Шепотом (СИ)

Одевшись, немного подкатывает рукава и штанины, а так, в принципе, одежда ему почти в пору – широковата разве что. Садится рядом со мной на диван, прижимая к себе колени.

Некоторое время увлечённо наблюдаем за очередными достижениями доктора Хауса.

- Ты не спросишь, из-за чего случилась драка? – смотрит на экран.

Полулёжа на спине, зеваю:

- А тебе этого хочется?

После некоторой паузы задумчиво отзывается:

- Не знаю. Наверное, хочется. Особенно потому, что ты никогда не задаёшь лишних вопросов.

- Может, потому, что мне лениво их задавать?

Снова хмыкает. Хаус на данный промежуток времени отчаянно язвит:

«- Почему ты всё всегда драматизируешь?

- Потому что я очень нервная карманная собачка».

- А может, потому, что ты умеешь слушать.

Не смотрю на мелкого:

- Может быть.

За окном темнота – пора бы задвинуть шторы. И вообще, который час?

- Саш, – Никита вздыхает, подвигаясь ближе и прижимаясь к моему боку. Такое ощущение, что ему очень холодно – наверно, так и есть. – Спроси меня. Спроси меня, пожалуйста, и я всё тебе расскажу.

Непонятная интонация. Немного несвойственная тому Никите, которого я знаю. А, впрочем, могу ли я утверждать, что хорошо его знаю, если мы познакомились сравнительно недавно?

Но в том вопросе мне почему-то чудится подтекст: будто смысла гораздо больше, чем кажется.

Ерунда какая.

Нащупываю сзади одеяло, укрываю им нас обоих. Нечаянно задеваю лапу мальчишки – холодная, как у жабы. Ещё бы он не пытался согреться.

В комнате темно и уютно, за окном видны отблески горящих фонарей, а где-то в парке играет классическая музыка.

- Может, тебе чаю? – предлагаю.

Отрицательно мотает головой. Задаю обещанный вопрос:

- Ну, выкладывай, из-за чего подрался.

Поджимает губы.

- Это я виноват. Я его обидел – специально наговорил гадостей, чтобы он отстал. Кирилл – спокойный, как индеец, его словами вряд ли заденешь, но он не особенно лезет в чужие проблемы, а вот Митька очень вспыльчивый, и вечно ему надо всё знать – не отделаешься.

- Кирилл и Митя – твои школьные друзья? – начало меня немного заинтересовало.

Может, мистические друзья Никиты не совсем мистические?

- Почти, – кивает, обнимая себя руками, и осторожно, очень осторожно ещё больше на меня облокачивается. Не пойму к чему такая нерешительность. – Приятели по картингу. Мы давно вместе гоняем. