Герой не твоего романа (СИ)

Джеджун уже вообще не понимал, что делает. Он готов был на что угодно ради спасения – хоть бросаться на вампира, хоть принимать все его условия. Поспешно вытерев мокрые глаза рукавом рубашки и оставив на нем крошечный отпечаток черного карандаша, омега кивнул. Пусть Чанмин смотрит, пусть ему хочется умереть. Лишь бы отпустили – ребенок никогда не узнает, что произошло…

Чанмин вдруг кинулся на профессора, ударил его в грудь, отнял волшебную палочку и в следующий момент оттолкнул Донхэ, заслонив своим телом Джеджуна. «Принц» выстрелил, но пуля только пробила его правое плечо.

- Это заклинание обездвиживает до тех пор, пока я не отменю его действие! – вознегодовал волшебник.

Чанмин, снова похожий на безумного, ядовито бросил:

- Кроссоверы – непредсказуемая штука! Видимо, на проклятых вроде нас заклинание действует лишь временно. – Чанмин повернулся к молодому господину, скорее ошарашенному, чем разъяренному. – Не позорь отца!

Джеджун уже не пытался прильнуть к Чанмину. Он ничего не соображал, ему хотелось лишь одного – оказаться в безопасности.

Тут в замочной скважине повернулся ключ, и Хёкдже прямо с порога стал счастливо бормотать:

- А ее родители завтра уезжают, я у нее дома буду! – Послышалось, как расстегивается молния на ботинках. – Выкуси, Донни! Не только шлюхи мне дают! Оля – обычная красивая девушка, и ей всего двадцать один! А еще она вообще ничего не знает о корейской эстраде, она любит только украинский и российский панк-рок!

Хёкдже вошел в комнату и обомлел. Брат с пистолетом, пышущий злостью профессор, раненый Чанмин, за спиной которого – Джеджун в расстегнутой рубашке, красным пятном на скуле и следами слез на щеках…

Донхэ коротко и с пренебрежением описал ситуацию, скрыв некоторые из своих намерений и не упоминая о полученных сведениях. Хёкдже повертел у виска.

- Папа тебя убьет, папа же хотел оставить их в покое, – вздохнул он. – И персонажей, и артистов. Они его больше не волнуют, ну, кроме Хичоля. Папа устал, ему отдохнуть надо, а ты ему проблемы создаешь! Омега вон полураздетый, ты его, похоже, не просто избить хотел, а еще изнасиловать. – Он достал телефон. – Я звоню папе.

- Да папу там Ханген трахает, ему не до тебя. – Донхэ отнял у Чанмина, который не мог ему в этом сопротивляться, волшебную палочку и кинул ее профессору. – Хочешь оторвать ХанЧолей от эротических игр?

- Ты совсем свихнулся – про папу так думать! – мгновенно вскипел Хёкдже. – Точно звоню!

- Ябеда, – разозлился Донхэ. – Ты как будто не старший брат, а младшая сестренка! Только и знаешь, что ябедничать на меня папе! Слабак! Тебе, может, и слугу жалко!

- А вот и нет! – Хёкдже доказал, что все-таки достоин данного братом звания – телефон убрал. – Делай, что хочешь, Чанмина точно наказать надо! Он говнюк! Только омега тут при чем? Убери. Смотреть противно, я ведь тоже такой есть.

- А он еще и беременный, – смягчился радующийся легкой победе Донхэ. – Прикинь? От Чанмина. Иди сюда, посмотри, уже немного живот видно.

Джеджун вжался в спину своего вампира, моля всех богов мира – включая, наверное, Кюхёновых – чтобы его больше не трогали. Это было так гадко и унизительно. В родном фанфике могли прикоснуться разве что из любопытства или по старому поверью: если одинокий омега потрогает живот беременного, то скоро выйдет замуж и родит ребенка – а здесь просто исследовали, как уродца…

- Чего? – Хёкдже перекосило. – Беременный? Тьфу на хер, в нем ребенок?

- Просто отпустим его, молодой господин Хёкдже, – попросил Чанмин. Джеджун даже не мог понять, как в нем открылось второе дыхание для такой вежливости. – Мы все равно можем перенестись в любое другое место, и он не расскажет про нас, а для меня этот ребенок – обуза, да и господин против таких глупостей.

Хёкдже подошел к паре и жестом приказал Чанмину отойти Вампир, поколебавшись, сделал шаг в сторону. Джеджун закрылся рубашкой и жилетом без пуговиц так плотно, как мог.

