Руки (СИ)

— Лекция по половому воспитанию номер один, — насмешливо объявил Змей, чуть отрываясь. — Пестики и тычинки. Человек — гиперсексуальный вид, может заниматься этим в любое время года, в любое время дня и ночи, а так же с любым живым или неживым существом, имеющим подходящую дырку или продолговатую форму нужного размера.

Саске даже не сразу понял, о чем это Орочимару. Зато когда в мозгах прояснилось достаточно, чтобы улавливать смысл — желание покусать санина стало прямо-таки непреодолимым. Нашел время для теории! Учитывая, что со Змея бы стало еще потом и опрос устроить, проверяя, насколько усвоен материал, сдерживаться Учиха не стал, от души цапнув Орочимару за плечо прямо сквозь ткань.

Змей засмеялся, зарылся рукой в волосы.

— Гомосексуализм и контрацепция являются видовой адаптацией человека. Человеческих детёнышей очень тяжело и долго выращивать, а трахаться, тем не менее, хочется всегда. При увеличении количества детей ухудшается качество жизни каждого индивидуума…

Саске тихо зарычал, дергая канат на поясе у Орочимару. Если знать как, эту гадость было довольно просто развязать, но Учиха давно подозревал, что Змей использует хенге, таская вместо толстой веревки что-то более полезное. Канат, на удивление, рукам легко поддался и так же легко улетел в угол комнаты, а Саске решительно запустил руки под рубашку.

— Какой жадный и нетерпеливый… — восхитился Орочимару. — И, как обычно, не в силах делать два дела одновременно… Прикладную теорию тоже не хочешь слушать?

Змей приник к его шее, втягивая в рот немного нежной белой кожи и поигрывая с ней языком. Получилось аккурат зеркально джуину. С губ Учихи невольно сорвался вздох — он помнил адскую боль после укуса, наградившего его проклятой печатью, и это будоражило, заставляло чувствовать острее. Хотя эмоции и ощущения и так мешались в тугой клубок, окончательно путая мысли. Не хотелось никакой теории — хотелось прикосновений, жарких искорок удовольствия и, ксо, даже ползающего по телу языка.

— Это называется засос, — сообщил Орочимару, ставя рядом второй. — А вот это — нормальный укус, когда сжимаешь крепко и чувствуешь бьющуюся под языком кровь, но недостаточно крепко, чтобы причинить реальный вред.

И с наслаждением впился клычками. Пульс под языком ускорился, руки Учихи поползли по спине — медленно, но без следа неуверенности. Наглый засранец. Неопытный, но достаточно наглый, чтобы примериться и ответить тем же. Саске вообще очень нравилась мысль наставить Змею засосов в отместку за джуин. Иронично так. И побольше, побольше!

— А это глубокий поцелуй, — ухмыльнулся Орочимару. — И нет, прикол не в том, чтобы выпихнуть из себя язык партнёра.

Он подался вперед, а ладони широко огладили от ключиц до живота и ниже. Браться руками за жезл создания новых Учих Змей не стал, всё-таки их сила и подвижность слишком ограничены, на дрочку не хватит. Только прижался и по-змеиному извился всем телом. Саске пробрало — резко выдохнул в рот, сжал губы, втягивая и облизывая чужой язык, слегка прикусил. Прогнулся в пояснице, притираясь ближе, буквально перетек на колени. Целоваться ему явно нравилось.

Змей позволил себе насладиться процессом обучения и энтузиазмом юного Учихи и отстранился, начав вылизывать на груди и животе узоры удлинившимся языком. А потом, да, обхватил им вставший член по спирали, скользнув дальше, вглубь.

— Я тебя трахну, — дружелюбно сообщил Змей ему на ухо.

Учиха прикрыл глаза, снова прислушиваясь к собственным ощущениям. Выдохнул, почти простонал, шире развел колени, открывая доступ. Смущаться своего тела или своих желаний он, похоже, попросту не умел.

— Языком? — и поерзал, жмурясь и облизываясь в предвкушении.

— И им тоже, — согласился Змей, пробираясь между ягодицами.

