Варвар (СИ)

А он тем временем торчал тут, проводя порой часы у ложа больного и безропотно укладываясь в его постель по вечерам. И не выказывал никакого недовольства своим положением, довольствуясь тем малым комфортом и скудными развлечениями, которыми располагал Барнаби.

— Ты скучаешь по Луна-сити? — однажды спросил Илмари.

Тьен сначала вспыхнул, но затем удержал готовое сорваться «да» — Илмари буквально почувствовал это кожей, невольно стискивая его пальцы. Потом ненадолго задумался и, наконец, сказал:

— Не знаю, — и, встряхнувшись, добавил: — Привык как-то тут, — он обвел взглядом комнату и усмехнулся. — Самому удивительно.

Илмари только согласно кивнул. Ведь ему тоже было удивительно — с какой стати он шагнул под летящее копье, выталкивая из-под удара Филиппа? Мгновенный порыв? Прихоть? Привычка защищать и оберегать окружающих?

В случае гибели мужа у Илмари Нароби Фидали также появлялась надежда вернуться на прежние позиции — в относительный комфорт дворца, к привилегиям своего положения. А то и — над чем саи не смеются — восстановить права на престол. В конце концов, официально отец его отречения не проводил, напротив, у всех на виду признал брак и законного супруга.

Так что надежда даже не являлась беспочвенной. А уж там, на своей территории, Илмари сумел бы отомстить — и брату, и коварному Бодари, и всем прочим, кто спал и видел его изгнанным…

Но вместо того чтобы смирно ждать, когда Тьен без всяких усилий с его стороны так удачно испустит дух, Илмари постарался его спасти, подставляясь сам.

Проникся симпатией после нескольких занятий сексом?

Чушь. Е-рун-да.

Сексом в своей жизни Илмари занимался много раз. Но никогда не влюблялся. Принцы не влюбляются. Даже в супругов. Время наргари дает политическим союзам детей, и на том они благополучно распадаются, внешне оставаясь безупречными.

Сбивало с толку и поведение Кини, наведывавшегося раз в два-три дня, а потом — раз в неделю.

Бывший любовник был молчалив, на вопросы отвечал односложно, время от времени бросал непонятные взгляды на Филиппа, а все попытки Илмари как-то сблизиться напрочь игнорировал. Принц чувствовал себя виноватым и старался разговаривать с ним ласково, почти нежно. Ведь хотя провинились тогда они оба, Илмари отделался легким испугом, а Кини навсегда был удален от двора и сослан в такую дыру, как Барнаби. Где и торчал все эти долгие сезоны, пока Илмари продолжал получать полагающиеся по праву рождения блага. И пусть сейчас они оказались практически в равном положении, Илмари хотелось скрасить произошедшее, наверстать упущенное время хотя бы добрым отношением. В конце концов, они могли стать друзьями…

И он упорно пытался пробиться к Кини. Каждый раз приветливо улыбался, когда тот появлялся в дверях, старался разговорить, невзначай притрагивался… Но тот бесстрастно разматывал повязки, проводил осмотр, ощупывая холодными пальцами заживающую рану, накладывал повязки снова, делал очередные назначения и уходил все такой же неприступный. Словно между ними никогда ничего не было.

А Филипп все чаще удалялся на время его визитов из комнаты, деликатно не мешая лекарю выполнять свою работу. И потом обычно долго не возвращался — до самой темноты…

Когда Кини наконец-то разрешил ему встать, Илмари едва с ума не сошел от радости. Четыре стены надоели ему до зубовного скрежета. Но вскочить и тут же побежать не получилось — ноги дрогнули, закружилась голова… Кини подхватил его и повел, держа за талию. А Илмари обнимал его за шею и чувствовал только слабость. Хотя нет — к всеобъемлющей слабости, несмотря ни на что, примешивался восторг.

Он выжил! И в будущем мог стать здоровым, как прежде: ходить, участвовать в скачках, заниматься любовью с Филиппом…

Последнее, кстати, как-то особенно будоражило кровь.

В эту ночь он крепко притиснул к себе супруга, не думая, что причиняет себе боль. Хотелось почувствовать его близко-близко, прижав спиной к своей груди. И пусть возбуждение не посетило Илмари в должной мере, но, потираясь пахом о задницу Филиппа, волнительную пустоту внизу живота он ощутил, что могло означать только одно: желания тела возвращались вместе со здоровьем, и он хотел своего унианца по-прежнему.

