Начиная с лестничной клетки (СИ)

В ту ночь я и оценил всю прелесть функциональной стороны этого прекрасного кожаного ложа. Кстати, оценил не только я! Но больше правил я не нарушал, доказав себе достаточно неплохим исключением, что эта квартира вросла в меня, стала чуть ли не моей частью. А случайных людей себе в душу не водят. Гости – это гости. Но оставлять у себя кого-то, чтобы этот кто-то раздевался, пользовался моей ванной, спал на моём любимом диване!? Нет уж! Мне было противно об этом даже подумать! Я всегда был болезненно брезглив.

В "приёмке" у окна находилось моё рабочее место: широченный монитор, системник, принтер, сканер и прочий невероятно важный и любимый мною инвентарь для добывания денег. Работал я без особого рвения, но – на совесть. Денег в моей конторе платили не много, но такой бонус, как свободный график и почти смешной по продолжительности рабочий день решили всё. А значит в остальное время – фриланс!

В первые годы после окончания Бауманки я ходил по вызовам и налаживал железо и для юных лузеров, и продвинутых юзеров, для недалёких домохозяек и заумных бородатых профессоров. Позже, заматерев на ниве компьютерных наук, я начал писать программы для всяких фирм и компаний, слишком любящих деньги, чтобы нанимать в штат собственных программистов.

Глава 2

Дмитрий

Не слишком обременительная работа, собственная квартира (это, кстати, закрепили документально) и личная свобода, - ну что, я жил очень неплохо. Кстати, батя как-то обмолвился, что "сеструха нормально так устроилась со своим, последним". Ну и отлично, я тоже тут "нормально так устроился", если не считать...

Ну вот как их можно не считать? Вот как раз посчитать их можно отлично. Раз – скорее всего, высокий (точно представить себе рост сидящего человека тяжело... а сидели они постоянно), смазливый темноволосый парень с вечной ухмылкой. Два – кудрявый блондин, в чьих руках я видел то сигаретную пачку, то, значительно реже, мелкую, такую же блондинистую девицу с короткой стрижкой. Три – парень в вечно надвинутом чуть ли не на нос капюшоне, в постоянных толстовках. Имя я знал лишь той мелкой девчонки – Светик. Поэтому для краткости, про себя, я называл их по номерам. Чуть позже, видимо, чтобы внести разнообразие, я добавил другой вариант их "обзывания" – по цвету волос.

Сколько им было лет? Опять же, если бы мне посчастливилось видеть их стоящими... Хотя зачем они мне стоящими? Я их никакими не хотел видеть: ни стоящими, ни сидящими... Зато кафельные плитки явно были не против регулярно принимать три джинсовые задницы – их уже немного затёртые поверхности были отполированы этими задами чуть ли не до зеркального блеска!

Доста-а-а-али! Ну неужели не могли найти себе другого места!?

Так вот, определить их возраст, как и рост, я затруднялся. Пока я проходил мимо них к своей двери ни одного длинного предложения, изобилующего хоть одним причастным или (о боги!) деепричастным оборотом, я не слышал. Поэтому понять, хотя бы по умению строить фразы, сколько им лет, тоже не мог.

Вообще, сейчас определить возраст молодых людей, на мой взгляд, очень непросто: безликая одежда унисекс, словечки-паразиты, употребляемые без исключения и бабульками, и их внучками ясельного возраста, какой-то то ли сонный, то ли действительно пох*истический взгляд, невнятный режим дня: сейчас он только возвращается со школы или уже с работы идёт? А уж их отношение к жизни!.. То ли они следуют принципу "Работа сама меня найдёт" и продолжают сидеть на шее у родителей двадцатилетними болванами, то ли им ещё пока положено нашим чутким законодательством по их мелкому возрасту сидеть там.

Но этим героям, протирающим штанами пол около моей входной двери, я должен был подобрать хоть какой-то возраст – как-никак виделись, чуть ли не каждый день. И потом моя картинка, пусть и изобилующая множеством белых пятен, всё-таки должна была иметь хоть какой-то завершённый вид. Ну, да. Я ещё и педант. И мне это не мешает. Так вот я решил, что буду считать их старшеклассниками, скорее всего, заканчивающими в этом году школу. Думаю даже, что они учатся в одном классе.

