Три лишних линии (СИ)

      Он ещё раз посмотрел на монитор, и пальцы снова легли на клавиатуру, но потом Лазарев упрямо тряхнул головой и вытащил из разъёма бело-красный токен HSBC, надел крышечку и сунул в карман.

      Он не будет заказывать билеты. Он не будет отправлять Кирилла назад в Москву. Он ещё вернётся.

      — Слышь, — позвал он Кирилла. — Я не говорил тебе, на следующей неделе, наверное, в Москву скатаюсь, дня на три-четыре. Поживёшь тут без меня?

      — Я с тобой могу, — оторвался от телефона Кирилл. — Чё я здесь делать буду в одну харю?

      — Я на поезде, придётся билеты покупать. И смысл тебе мотаться? Или не хочешь сюда возвращаться?

      Кирилл ответил не сразу, опять лениво потянулся.

      — Ну, можно вернуться.

      — Останься тогда. У тебя, тем более, друзья уже есть. Только сюда не вздумай приводить, да и вообще…

      — Что «вообще»?

      — Ничего. Ты большой мальчик, сам знаешь, что стоит делать, а что нет.

      — Мне всего шестнадцать, — пропищал Кирилл.

      — Несмешно, — процедил сквозь стиснутые зубы Лазарев.

      Потом он подошёл к Кириллу и сделал то, о чём думал ещё за столом: обхватил его узкие прохладные щиколотки и повёл руку выше, забираясь внутрь штанины. Там кожа была тёплой.

      Лазарев почувствовал, как от воспоминаний член дёрнулся в трусах, снова завертелся на полке и приказал себе думать о чём-нибудь другом. Стояк в поезде был ему совершенно ни к чему. Надо было думать о неприятном, о пугающем. Например, о Николае Савельевиче. Или о том, что пока его не было, Кирилл обнаружил пропажу паспорта.

      До квартиры Лазарев добрался во втором часу ночи. Он тихо вошёл в прихожую, закрыл за собой дверь и включил свет.

      Дверь в комнату, где они с Кириллом жили, была распахнута, и стоило Лазареву сделать три шага по прихожей, как стало видно, что кровать пуста и застелена. Кирилла дома не было.

      Лазарев кинул дорожную сумку на пол и бросился в комнату. Рюкзак Кирилла стоял в том же углу, где раньше.

      Лазарев выдохнул: это по крайней мере значило, что Кирилл не сбежал.

      Включив свет, Лазарев открыл основное отделение рюкзака и внимательно осмотрел молнию на маленьком кармашке: ворсинка была на том же месте, где он снова оставил её в последний раз, когда забирал паспорт. Значит, карман никто не расстёгивал.

      Лазарев достал телефон и набрал номер Кирилла.

Глава 7

      Лазарев не стал ложиться спать — понимал, что всё равно не уснёт, пока не дождётся Кирилла. И не факт, что и после того уснёт.

      Кирилл, когда Лазарев ему позвонил, ответил не сразу, гудков через восемь, а когда ответил, на фоне были слышны музыка и чьи-то голоса.

      — Ты где? — спросил Лазарев.

      — В баре… ну, в клубе.

      — Домой не собираешься? — Лазарев надеялся, что Кирилл не слышит, как он сейчас шумно и бешено дышит.

      — Что? — переспросил Кирилл. — Громче говори! Ни хера не слышно.

      — Домой когда?

      — Да мы недавно пришли.

      — Ну ладно, — Лазарев сбросил звонок.

      Он порылся в запасах родителей, найдя лишь паршивенький коньяк, который они держали в шкафу только для того, чтобы добавлять в кофе. Коньяк то ли выдохся, то ли всегда был таким деревянным: почти никакого вкуса и резкий запах, зато горло драл так, что Лазарев после первого глотка закашлялся. Он ещё покружил по кухне, заварил себе чаю, а потом пошёл разбирать брошенную в коридоре сумку. Вещей было мало, но несложная работа успокаивала. А может, это коньяк так действовал.

      Через полтора часа после звонка Лазарев услышал, как в двери щёлкнул ключ. Он вышел из спальни в прихожую.

      Кирилл снимал кроссовки. Он поднял на Лазарева покрасневшие глаза и бросил:

      — Привет. Чего не спишь?

      — Жду.

      — А вдруг бы я утром пришёл? — Кирилл уже снял обувь, но вперёд не проходил.

      — Ну, ты же пришёл сейчас.

      — Ты позвонил, я и поехал.

      — Я тебя не просил всё бросать и бежать ко мне, — злость сделала голос Лазарева хриплым и глухим.

      Кирилл пошёл в сторону ванной, и когда он оказался близко от Лазарева, тот почувствовал пропитывающий его одежду и волосы запах сигарет. Лазарев схватил его за плечо, развернул и заставил посмотреть на себя. Кирилл, судя по движениям и дикции, не был сильно пьян, но глаза смотрели равнодушно и слепо, будто у куклы — две неподвижные, мёртвые пластиковые полусферы.

      — Ты чего? — Кирилл вырвал руку. — Мог бы предупредить, что ночью приедешь, если…

      Он не договорил, раздражённо мотнул головой и снова двинулся к ванной.

      Лазарев перегородил узкий коридорчик:

      — Ну извини, что сорвал тебе трах.

      — Отъебись, а?

      Пластиковые глазки-пуговицы твердели и холоднели, и на Лазарева с бледного лица теперь смотрели два блестящих злых камушка.

      — Вернулся к старому, да? Не утерпел?— Лазарев не мог остановиться, хотя понимал, что надо бы. Сознание, как часто бывало с ним на пьяную голову, двоилось: одно было хладнокровным и рассудительным, но оно могло лишь наблюдать со стороны; рычаги управления были у другого — опрометчивого и бесноватого.

      — Блядь, какой ты душный! — Кирилл, театрально скривившись, развернулся и пошёл в сторону спальни.

      Лазарев бросился за ним:

      — Ты со своими пацанами так разговаривай, а со…

      — Не надо меня учить! Кто ты вообще такой?!

      Лазарев встряхнул Кирилла за плечи:

      — Нашёл себе хуёв, блядина? Сколько?

      Кирилл молчал, с тихим присвистом выпуская воздух сквозь сжатые зубы, и смотрел на Лазарева наконец-то ожившими, звериными глазами.

      Потом — потому что Лазарев всё ещё тряс его, словно куклу — он попытался оторвать от себя вцепившиеся в плечи руки.

      — Сколько надо, столько и нашёл! — выкрикнул Кирилл.

      Он вырвался и отпрыгнул в сторону, и разъярённый Лазарев сделал то, от чего до этого с таким трудом удерживался — ударил Кирилла. Он метил в подреберье, но удар пришёлся выше, в грудь.