Кровь у всех красная (СИ)

— Ага, то есть поведение не то чтобы обыденное, но и не из ряда вон выходящее. Я впечатлён. По самые пятки, — Тобирама улыбнулся.

Говорить с Учихой вот так прямо, без наворачивания смыслов было пока что сложно, но интересно. Особенно отслеживать ответную реакцию.

— Вот это улыбка… — поразился Учиха, на мгновение сверкнув краснотой в глазах. — Странно, что ты её как оружие не используешь.

— Проверял шаринганом, не гендзюцу ли это? — Сенджу весело прищурился.

Собственные перепады эмоций слегка раздражали, но конкретно сейчас хотелось Учиху весело дразнить и, может быть, слегка провоцировать, так что специально портить себе настроение Тобирама не стал.

— Нет. Сфотографировал и отложил в памяти, — спокойно отозвался Мадара, разглядывая его с интересом. — Так забавно… Ты словно маленький ребёнок, учащийся ходить. Ковыляешь неловко, шатает из стороны в сторону, хочется обратно упасть и вернуться к привычному ползанию. Так сложно… Чувствовать?

— Так сложно не ждать удара каждую минуту, — Тобирама откинулся назад, опираясь руками о пол, и полуприкрыл глаза ресницами.

— От меня? Или вообще?

Учихе нестерпимо хотелось прикоснуться к нему. К такому расслабленному, красивому… Уязвимому. Коснуться, доказав, что удара не будет, что будет только ласка. Во всяком случае, он не ударит первым.

— От тебя тоже, но больше в целом, — Тобирама протянул руку ладонью вверх.

От нелогичности собственных поступков хотелось орать, немного бегать по стенам и пару раз приложиться лбом к столешнице. Потому что разумных объяснений такому поведению просто не было — аргументы вроде «втереться в доверие» или «укрепить союз» не выдерживали никакой критики. И вообще, все было так зыбко, неопределенно и рискованно…

А хотелось.

От того, что рискованно, хотелось даже сильнее.

Мадара подался вперед, чтобы коснуться ладони бережным поцелуем. Тобирама, который ожидал разве что ответно протянутой ладони, невольно задохнулся. Касание прокатилось под кожей сотней теплых искорок, обдало легкой щекоткой.

И ладонь сама совершенно естественным жестом зарылась в лохматые черные волосы.

Мадара перегнулся через стол и осторожно коснулся губами губ, обжигая дыханием, впитывая едва заметный запах чужой кожи, пробуя вкус и текстуру… Медленно провел по губам языком.

Он любил быстро, напористо и страстно — да. Но это уместно, только когда нужно ошеломить, увести за собой, перехватить инициативу, ввести в нужное состояние, выковырять из скорлупы. А когда партнер такой… Уже открытый, обнажённый, как оголённый нерв, уже сдавшийся и одновременно всё-таки чуточку испуганный… Тут спешить нельзя. Чтобы не напугать. Чтобы не навредить.

Да и, что греха таить, чтобы самому всё как следует распробовать.

Тобирама ответил сразу, без всяких сомнений и колебаний. Сколько бы блоков он на себя не навешивал, изначального темперамента это нисколько не отменяло. Не огненного, нет. Но пусть тот, кого хоть раз неумолимо несло прибоем на скалы, посмеет заикнуться, что вода может быть менее неистовой. Сейчас Сенджу несло словно тем прибоем — или, скорее, потоком, прорвавшим, наконец, плотину.

— Надеюсь, у тебя нет никаких срочных дел? — поинтересовался он, отрываясь на миг от губ Учихи.

— Нет, — отозвался он тихо. — Только ты. А если появятся… Это будут проблемы тех дел, а не мои.

Тобирама ничего не сказал, но глаза вспыхнули почти как шаринган, выдавая всколыхнувшиеся эмоции.

— Это хор-р-рошо, — низким вкрадчивым мурчанием большого кота. — Не хотелось бы пр-рер-рываться…

Упереться коленом в низкий столик, окончательно низводя его со статуса преграды. Скользнуть ладонями по бокам. Облизнуться, задевая языком и губы Мадары.

