Все будет хорошо (СИ)

-Приехали. Ну, мы пошли.

Антон рассеянно покрутил головой, глянул в окно. Кроме него и кавказца в машине уже никого не было, а стояли они…

Боже. Машину поставили почти на кладбище.

До могил было два десятка шагов.

Словно прочитав его мысли, мужчина потянул Антона на себя, прижимая его ладонь к своему члену. Шепнул в самое ухо:

-Зато никто не увидит. Нам же это не надо, правда?

Действительно, в пять утра встретить кого-нибудь на кладбище было бы странно.

Антон потом долго мучило именно это. То, что случилось в машине.

Мужчина оказался предусмотрительным и даже заботливым.

Протянул флакон со смазкой, потребовал, чтобы Антон сам себя смазал и растянул. Достал презервативы. Антон же, с ужасом глядя на большой член, который мужчина сейчас не спеша закатывал в латекс, растягивал себя с особенным усердием – и смазки вылил полфлакона, не меньше.

После нескольких попыток устроиться в тесном салоне, Антон оказался уложен на спину, а ноги его закинуты чуть ли не за уши так, что ступни ритмично бились в окно машины в такт толчкам.

Даже через столько лет приходилось признать, что тот секс был одним из лучших.

Мужчина осторожно толкался в задницу Антона, выискивая с каждым движением наиболее подходящий угол. И уже найдя правильное положение, трахал сильно и ритмично, не снижая набранного темпа. Гладил грудь, живот, стискивал пальцы на бедрах, дергал на себя, стремясь войти еще глубже.

Член стоял крепко, мышцы немного тянуло тупой болью, несмотря на смазку и растяжку, и Антон неудержимо проваливался в удовольствие. Лицо горело, по всему телу разливался чистый кайф, и совсем незаметно наступил момент, когда Антон зажал свой член в кулаке и неосознанно зашептал в такт движениям – «да, да, да!».

- Давай, пацан, ну! - мужчина ускорился, толчки стали тяжелее и глубже, и Антон не выдержал. Задергал быстро рукой на члене, и через пару секунд бурно кончил. Почти сразу же раздался глухой стон вверху, и в заднице запульсировал чужой член.

Мужчина медленно отодвинулся, шумно выдохнул, и рухнул расслабленно на сидение. Достал сигареты, чиркнул спичкой и с явным удовольствием затянулся.

Антон только успел кое-как выпрямиться – вдруг стало совсем неудобно – как снаружи послышались приглушенные голоса.

Мужчина невозмутимо докурил, стащил презерватив с обмякшего члена и завернул в вытащенную из кармана салфетку. Получившийся комочек убрал обратно в карман.

В ответ на удивленный взгляд Антона пожал плечами и ответил:

- На кладбище мусорить нельзя.

Поражаться уже в который раз таким двойным стандартам морали уже просто не было сил.

Между ягодиц все же саднило с непривычки, на животе и груди засохла сперма, неприятно стянула кожу. Вдобавок хотелось в туалет, и еще больше мучило чувство голода, потому что возле речки кусок в горло не лез, а на даче у друзей и вовсе из еды ничего не было – студенты же.

Но уже хотя бы не колотило от страха. То ли подспудно ощущалось, что все и правда закончилось, то ли оргазм сказался – тоже сброс напряжения, почему бы и нет.

Антона довезли до старого завода, и до дома надо было топать не меньше километра.

И снова все было … нормальным. Обычным. Привычным.

Антон тихо зашел в квартиру, принял душ, получил порцию нотаций от некстати проснувшейся матери, поел, выпил чаю и лег спать.

Вечером того же дня он сидел по-турецки на полу, складывая свой последний паззл – большой космический корабль.

В мозгу настойчиво крутились ночные события. Антон с удивлением прислушивался к себе и не испытывал ни страха, ни отвращения, ни истерики за поруганную честь.

Да, было и было. Жопа цела. Лицо тоже. Деньги и телефон при себе.

Что еще для счастья надо?

Откат от случившегося Антон поймал через несколько недель, когда в свой очередной рабочий день внезапно увидел того самого водителя в какой-то компании. Босиком, в одних шортах, с обгоревшими плечами. Маленький, тощий и совсем не страшный.

Мысли заметались, как испуганная стайка птиц, заячий стук сердца отдавался в ушах. В лицо будто кипятком плеснули. Стало до отвращения стыдно.

Это его принудили? Это его изнасиловали?

Да он сам разве что хуй чужой в себя не направлял!

Это вот этому тощему уроду Антон не смог дать сдачи? Не смог бы оттолкнуть, ударить? Да он выше его на голову, если не больше!

Антон будто забыл, что там было пятеро здоровых парней, и что с самого начала ситуация зависела совсем не от него…

Все было неважно. Осталось только невыносимое чувство позора. Стыда за то, что допустил, разрешил…

За то, что дал.

В тот день Антон тупо сбежал с работы, отпросившись сумбурно, по какой-то нелепой надуманной причине. Практически убегал и лишь краем глаза успел заметить, что уселась компания в ту же самую разбитую шестерку.

И последний, замедленный кадр – еще в машину скользнула тонкая фигурка мальчишки лет пятнадцати, который приехал явно не с ними.

Во рту стало до омерзения кисло.

Расчет на работе было получить легко. Сезонная работа – это всегда текучка. Благо, до конца лета оставалось совсем немного, и Антон не слишком долго выслушивал нытье от матери.

Неделя прошла в депрессии и изоляции. Нет, формально Антон был дома, с семьей – ел, пил, ходил в магазин, помогал снимать шторы, перебирал сухофрукты для компота.

Но все происходило как в мареве сна – тягуче, смазано и не по-настоящему.

========== Глава II. ==========

Незаметно подкралось первое сентября.

Первый день в ПТУ прошел отлично.

Хандрить не было шансов. Антона просто выдернули из анабиозного состояния - двое одногруппников оказались старыми знакомыми. Один был сыном маминой подруги, а второй учился в параллельном классе в школе.

Самое интересное, что эти двое друг друга видели в первый раз, но по неуемному характеру и поведению в целом напоминали близнецов. За что тут же и получили прозвища – Лелик и Болик.

На удивление, с учебой проблем не было, близнецы не давали скучать, и даже мать вроде не пилила – сын все же при деле.

Жизнь налаживалась.

Но окончательным пинком от мироздания стал поход в клуб боевых искусств – за компанию с Леликом и Боликом.

Антон тогда попросту завис перед фотографиями в коридоре клуба. Обычно такие можно увидеть на школьном стенде с каким-нибудь названием вроде «Мы ими гордимся».

Здесь же не было ни подписей, ни имен. Только парные снимки, а внизу под каждым четыре цифры – год.

Одна такая пара врезалась в память. Разница между снимками была четыре года.

На первом фото был не мальчик, а воробушек. Тонкий, звонкий, тощая шея, на которой нелепо сидела большая голова с копной рыжих кудряшек. Выступающий кадык, руки, висящие как плети, острые ключицы. Но самое главное это взгляд – больной, затравленный, забитый.

Разве что на лбу не мигала крупными буквами неоновая вывеска: «ЖЕРТВА».

На снимке рядом был уже совсем не тот мальчик, нет.

Взрослый парень с гармонично развитой фигурой: широкий разлет плеч, сухое жилистое тело, мощная шея…

Но дело было совсем не в теле. Преобразился взгляд. Теперь он был жесткий, уверенный и спокойный.

О том, что это один и тот же человек, напоминали лишь глаза и те самые рыжие кудряшки, только остриженные гораздо короче.