Чёрный, Белый и Цветной, – так было веселее и в рифму. А когда я особенно злился, то матерные, злые стишки так и рождались на моей кухне, пока я готовил что-то себе на ужин. Девчонка была редким гостем на площадке перед моей дверью, поэтому в мои обличительно-поучительные поэмы не входила. Кстати, Цветным (я узнал это чуть позже выдачи кличек всем остальным), оказался тот парень в капюшоне. В какой-то очередной "счастливый день нашей встречи" под моей дверью; по их настроению и некоторой смене дислокации на площадке, я догадался, что тёмненький только закончил задирать Третьего перед самым моим приходом. И когда я, вставляя ключ в замочную скважину, Первый как раз сдёрнул с его головы капюшон, как бы ставя этим импровизированную точку в их небольшом локальном конфликте. Небольшом, потому что никакой злости я не почувствовал, так – баловство. Уже заходя в общий коридор, я мельком увидел, что у Третьего на макушке, среди родных каштановых волос было несколько крашеных прядей синего цвета.

Вообще-то, они мне практически не досаждали. Эта троица приходила тусить на мою лестничную клетку исключительно по будням и не каждый день. Они не ржали, как кони, даже разговаривали негромко, если вообще разговаривали. Хотя, может быть, паузы случались именно в тот момент, когда я появлялся на площадке? Или, стесняясь меня, замолкали и ждали, когда я пройду мимо них. Проверять это у меня не было никакого желания. Тем более, что от них меня отделяла не одна дверь, а – две. Первая, к которой почти вплотную сидели они, вела в приквартирный коридор. Туда выходила моя собственная дверь и дверь соседней квартиры. В ней, насколько я знал, жила какая-то пожилая женщина. Но я ни разу за все три года её не встретил. Так что смело можно было утверждать, что они сидели У МЕНЯ под дверью.

И чего я к ним докопался? Музыку не врубали, пивных бутылок около них я не видел, не курили, ко мне не лезли ни с вопросами, ни с репликами. Ну, обхожу я их слегка, когда подхожу к двери, ну накидываю на себя что-то приличное, боясь поразить их своим домашним видом, когда припирает выкинуть мусор. Ну и ладно. Можно же пережить. Сколько секунд в день я их видел? Пять? Десять?

Но я не мог их терпеть. Они раздражали меня уже своим присутствием. Осознание того, что за моей дверью постоянно сидит, как какой-то нелепый трёхголовый стражник – эта компания, не давало мне спокойно жить. Моя мука длилась уже почти год.

Он

То, чего я опасался больше всего, произошло – отец всё узнал.

Бл*дь!

Представляю, какие у нас были перепуганные лица... Отец тогда, мгновенно развернувшись на пороге, ушёл. И не на кухню пить чай, как бывает в кино, а ушёл из квартиры, аккуратно закрыв за собой дверь.

Мы тут же сразу выкатились из квартиры следом за ним. Продолжать – не имело смысла, да и после такого потрясения ничего просто не получилось бы. Хотя, честно говоря, я и не хотел тогда ничего. Боялся? Сам не знаю, но что-то не пускало меня дальше.

Я вернулся домой лишь к десяти вечера. Трусил страшно.

Отец уже был дома. Состоялся очень неприятный разговор. Хотя какой это разговор, когда из двух говорит только один человек. Я не знал, что делать... Объяснять? Оправдываться? Я молчал.

Откуда-то пришло раздражение, страх начал отступать. Отец всё говорил и говорил. Мне казалось, что все слова, что он выплёвывал, повисали над моей головой огромными булыжниками и стоит мне что-то сказать, как они рухнут прямо на меня.

Что-то я отвлёкся. Кажется, он задал вопрос? Та-а-ак... с возмущениями и оскорблениями закончил и сейчас требует от меня какой-то смешной клятвы.

- Пообещай, что это больше никогда не повторится, - он ждал. – Обещай мне, слышишь!?

Детский сад какой-то.