Я смотрю в прошлое (СИ)

Дзюбе, кажется, было ни горячо ни холодно от того, удобно ему или нет. Полностью сконцентрировавшись на партнёре, он с какой-то пугливой радостью отвечал, стараясь не перехватывать инициативу и не сильно прикасаться к Акинфееву.

Поцелуй выдался недолгим, нежным, слегка суховатым (Игорь так и не решился пустить в ход язык), но у Дзюбы был такой вид, будто его ударили дубиной по голове, а у Акинфеева осталась какая-то отрешённость в мозгу. Ноги были ватными, руки совершенно не слушались. Игорь тихо попрощался и вышел за дверь.

На следующий день все было как обычно.

Кроме Дзюбы.

Артем наконец-то начал улыбаться, так, как все и привыкли. Зобнин смотрел с изумлением, Черышев — с чертенками в глазах, когда Дзюба на спор чеканил мяч с Головиным, обливал водой напарников и заливисто смеялся, валяясь на траве после долгой тренировки. Единственный, кто остался бесстрастным к происходящим переменам, был Черчесов. Это, впрочем, было ожидаемо: единственная реакция, которую он соизволил показать на пьяную радость Артема — это пара лишних кругов по стадиону, «чтобы не казался таким счастливым».

Акинфеев так и не понял, что он теперь хотел сделать с Дзюбой. То есть, он был очень доволен, когда нападающий очнулся из своей спячки, но совершенно не хотел продолжать тот разговор, закончившийся поцелуем. Более того, он четко установил себе границы общения с вернувшимся другом: никаких объятий, никаких душевных разговоров вдвоем и никаких, естественно, поцелуев.

В голове всё ещё всплывало короткое уведомление о том, что нельзя терять разум. «Это неправильно!» кричало подсознание каждый раз, когда Игорь отвлекался на проходящего мимо Дзюбу, рассматривал его бледные губы или случайно прикасался кончиками пальцев к бёдрам или животу. Казалось бы, в этом не было чего-то запретного — но теперь у Игоря почти все было двусмысленным, когда дело касалось Артема.

И всё само как-то получилось, когда, переехав в другой город, их заселили в номер вместе.

Игорь с каким-то нездоровым блеском в глазах смотрел на Черышева, которого распирало от рвущейся радости. У последнего было именно то ощущение восьмилетнего ребенка, ждущего свой день рождения через пару дней. У Дзюбы же было выражение мученика, который смирился со своей судьбой и теперь пассивно ждал приговора.

Первую ночь на новом месте им не удалось провести «вдвоем» во всех смыслах — в номер прилетел на пьяных крыльях Зобнин и в состоянии не совсем трезвого человека заставил ребят играть в карты. Часам к трем его удалось уложить спать в кровать Акинфеева, потому что дотащить мужчину до его собственного номера ночующий с ним Фернандес наотрез отказался. Артем и Игорь сидели на одной кровати молча, слегка соприкасаясь боками и локтями, и думали о том, что если бы не прискакавший Зобнин, то вечер закончился совсем по-другому. У Игоря почти весь день болела голова, Дзюбе досталось от Черчесова, и они злились на почти все происходящее. Короче говоря, если бы не Зобнин, то вечер закончился бы чьей-то сломанной шеей.

На следующее утро Артём собрался с мыслями, взял волю в кулак и припер Акинфеева к стене.

Не выдержав постоянного давления со стороны вратаря и истолковав по-своему его неопределенность в их отношениях, он решил сделать «первый шаг» самостоятельно.

Решительно, как только мог, зажал руки Игоря и поцеловал, чтобы тот не сопротивлялся.

Поцелуй вышел недолгий — в коридоре постоянно ходили, говорили, роняли что-то тяжёлое, и, из-за страха быть пойманным, Дзюба лишь осторожно прижался к губам друга. Все вышло как-то само по себе, потом Игорь высвободил руку и легко положил ее на шею нападающему. Едва они разорвали поцелуй и отошли на приличное расстояние, как к ним в комнату ворвался Юра Жирков и заявил, что «в отеле творится полный бедлам, так что я остаюсь тут». Никто не возражал, в принципе, но Акинфееву пришлось смыться в ванную комнату, чтобы сполоснуть лицо холодной водой и унять странную чесотку в руках.

