The wise man grows happiness under his feet (СИ)

— А в ки­но мож­но? — спро­сил он, хит­ро улы­ба­ясь из-за вы­соко на­мотан­но­го шар­фа и за­весы от­росших во­лос.

— Мож­но. Я имел в ви­ду: по­купай что хо­чешь, но не в ущерб кур­тке. Ког­да ку­пишь всё, что нуж­но — хоть на го­лове стой.

— В ки­но пой­ду, — кив­нул Алекс.

Ког­да он вер­нулся до­мой, Мэт­та уже не бы­ло. Да и в са­мом де­ле, с че­го бы ему бы­ло быть до­ма в са­мый раз­гар ра­боче­го дня? Алекс пог­ла­дил не­из­менно мол­ча­ливо­го и дру­желюб­но­го Мак­са по го­лове, снял но­вень­кую кур­тку, за­ранее пред­вку­шая, как Мэтт от­не­сёт­ся к её не­бес­но-го­лубо­му цве­ту, пу­шис­тые ва­реж­ки с оле­нями, шап­ку и шарф за­кинул на пол­ку, снял тёп­лые зим­ние бо­тин­ки и пос­та­вил в уго­лок. По­обе­дав и пос­мотрев па­ру се­рий “Костей”, он взял се­бя за гор­ло и зас­та­вил сесть за уро­ки: при­шёл в свою ны­не пус­ту­ющую ком­на­ту, где всё так же ви­сели боль­ше не­нуж­ные пла­каты, где ва­лялась на кро­вати за­бытая ги­тара, вклю­чил нас­толь­ную лам­пу, раз­ло­жил тет­ра­ди и кни­ги и три ча­са ста­ратель­но за­нимал­ся, вос­хи­ща­ясь собс­твен­ной си­лой во­ли.

Ма­шину Мэт­та он уже уз­на­вал по зву­кам: она как-то осо­бен­но шур­ша­ла по ас­фаль­ту, смёр­зшей­ся зем­ле, гра­вию. По­нача­лу Мэтт ис­прав­но би­бикал ему, подъ­ез­жая к до­му, но один раз за­был, а Алекс всё рав­но ока­зал­ся в хол­ле и ска­зал, что слы­шит его и так (ес­ли в это вре­мя не спит, ко­неч­но). С тех пор Мэтт боль­ше не сиг­на­лил. Ему, по­жалуй, при­ят­но бы­ло, что его лю­бят нас­толь­ко, что от­ли­ча­ют шур­ша­ние пок­ры­шек имен­но его ма­шины от всех ос­таль­ных.

Ко­неч­но, ког­да он за­шёл в дом со сто­роны га­ража, Алекс уже оши­вал­ся в хол­ле, с ум­ным ви­дом ус­та­вив­шись в учеб­ник и за­дум­чи­во по­кусы­вая руч­ку.

— Ну что, ум­ник, ку­пил кур­тку? — Мэтт улыб­нулся и по-оте­чес­ки пот­ре­пал его по го­лове.

— Ага, вон она ви­сит, — Алекс кив­нул на го­лубой ду­тик, вы­деля­ющий­ся на фо­не мэт­то­вых чер­ных паль­то и кур­ток яр­ким пят­ном.

— Это что, нас­мешка над собс­твен­ной ори­ен­та­ци­ей? — ух­мыль­нул­ся Мэтт, ос­матри­вая об­новку. — Хо­тя Бог с ним, на­вер­ное, те­бе очень идёт этот цвет, ты же свет­лень­кий. А во­об­ще… смот­ри-ка, как она смот­рится на фо­не мо­ей одеж­ды.

— Как бель­мо на гла­зу? — с го­тов­ностью ве­село под­ска­зал Алекс.

— Нет. Но она очень бро­са­ет­ся в гла­за и… ну, что ли, раз­но­об­ра­зит. Она пря­мо как ты сам. Вно­сит раз­но­об­ра­зие в мою жизнь.

Алекс из­дал ка­кой-то сдав­ленный звук, ви­димо, вы­ражав­ший уми­ление, и при­жал­ся к Мэт­ту, счас­тли­во улы­ба­ясь.