Такой юный, восторженный, открытый… Орочимару полагал, что это будет битва засранства с ехидством, но нет, Учиха, похоже, твёрдо вознамерился получить удовольствие и не хотел допускать, чтобы чей-то гадкий характер ему всё обломал. Язык толкнулся внутрь, проникая, извиваясь, смазывая. Особо и не развернёшься, проход узкий, нетронутый. Саске вскинулся, зашипел-застонал, сжал коленями бедра. Наклонил голову, проходясь своим языком по высунутому языку Орочимару, облизывая, прихватывая губами. Пробежался по нему же кончиками пальцев, словно играя на флейте. И потянул шаловливые лапки дальше, к пока еще держащим позиции штанам Змея. Тому такой расклад не понравился, и он двинулся иначе, глубже, спиралью, чуть даже приподнимая его над собой. Учиха ахнул, почти даже восхищенно — язык Орочимару в бою ему видеть как-то не довелось, а в такой ситуации сила этой необычной конечности воспринималась немного… по-другому. К тому же несмотря на напористость, действовал Змей аккуратно — то ли будущее тело берег, то ли просто ему так больше нравилось… а может по неискоренимой привычке собирался преподать урок как можно более качественно.

Незаметное движение, Учиха оказывается прижатым к кровати весом Змея, а тот вытащил язык и толкнулся сам. Член был чуть толще языка, что было даже приятно. И мелкие резкие толчки, задевающие что-то глубоко внутри… Саске плавится и почти течет под руками — такое чувство, что до этого Учиха и не дрочил ни разу, так что жадно ловит каждый кусочек ощущений. Ловит, смакует, впитывает. В его исполнении секс не вызывает мыслей о голой физиологии — разве что о чистом удовольствии. Бесстыдство Учихи не вызывает ощущения наигранности, разве что легкую зависть — сам Орочимару давно разучился так откровенно наслаждаться простыми вещами.

«Попал ты, змеюка старая», — с некоторой грустью заключил Орочимару, но мысль эта долго не продержалась: по спине пробежали мурашки удовольствия, следуя за вздохом Учихи. Змей приподнялся на локте, чтобы взглянуть в его лицо. Раскрасневшиеся губы, затуманенные глаза…

Движения стали резче и сильнее, буквально вбивая Учиху в матрас, язык вокруг члена завертелся активнее, потягивая туда-сюда… По телу парня прокатилась очередная волна дрожи, с губ сорвался стон. Голова запрокинулась, открывая шею в восхитительно-беззащитном жесте. На светлой коже уже начали проступать следы засосов, и мимолетно подумалось, что любимый фасон Учих с широким воротом будто создан для того, чтобы эти засосы демонстрировать тому, кто рискнет подойти ближе. Вдох, выдох, язык снова скользит по пересохшим губам. Толчок, упор основанием ладони в кровать — и Учиха прокручивается прямо не слезая с члена, прогибается в спине, снова вскидывает голову. Тянет за пойманный язык, сжимает пальцы, будто его… лаская? Требовательно толкается навстречу, выдыхает — мышцы пульсируют, обжимая возбужденную плоть жаркой перчаткой, и сам Саске пышет жаром, словно хорошая печь. Жаром, бесстыдством и искренним, незамутненным ничем удовольствием.

Привстать, жадно глотая ртом горячий влажный воздух. Толкнуться медленнее, давая передохнуть и привыкнуть к новому углу. Толчок. Толчок. Волна жара, от живота и выше. Вздохи, перекатывающиеся под кожей мышцы. На секунду Змей позволил себе расслабиться и погрузиться в это безумие полностью.

Из горла вырвался стон.

Учиха отозвался своим — хриплым, протяжным. Прогнулся сильнее, почти роняя голову на плечо Орочимару, прижался спиной к груди. Запрокинул руку за голову, вцепляясь пальцами в волосы Змея.

— Больше, — выдохом. — Еще…

Как такому отказать?

Орочимару ускорил темп. Отдохнувшее и застывшее в нетерпении тело заполнилось волнами наслаждения. Раз… Другой… Третий… Толчки сильные и каждый сотрясает тело, захватывая в процесс целиком и полностью.

В какой-то момент Учиха согнулся, застонал протяжно, хрипло… Это было спусковым крючком, от которого разлетелись остатки крыши Змея. Он дёрнулся, крепко засаживая, и взорвался там, внутри, со стоном и хриплым вздохом.

Чтобы успокоить дыхание и вернуть ясность мысли потребовалось несколько минут. Саске за это время тоже успел отдышаться, улегся поудобнее и теперь с отстраненным любопытством рассматривал испачканные в сперме пальцы. Повертел их перед собой, обнюхал, лизнул. Хмыкнул. Потянулся — от души, с удовольствием.