Семь кругов Ада (СИ)

— Священник-ниндзя?! — решил я поинтересоваться, — Это что-то новенькое! А в стриптиз-баре по ночам вы не подрабатываете? — решил я попробовать заговорить мужику зубы.

— Не зарывайся, мальчишка! — прорычал он, на что я начал яростно озираться в поисках лопаты и земли, в которую я собственно по его словам зарывался. Не обнаружив ни того и ни другого, я разочарованно вздохнул и как бы невзначай сделал шаг в бок, таким нехитрым маневром стремясь обойти назойливую преграду. Но верите-нет, мужик меня раскусил! Тут же сделал шаг в ту же сторону, и входная дверь снова скрылась из поля моего зрения.

— Вот хитрец! — протянул я, почесывая подбородок, — Ну хорошо… признаюсь, нет у меня денег… что? Расплатиться натурой? Хотите, руку вам свою отдам? А то что-то вы худенький, румянец на щёчках блеклый, питаетесь наверное плохо, так хоть кость поглодаете, вдруг полегчает?

— Если нет денег у тебя, будут у твоих родителей, — спокойно ответил мужчина, уперев руки в бока, — говори мне телефон своих родителей!

— Ну, хорошо, — немного помявшись, сдался я, — Набирайте 9*078*0, — продиктовал я. Мужик набрал телефон и тут же послышались длинные гудки. Телефон этот был естественно не моим домашним, о нет, это был телефон психиатрической больницы Тосама, да, я всегда знал, что когда-нибудь этот телефон мне пригодится. Проблема была в том, что как только оператор возьмет трубку, первое, что он сделает, это скажет, куда же собственно позвонил наш святой отец. Поэтому надо было сделать что-то, чтобы он первую фразу не услышал.

— Белка!!!!! — заорал я, как только услышал, как на другом конце виртуального провода взяли трубку. Мужик на мой вопль естественно вздрогнул и первую фразу девушки не расслышал.

— Эм, здравствуйте, это… — мужик начал что-то яростно втирать бедной девушке. Я рассчитывал на то, что разговаривая по телефону, Отче расслабится и перестанет закрывать собой дверь. Не тут-то было! Он даже с места не сдвинулся. Что ж… придется переходить к тяжелой артиллерии.

— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А! — завопил я как резанный, — Она идет! Она идет за мной!!! ОНА!!! Белка! Белки! Много белок! Белки и бобры!!! БОБРЫ! О Господи, Святой Отец, спасите!!! Бобры идут! Наступают! Армия! Артиллерия! Конница! Бобры на конях! И с шашками! Мать моя бобер!!!

В трубке тут же послышался вопрос об адресе и мужик, зажимая уши от моих воплей, не думая продиктовал адрес своей церкви. Теперь оставалось лишь ждать. Как только Отче положил трубку, я тут же успокоился, сел на одну из лавочек, сложив руки на коленях и изображая из себя наичестнейшее создание за всю историю существования вселенной.

— Ну что ж, подождем, — вздохнул отче, присаживаясь на лавочку напротив меня и внимательно наблюдая за каждым моим движением.

— Да, подождем!

Санитары приехали всего через десять минут, и после разговора со мной поняли какова ситуация, схватили под руки вопящего Отче и утащили к себе в машину. Да, мужик, возможно там, куда тебя отвезут, ты даже найдешь того, кому все это время так яростно молился!