— Совсем не хотелось бы…

Учиха улыбнулся и потянул его на себя, усаживая Тобираму к себе на колени и снова пробуя его на вкус. Целоваться Мадара любил. Может, дело в том, что в этом процессе задействованы три органа чувств, которые обычно редко получают на свою долю информации — вкус, запах и тактильные ощущения. Может, дело в том, что в области рта находилось его самое развитое тенкецу — то самое, через которoe огненными шарами плюются и которое от такого дела даже подрабатывало сенсорным. В любом случае, ему о-о-очень нравилось пробовать «на вкус», распробовать, ловя оттенки вкуса, запаха и чакры… Жалко, что получалось редко.

— Хочу тебя, — тихо произнес он в губы.

Тобирама толкнул его в грудь, роняя на пол. Провел ладонями по торсу, задирая водолазку. Прижался, как ползущая на тепло змея. Сжал коленями бедра. Потрепетал кончиком языка между губ, словно дразнясь, широко лизнул кадык, прикусил подбородок. Мадара, как и ожидалось, был горячим, почти раскаленным. А вот со вкусом Сенджу не угадал. Ему казалось, кожа Учихи будет отдавать металлом — скорее всего, медным привкусом свежей крови, но нет. Мадара оказался солоноватым с чуть заметным острым послевкусием — словно по коже мимолетно мазнуло жгучим перцем.

Впрочем, если подумать, кровь как раз солёная…

Но сейчас это волновало Тобираму меньше всего. Хотелось распластать Учиху на полу, сжать запястья, перекрывая возможность к бегству — и ме-едлено, тща-ательно вылизать. Дразнясь, прикусывая, провоцируя, пока бешеный темперамент не покажет себя во всей красе.

Тобирама любил поиграть с огнем, долго и безуспешно пытаясь избавиться от этой черты характера. Или хотя бы направить её в полезное русло вроде разработки новых дзюцу.

Но сейчас… Когда под руками был Мадара…

Удержаться было просто невозможно.

Только вот оказалось внезапно, что огонь не обжигал, как его не верти. Вспыхивал — манил язычками — сладкими вздохами, легкими движениями, извиваясь слегка… Но ни одной попытки перехватить инициативу, отобрать контроль или как-то поменять существующий ход событий. Томный Мадара, податливо следующий за руками, с удовольствием принимающий ласки и такой расслабленно разнеженный… Как будто для него это было привычным делом — отдавать контроль в руки вчерашнего врага. Подставлять шею под губы, позволять рукам скользить рядом с болевыми точками… Эта призрачная власть над жарким тренированным телом пьянила и кружила голову, и Тобирама с каким-то мстительным удовлетворением сомкнул зубы на плече, оставляя яркий отпечаток. Под одеждой не видно будет, зато саднящая боль не пройдет несколько дней.

Вот за это его схватили за ухо и совсем неэротично потянули.

Тобирама накрыл запястье своей ладонью, погладил большим пальцем, нащупывая биение пульса.

— Не любишь боль?

— Не сегодня. И не такую. Да и… — Мадара помедлил, оглядывая его внимательным взглядом. — От тебя боли я не хочу.

Тобирама выдохнул с нескрываемым восхищением:

— Идеален…

Коснулся губами все того же пойманного запястья. Приласкал языком бьющуюся жилку пульса. Снова заскользил руками по телу, избавляя его от остатков одежды.

И с удовольствием втянул в рот упругий и горячий член.

Учиха охнул сладко, выгнулся. Такого он не ожидал и ожидать не мог — не было ровным счетом никаких предпосылок. И тем слаще и приятнее оказался сюрприз. Можно плавиться. Можно постанывать тихо, расплавляясь жидким золотом.

Тобирама обласкал его со всех сторон — губами, языком, дыханием. Такая реакция, не бурная и страстная, а податливая, почти покорная, отдавалась гулкой дрожью где-то за грудной клеткой. Совсем не так представлялся ему секс с Мадарой. Воображение рисовало почти схватку, борьбу за доминирование, жгучую страсть и яростный напор. Но такого Учиху, который открылся сейчас, хотелось нежить. Заласкивать. Доводить до состояния желе, когда все мышцы блаженно расслабленны.

Но в одном Учиха был все же прав — подобными вещами лучше заниматься на кровати. Тобирама с некоторым сожалением выпустил изо рта возбужденную плоть, подхватил Мадару под лопатки и колени. Поцеловал в висок, донес до спальни. Порадовался, что память его не подвела и флакон с чем-то, весьма похожим на масло, там действительно стоит. Полюбовался раскинувшимся Учихой. Плеснул на руки из откупоренного флакона, в котором действительно оказалось масло, провел ладонью по бедру, оставляя блестящую полосу.