За­нима­ясь уро­ками, Алекс сов­сем за­был об ужи­не, и Мэтт за­казал пиц­цу. По­лучи­лось как раз неп­ло­хо: они в пос­леднее вре­мя ред­ко за­казы­вали что-то го­товое, и оба сос­ку­чились по фаст-фу­ду.

Ве­чером Алекс нем­но­го взгрус­тнул, что зав­тра на­до ид­ти в шко­лу: дру­зей у не­го там так и не по­яви­лось. Это ка­залось стран­ным да­же нес­мотря на то, что в при­юте он точ­но так­же был всег­да один. Де­ло в том, что в до­ме Мэт­та он силь­но из­ме­нил­ся: из за­бито­го, всег­да все­го бо­яще­гося оди­ноч­ки стал ве­сёлым, жи­вым и очень дру­желюб­ным под­рос­тком. Мэтт ди­ву да­вал­ся и расс­тра­ивал­ся, что у маль­чи­ка сов­сем нет дру­зей.

— Ну не в смыс­ле, что они мои вра­ги, — до­тош­но каж­дый раз ис­прав­лял его Алекс. — В смыс­ле, что мы с ни­ми прос­то не дру­жим. Они ме­ня не оби­жа­ют, прос­то не об­ща­ют­ся.

— Ещё бы они те­бя оби­жали, я бы им, блядь, шеи пос­во­рачи­вал.

— Не на­до сво­рачи­вать. Ну прос­то мы раз­ные, по­нима­ешь? У нас с ни­ми со­вер­шенно раз­ные ин­те­ресы, нам да­же по­гово­рить не о чем.

— Это с маль­чиш­ка­ми, а дев­чонки?

— И с дев­чонка­ми то­же, — грус­тно за­кан­чи­вал Алекс и су­тулил­ся. — Ни­чего, я при­вык. У ме­ня дру­зей ни­ког­да не бы­ло.

— А Сэн­ди?

— Сэн­ди… Тут гов­но я сам, а не он. Я толь­ко ког­да ухо­дил, по­нял, что мог бы с ним дру­жить. А вмес­то это­го я… Ну, зна­ешь, как Хрю­ша в «По­вели­теле мух»? Сам из­гой, а над Сай­мо­ном вмес­те со все­ми сме­ёт­ся.

— Ну, у Хрю­ши-то друг был.

Они го­вори­ли об этом час­то. Мэт­ту, те­перь влю­бив­ше­муся по уши, ка­залось не­воз­можным, что Алекс мо­жет быть плох для друж­бы. По его-то мне­нию Алекс как раз был во всём хо­рош: и ве­сёлый, и об­щи­тель­ный, мно­го чи­та­ет и филь­мы смот­рит — то есть, по­гово­рить с ним уж точ­но есть о чём. Боль­ше все­го Мэтт пе­режи­вал за его день рож­де­ния, ко­торый дол­жен был быть ещё нес­ко­ро, при­чём пе­режи­вал имен­но с точ­ки зре­ния от­ца. Он прек­расно знал, что как лю­бов­ник сде­ла­ет всё, что нуж­но, что­бы день рож­де­ния про­шёл на ура, сде­ла­ет всё, че­го Алекс за­хочет: сви­дание, све­чи, да­же цве­ты. Как его друг он знал, что пос­ле это­го они от­лично от­ме­тят день рож­де­ния с Мар­га­рет, Эк­си и её семь­ёй. Но всё же он был Алек­су и от­цом и всё ле­то пред­став­лял се­бе, как они ус­тро­ят праз­дник с друзь­ями из шко­лы: воз­душные ша­рики, гром­кая му­зыка, пиц­ца и нек­репкий ал­ко­голь. Он бы да­же не ме­шал им — ведь по пред­став­ле­ни­ям алек­со­вых од­ноклас­сни­ков он был прос­то па­пашей — ушёл бы ти­хонь­ко к се­бе, а мо­лодёжь бы раз­вле­калась.