- Ты реально залетел от нашего слуги? – спросил Хёкдже.

Джеджун коротко кивнул, зная, что врать – бесполезно.

- Ну и пиздец, – прокомментировал Хёкдже, резко отвернувшись и направившись к выходу из квартиры.

- Что ж, братец прав, трахать тебя – это только себя пачкать, – решил Донхэ. – Руку дай.

- Хватит! – встал между ними Чанмин. К сожалению, он мог по-настоящему препятствовать молодому господину лишь в одном – совращать брата. Сейчас об этом речи не шло. Чанмину пришлось отойти, как только Донхэ потребовал сделать это. А Джеджун, который уже давно не отдавал себе отчета в собственных действиях, вытянул руку. Донхэ, наклонившись к его запястью, прокусил кожу. Кровь потекла не достаточно обильно, чтобы причинить серьезный вред, но именно в таком количестве, что могло свести с ума слугу. Чанмин, с трудом сохраняя остатки человечности, отвернулся, кинулся в угол и разодрал клыками кожу на тыльной стороне своей ладони. Но боль отрезвляла лишь на минуту.

- Уйди, – хрипло попросил Чанмин.

Джеджун бросился в открытую вторую комнату, однако Донхэ, снова посмеявшись над его воображаемым статусом удачливой «главной героини», поймал омегу, любимым жестом вцепился в крашеные волосы и ударил в грудь. На мгновение Джеджуну показалось, что он больше никогда не сможет дышать; впрочем, довольно скоро он смог набрать в легкие воздуха и прийти в себя, о чем немедленно пожалел: Чанмин, как бы ни старался спрятаться в углу, смотрел на него пылающими глазами хищника.

«Ты же не убьешь нашего ребенка?» – в надежде думал омега.

Чанмин был похож на человека все меньше: запах крови лишал его остатков сострадания. Донхэ сел рядом с профессором и, толкнув его в плечо, попросил оценить наказание. Пожиратель Смерти признался, что сам Волдеморт одобрил бы идею.

Через двадцать минут пришел Хёкдже с пластиковой коробкой, в которой были фасоль, морковь и куриная котлета. Принесенную тару он поставил на табуретку, придвинул ее к дивану, позвал Джеджуна и почти без эмоций сказал:

- Тебе, наверное, нормально есть надо. Тут, вроде, витамины, хотя хрен его знает. Рядом круглосуточный супермаркет с готовой едой есть, я там купил… хватит с тебя. – Чанмин при виде человеческой еды зажал рот рукой; Джеджун не двигался, и за импровизированный стол его усадил сам Хёкдже, вручив пластиковую вилку; Донхэ так удивился, что мог лишь следить за братом изумленно-негодующим взглядом. – Донни, пусть эта гадость покормится и домой идет. А я – к Оле, меня типа тут не было.

Входная дверь хлопнула. Джеджун стал ковыряться в еде, как амеба, тянущая к потенциальной пище ложноножку. Чанмин не хотел приближаться к омеге, чтобы не сделать из него собственное угощение, но когда стало ясно, что сам он к трапезе так и не приступит, вампир сел рядом, зачерпнул фасоли с морковью и поднес к губам Джеджуна. Омеге было плохо, но он действительно немного проголодался, а спорить с Чанмином стало не менее опасно, чем с его господином, и пришлось стащить все, что попало на одноразовую вилку.

Донхэ пинком перевернул табуретку и еду. Чанмин чуть не бросился на того, кого ему запретили обижать: омеге не давали даже питаться в плену!

- Чего ты хочешь?! – в ярости закричал он. – Тебя я раздражаю, а не он! Послушайся хоть раз старшего брата, у него здравомыслия побольше твоего!

- Заткни его, – попросил Донхэ у волшебника.

- Круцио, – выдал пыточное заклинание профессор.

Чанмин упал на пол, объятый страшной, невыносимой болью, по сравнению с которой действие браслета Кюхёна воспринималось как безобидные пощипывания. Джеджун упал на колени рядом с ним и застыл с поднятыми руками, понимая, что все равно никак не облегчит эти магические страдания.

У Чанмина оставался лишь один выход. Он не хотел причинять вреда детям своего господина. Но безопасность Джеджуна была намного важнее, а надеяться на благоразумие сбежавшего Хёкдже или милость примеряющего на себя роль садиста Донхэ стало невозможно. И Чанмин воспользовался тем, что молодой господин никак не распорядился добытой информацией, – позвал своего слугу, заранее понимая, кто прибудет и во что это может вылиться для «принца».