Теперь дни потянулись веселее. Илмари заново осваивал искусство ходьбы. И одной из побед стало успешное путешествие до гостиной, где вот уже долгое время ожидало его письмо от тетки. Принесенное корхом, оно пришлось на самые тяжелые дни его болезни, пергамент, по-видимому, бросили на стол, да так там и забыли. Филипп, даже если и видел, прочитать все равно не мог, а передать варгарцу или не подумал, или не захотел.

Илмари упал в кресло и, отдышавшись, распечатал заждавшуюся весточку. Читая разные придворные глупости, которыми тетка пыталась его развлечь, подумал внезапно, что та действительно его любит — как ребенка, которого сама никогда не имела. Ведь она оказалась единственной, кто выразил желание с ним связаться. Отец же, по-видимому, решил раз и навсегда вычеркнуть его из своей жизни. Впрочем, Илмари не сомневался: если однажды возникнет такая надобность, Отари о нем вспомнит. Вернее, о них с мужем.

В самом конец свитка тетка вскользь сообщала, что Бодари, как и раньше, большую часть времени проводит во дворце. Только теперь не отходит от Исмари, тенью сопровождая его везде.

Илмари горько усмехнулся. Это уже не являлось откровением: еще во время свадебного бала из обрывочных реплик Пелари он вычленил, что действительной целью Бодари, толкавшего его сблизиться с унианцем, было подставить не Тьена, а самого Илмари. Никто, правда, не ожидал такого исхода дела, как целое блюдо наргари, преподнесенное принцу. Однако по откровенной радости Исмари нетрудно было заключить, что для них с Бодари это оказалось подарком судьбы.

Что ж, власть и богатство исковеркали немало человеческих отношений. Вот и еще один пример. Нет в жизни принца места ни родственным отношениям, ни дружбе, ни любви…

В этот момент в гостиную вошел взволнованный Кини со своим сундучком в руках.

— Вот ты где, — облегченно выдохнул он, увидев его. — Я разве разрешал тебе выходить? Достаточно пока того, что ты встаешь.

— Мне скучно, — ответил Илмари, откладывая письмо. — И я устал разглядывать убранство спальни. К тому же я нормально себя чувствую.

Тем не менее, Кини заставил его подняться и осмотрел.

— Что ж, — наконец заключил он. — Пожалуй, ты прав. Пришло время небольших прогулок. Но только — прошу тебя — не переутомляйся. Думаю, постоянный присмотр лекаря тебе больше не нужен, но время от времени я заглядывать буду.

— Ладно, — кивнул Илмари. И видя, что тот собирается уходить, ухватил за рукав туники. — Подожди. Разве мы не должны поговорить?

— О чем? — Кини аккуратно высвободился.

— Может быть, о прошлом?

— Я давно его забыл.

— А я помню, — упрямо сказал Илмари. — Разве нам не было хорошо вместе?

— Но еще лучше оказалось по отдельности, — осклабился Кини.

— Я действительно понятия не имел, куда ты делся, — твердо ответил Илмари. — Мне никто не хотел говорить.

— Ну а сказали бы — что изменилось? — пожал плечами Кини. — Ты бы никогда не пошел против отца. Не знаю, на что рассчитывал Бодари…

Знакомое имя, которое Илмари никак не ожидал услышать, насторожило:

— Бодари? — переспросил он.

— А ты до сих пор не знаешь? — усмехнулся Кини. — Подложить меня в твою постель — его идея. Именно он заметил, что ты украдкой заглядываешься на мужчин. А Исмари указал на меня — мол, вот на него брат точно поведется.

— Так ты… — Илмари говорил медленно, тщательно подбирая слова, — ты… не сам тогда? Тебе что… заплатили?

— Заплатили, — согласился Кини. — И очень прилично. Так что моя семья до сих пор обеспечена всем необходимым, — он глянул на обескураженного принца и, видимо, пожалел. — Да ты не расстраивайся, Ваше Высочество. За меня можешь не переживать. Ты был не так уж плох в постели, и я сполна получил свою долю удовольствия.