Ты был в бешенстве? Это ты? В Бешенстве? Нет, нет и еще раз нет. Бешенство — это слишком мягко сказано. Расталкивая глупых детей и клоунов, одному даже успев дать в глаз, ты продрался к выходу из парка, вертя головой по сторонам в поисках серого создания. Но его видно не было. Конечно же, ты сразу кинулся к выходу, но тебя не захотели выпускать. Уже только это выбило тебя из колеи окончательно, но ты еще не подозревал, что истинная задница на тебя только надвигается. Изо всех сил изображая девушке стоящей на выходе, спокойствие и умиротворение, ты начал лазить по карманам в поисках своей вирту-карточки. И каково же было твое удивление, когда ты ее не обнаружил. Впрочем, ты за пару секунд понял, как обстоят дела и вот тогда-то твой гнев достиг пика! Нет, конечно, ты мог оплатить выход из парка через телефон, на крайний случай позвонить Яну и попросить его переслать на счет банка n-ую сумму денег, НО! Ты был в бешенстве и о деньгах уже не думал, ты просто с улыбкой истинного ангела пообещал милой молоденькой девушке вырвать ей через задницу гланды, и она выпустила тебя из парка без денег. За твоей спиной кто-то начал возмущаться и защищать оскорбленную девушку, за что получил вырванным из асфальта рекламным стендом по голове. Где-то кто-то взвизгнул, но больше никто ничего тебе так и не сказал. Тогда ты, с одним лишь крутящимся в голове словом «сука» побежал искать это чудовище, посмевшее бросить тебя! Он?! Тебя?! Бросил???! От этого тебе хотелось все крушить и ломать! Что ты впрочем, не преминул претворять в жизнь. Ты умудрился собрать все столбы, растолкать не одну толпу прохожих, какого-то мужика столкнул в открытый люк канализации, пробежал по магазинам, врываясь то в отдел женского белья, то в магазин детских игрушек. Но этого чудовища нигде не было! За полчаса ты умудрился оббегать все ближайшие кварталы трижды и остановился передохнуть у какого-то зачуханного кабака, вход в который был со стороны двора. Немного отдышавшись, ты хотел было вновь ринуться на поиски твари, вконец испортившей тебе настроение, но что-то тебя остановило. Гнев начал потихоньку отступать и на его месте проступало какое-то странное гнетущее состояние, которое тебя явно не посещало уже очень и очень долгое время. Сердце застучало сильнее, а все мысли вытесняла одна единственная:

Он бросил тебя…

Он бросил тебя…

Он бросил тебя…

Так как и говорил Ян…

Он ушел…

И больше не вернется…

Ты опять один…

Навсегда…

Зубы клацнули сами собой, с губ сорвалось тихое болезненное шипение.

Твое сердце не могло болеть, потому что было искусственным.

Твое сердце не могло и никогда не болело… до этого момента…

====== Пятый круг Ада: 49. Слабое место ======

Шаг за шагом, просыпаются боги.

Вздох за вздохом, дыхание, стон.

Под ногами слышен хруст безнадеги,

Вкус одиночества, странный голоса тон.

Шаг за шагом, беснуются боги.

Вздох за вздохом, бокалы вина.

Пеленою вранья прикрываются люди,

Лицемерия свет прожигает сполна.

Шаг за шагом, следит он за смертью.

Вздох за вздохом, все ближе он к ней,

Сквозь кровавое месиво,

Сквозь безмолвие времени.

Нет, он не боится,

Он даже смеется.

Охота за смертью

Из года в год им ведется.

Нет, он не боится,

Он снова вернется

С охоты за смертью

Живой и усталый.

Ведь смерть так слаба,

Пусть она не сдается,

Но истинный страх…

Война… не с нею ведется.

Та, что убивает, та, что раздирает.

Без сна, без еды, без возможности жить.

Он очень боится,

И даже уже не смеется,

Когда понимает, что ближе и ближе Она.

Цепи на душу, без ключей и отмычек.

Страх потерять, страх все снова разрушить.

Зуо очень боится… он совсем не смеется…

Он безумно боится… внезапно влюбиться…

У каждого человека есть свои слабости. У Яна главной слабостью был Глоу, которому он никогда и ни в чем не отказывал и готов был идти за ним и в огонь, и в воду и даже ползти по медным трубам. Но помимо котенка и у вполне вменяемого на первый взгляд Яна были свои загоны, один из которых был связан с наличием тараканов в его квартире. Как только парень видел ненавистное насекомое, он тут же вытаскивал из кармана джинсов раскладную мухобойку, которую сам же соорудил, и начинал бегать за несчастной таракашкой по всей квартире с воплями воина-викинга, охотящегося на крупную дичь. Если же мухобойка все-таки достигала цели, что было нередко — годы практики давали о себе знать, — вся квартира наполнялась кличем победы, пронизанным уверенностью в спасении всего человечества. Спаси человечество от неминуемой гибели, размажь таракана по стене! После очередной победы парень всегда уходил курить или довольный располагался на диване и щелкал каналы, в полной уверенности, что день прожит им не зря.

Рефлексы Яна отточились настолько, что даже вне дома, стоило ему лишь увидеть таракана, в его руках с удивительной скоростью появлялась мухобойка. Она всем своим грозным мухобойным видом олицетворяла охотничью натуру парня, на ее ручке даже были зарубки за каждого побежденного в неравном и жестоком бою таракана! Лишь сей магический инструмент оказывался у Яна в руках, как он становился совсем другим человеком. Повадки, внимание, плавные движения: все было нацелено на уничтожение насекомого, а весь окружающий мир блек и становился каким-то удивительно незначительным.