Но ока­залось, что бур­ной под­рос­тко­вой ве­черин­ки не пла­ниру­ет­ся — дру­зей у Алек­са не бы­ло. И Мэтт пе­режи­вал по это­му по­воду ку­да боль­ше, чем сам Алекс. Он-то ведь пом­нил, как мно­го в его жиз­ни зна­чил Лу­кас. А у Алек­са не то что луч­ше­го дру­га, у не­го и при­яте­лей-то не бы­ло, и это ка­залось чем-то не­мыс­ли­мым. Как у сим­па­тич­но­го маль­чиш­ки, ве­сёло­го, об­щи­тель­но­го, мо­жет не быть дру­зей? Ну хо­тя бы од­но­го?

Все по­пыт­ки раз­го­ворить са­мого Алек­са ни­чем не кон­ча­лись: он пов­то­рял всег­да од­но и то же — я на них не по­хож, го­ворить не о чем — и вы­тянуть из не­го что-то дру­гое бы­ло слож­но. Сам он, ка­жет­ся, сов­сем не пе­режи­вал по по­воду сво­его дня рож­де­ния. Он го­ворил, что всё, о чём он меч­тал — семья — у не­го те­перь по­яви­лось, и ни­каких дру­зей ему не на­до.

— Но ты же не мо­жешь об­щать­ся толь­ко со мной, — воз­ра­жал Мэтт. — Мы с то­бой хоть и близ­ки, но раз­ни­ца-то в воз­расте боль­шая. Бу­дем чес­тны­ми, ин­те­ресы у нас с то­бой не все об­щие. Есть ведь ве­щи, ко­торы­ми ты хо­тел бы по­делить­ся, но со мной не мо­жешь?

— Есть, — чес­тно от­ве­чал Алекс. — Но я не про­шу звёзд с не­ба. У ме­ня не бы­ло ни семьи, ни дру­зей. А те­перь есть семья, и я бла­года­рен за это. Про­сить че­го-то ещё бы­ло бы наг­лостью. По­нима­ешь? Я и так бо­юсь спуг­нуть собс­твен­ное счастье и не смею про­сить че­го-то боль­ше­го.

— Не бой­ся, как ты мо­жешь спуг­нуть то счастье, ко­торое уже есть? — Мэтт при­жимал его к се­бе, си­лясь при­кос­но­вени­ями, лас­кой отог­нать все его стра­хи. — То, что у нас есть, мы уже не по­теря­ем.

Мэтт не знал, как силь­но оши­ба­ет­ся.

***

К на­чалу но­яб­ря по­года ис­порти­лась окон­ча­тель­но. Ста­ло хо­лод­но, тя­жёлое не­бо по­лот­ном на­вис­ло над го­родом от края до края, сол­нце поч­ти ни­ког­да не по­казы­валось из-за се­рой пе­лены низ­ких тём­ных об­ла­ков.

Вмес­те с по­годой под­порти­лось и нас­тро­ение, но в це­лом Алекс и Мэтт сме­ло мог­ли ска­зать, что счас­тли­вы, как ни­ког­да. По­тому что те­перь, воз­вра­ща­ясь с про­моз­глой ули­цы, они бы­ли не од­ни. Алекс не за­бивал­ся под оде­яло на уз­кой кой­ке в ком­на­те, пол­ной дру­гих маль­чи­шек. Мэтт не тор­чал до­ма в оди­ночес­тве. Сло­во «дом» ста­ло те­перь чем-то свя­щен­ным. Они то­ропи­лись друг к дру­гу, что­бы по­быть вмес­те.

Ко­неч­но, по­рой они и ру­гались, иног­да да­же силь­но, но всег­да не про­ходи­ло и нес­коль­ких ча­сов, как они стал­ки­вались в ко­ридо­ре на пу­ти друг к дру­гу, что­бы из­ви­нить­ся. А по­рой пе­реми­рие про­ис­хо­дило сра­зу же: Алекс быс­тро по­нял, что ес­ли сде­лать плак­си­вое ли­цо, зас­та­вить го­лос и гу­бы дро­жать, Мэтт быс­тро сда­ёт по­зиции и бро­са­ет­ся его уте­шать, и не всег­да, но час­то поль­зо­вал­ся этим. Прос­то он не лю­бил ру­гать­ся с Мэт­том и ста­рал­ся прав­да­ми и неп­равда­ми по­мирить­ся с ним как мож­но ско­рее.