаться самостоятельно. Густав, как лекарь, радовался скорому выздоровлению своих пациентов, но во избежание последствий запрещал им делать резких движений и переутомляться.

Пару раз Катарина приходила к друзьям вместе с братом. Азъен точно не мог сказать, как она переживает тот факт, что Алэн и Эрик — любовники. Она вела себя намного спокойнее, но иногда казалось, что это лишь показное. Возможно, она старалась справиться со своей влюбленностью, оттого и не приходила часто. Лишь через месяц, когда друзья поправились и не могли больше оставаться в городе, Катарина пришла попрощаться.

Азъен никогда раньше не думал, что расставания могут быть такими тяжелыми. За последний месяц он часто думал об этом, представлял, но на деле всё оказалось намного сложнее. Запряженную двумя лошадьми телегу нагрузили всем, что только может пригодиться в дороге. Азъену удалось взять из казны отца немного монет, чтобы друзья ни в чём не нуждались. По словам Эрика, этого должно «немного» хватить, чтобы построить себе дом или конюшню, как мечтает Алэн.

Они ещё не знали, куда поедут. Может, в ближайшие государства, может ещё дальше, но в Элладее они остаться не могут. Надежды, что они смогут увидеться когда-нибудь, практически нет, поэтому их прощание затянулось надолго. Катарина оставила друзей, вернувшись в замок, а вот Азъен не мог их отпустить так быстро. Слёзы душили, а слова комом стояли в горле, выходя хриплыми рыданиями. Эрик пытался успокоить расчувствовавшихся друзей и пообещал, что когда у них появится возможность — как только они найдут для себя пригодные условия для жизни — то пошлют весточку. Конечно, все они понимали, что на это могут уйти годы, да и неизвестно, дойдет ли письмо до адресата.

Лишь когда приближалось время рассвета, а на небе исчезали последние звезды, откладывать прощание они больше не могли. С тяжелым сердцем Азъен отпустил друзей, ещё долго смотря, как уменьшается их небольшая телега, постепенно исчезая вдали.

Первые лучи солнца начали освещать Илай, когда Азъен мчался на лошади в сторону леса, где всё ещё сохранялись темнота и прохлада. Раскрасневшиеся от слёз щеки обжигал прохладный воздух, бьющий в лицо. Лес встретил его успокаивающей тишиной, лишь редкие птицы пели на верхушках деревьев, приветствуя согревающее мир солнце, да негромкий шум ручья. То ли он сегодня тёк не так быстро, звуча намного тише, то ли Азъен просто не мог услышать всех звуков. Ему казалось, что он находится в вакууме, через который не могут прорваться ни он, ни посторонние звуки снаружи. Даже мелодия флейты, когда он начал играть, звучала не как всегда. Пальцы словно не принадлежали ему, вяло перемещаясь по клапанам. Рвущая душу боль не могла найти выход, а Азъену казалось, что в нём вот-вот что-то надорвётся, что изменит его на всю жизнь.

— Не плачь, малыш. Ты же помнишь, что обещал сделать для меня.

Голос Йенса, прозвучавший в голове, показался настолько отчётливым и близким, что Азъен вздрогнул, услышав его. Через секунду он не был уверен — мог ли он слышать его или же ему просто показалось. Только участившееся сердцебиение и дыхание свидетельствовали, что он что-то слышал.

Слёзы на глазах быстро высыхали, благодаря чему Азъен смог увидеть недалеко от себя движение не то тени, не то животного. Присмотревшись чуть лучше, он увидел волка, с опаской выглядывающего из-за дерева. Он хорошо помнил его — это тот самый волк, которого он встретил два года назад и в прошлом году на охоте с братьями. Животное не подходило к нему, словно опасалось чего-то или не узнавало. Азъен сам сомневался в своей догадке, а руки уже поднесли флейту к губам. Прозвучавшая мелодия слилась с журчанием ручья и пением птиц. Волк с любопытством приподнял уши, прислушиваясь к музыке — теперь она звучала чисто, как и должна звучать, а Азъен понял, что едва не перешёл за черту, где перестал бы оставаться самим собой. Слышал ли он голос Йенса или он ему просто показался, но он помог ему остаться на верном пути.

Волк, убедившись, что человек тот самый, которого он знал раньше, медленно подошёл, зарываясь носом в отросшие наполовину седые, наполовину чёрные волосы. Азъен отложил флейту, обнимая волка за шею.

— Он хотел, чтобы я оставался прежним, — шептал Азъен на ухо животному, точно оправдываясь. — Я стараюсь. Честно. Но если бы он знал, насколько мне сейчас тяжело. Его нет рядом. Теперь Алэна и Эрика не будет. Я надеюсь, что с ними всё будет хорошо, что однажды мы с ними увидимся, всё плохое окажется позади, а впереди будет только хорошее, — волк тяжело вздохнул, выражая свое скептическое отношение к сказанному. — Да, я знаю, что у жизни не может всегда всё быть хорошо. Если бы не было трудностей, люди не научились бы радоваться хорошему. Но неужели всегда должно быть так больно? Сколько я ещё смогу выдержать, пока не потеряю себя или пока не умру? Для меня это одно и то же. И сейчас я едва не умер. Может, дух Йенса до сих пор со мной и поддерживает меня? Я хочу в это верить, потому что это всё, что мне остаётся.

Волк отстранился от Азъена и лизнул того в щеку кончиком языка. В жёлтых глазах отражалось столько понимания и сострадания, сколько он никогда бы не увидел в человеческих глазах. Вскоре волк ушёл обратно в лес, а вместе с ним ушли и грызущая душу боль. Осталась лишь тоска, но Азъен знал, что она теперь навсегда останется с ним — ему придётся научиться жить с ней.

И он жил — радовался каждому новому дню, гулял в лесу один, иногда с Катариной, и ждал весточек от друзей. В тайне ото всех Азъен молился за их благополучие Аррониксу. Йенс говорил, что их бог не такой, как другие. Во дворце имелась большая библиотека, где хранились знания многих народов и поколений почти со всего мира. Только вот про этого бога Азъен на нашел ни единого слова, даже упоминания.

Он не знал, как правильно молиться Аррониксу и слышит ли он его вообще. Но несмотря на это уже считал его своим богом и просил лишь за своих друзей, чтобы беды обходили их стороной, и они поскорей нашли для себя лучшее место, где им будут рады.

После отъезда Алэна и Эрика конюшня Дирка быстро пришла в упадок. Он не мог справиться с таким объемом работы в одиночку, а нового помощника брать больше не хотел. Пару раз Азъен заходил к мужчине, чтобы узнать, как тот теперь живёт. Дирк сильно сдал всего за пару месяцев, ссутулился, лицо приобрело серый оттенок, как и глаза, но он всё так же ворчал и говорил, что со всем справляется. На какие-то мгновения Азъену казалось, что он видит сожаление в уставших глазах. Может, Дирк и жалел, ведь он лишился не только двух помощников — Алэн был ему как сын, а теперь его нет, и он не хотел заменять его кем-то другим.

Азъен немного жалел мужчину — из-за религиозных предубеждений и собственной вспыльчивости он лишился больше, чем двух помощников. Через полгода он лишился и своей конюшни, потому что больше не мог её содержать. Сначала он продал почти всех лошадей, а потом и амбар, перешедший в собственность короля.