Что-то случилось, но Игорь так и не мог понять, что именно. Чтобы дать себе передышку и хорошо обо всем подумать, он старался не оставаться с Артемом наедине и гонял себя на тренировках до звезд в глазах. Помогало мало, учитывая то, что Дзюба начинал сердито смотреть на капитана, когда тот обламывал очередной серьезный «разговор», будучи прижатым к стене, и что у него самого катастрофически не было желания что-то менять в статусе их отношений.

Иначе говоря, все замерло на определенной точке. Ненадолго, конечно. Впереди близился какой-то там дружеский матч с какой-то там командой, и Черчесов успел вбить всем в голову, что они должны победить — иначе говоря, показать зубы. Но разбивать в пух и прах соперника совершенно не хотелось, и ребята просто отмахивались от наставлений тренера. В конце концов, их в будущем ждал матч посерьезнее.

Комментарий к 2

Не хочу как-то навязывать сюда Чемпионат Мира, но по-другому уже как-то не получается… Короче, если хотите, то пусть таймлайн будет еще до начала чемпионата, где-нибудь в мае. Но если воспаленный разум уже не видит выхода, то временной промежуток - до матча с Испанией.

========== 3 ==========

Комментарий к 3

В душе не ебу, как проводятся товарищеские матчи, так что по голове не бейте - мне до описания приличной матчасти как до Пекина раком. Заранее извиняюсь, если кому-то потребуется операция на глаза после этой главы.

Наконец-то Игорь устал.

Вот так просто — всю тренировку он проходил с хмурым выражением лица, невербально сообщавшим: «Если вы ко мне подойдёте, то я за себя не отвечаю». И правда — никто не подходил, хотя это, скорее всего, было связано с тем, что у команды нервы были на пределе и никому не хотелось разбираться в таком расположении духа своего капитана.

Дзюба делал вид, что обиделся за игнорирование в свою сторону. Естественно, в шутку. Он, кажется, решил, что его так долгожданные отношения с Игорем сдвинулись с отметки «друзья», неуверенно дошли до «друзья с привилегиями» и медленно, но верно ползли в сторону «уже не смущаются в постели». Поэтому, пребывая в великолепном расположении духа и нервничая из-за какой-то ерунды, Дзюба развлекал бессмысленными разговорами остальных.

Вот только Игорь не был настроен на то, чтобы спать со своим лучшим другом.

Конечно, вся эта ситуация с поцелуями (их было всего два, если быть точным) выглядела крайне нелепо на почве их крепкой мужской дружбы. Чтобы не давать повод сплетням, Акинфеев старался не смотреть на Артема «странно»; а так как это получалось из рук вон плохо, он перестал смотреть на него вообще. Дзюба все понимал и на людях делал вид, что его очень даже забавляла эта двусмысленная ситуация, но когда как-то за обедом Игорь чуть не воткнул вилку ему в ладонь, Артем задумался посерьезнее.

Нервы были на пределе не только из-за стрессов в личной жизни, но и из-за товарищеского матча, который навис грозовой тучей и должен был состояться завтра в девять утра. Черчесов был настроен благоразумно и несильно давил перед предстоящим мини-сражением.

— Он разрешил не рвать завтра задницу, играя со вторым составом Ирана, — на стадионе радовался как ненормальный Игнашевич, в приступе обоснованного счастья выбивая мяч куда-то на трибуны. — арабам крышка!

— Если быть точнее, то они не совсем арабы, — меланхолично заметил Смолов, разминая мышцы на ногах. — Но в чем-то ты прав — у них реально странные ребята.

Иран к тому времени уже вылетел из турнира, но команда осталась на несколько дней. Черчесов любезно согласился на товарищеский матч, чтобы немного разогреть своих ребят перед Испанией и поддержать гостей, которые так неудачно показали себя в групповом этапе.

Если обобщить, то Акинфеев просто морально устал. Устал, оттого сейчас лежал на кровати и, медленно массируя виски, пытался либо немного расслабиться, либо уснуть и не проснуться.

Второе казалось намного заманчивее.

В номер зашёл Дзюба, который что-то забыл, судя по бегающим глазам и пальцам, теребящим край футболки. Игорь мысленно попросил всех богов, чтобы он стал невидимым. К сожалению, молитва не была услышана.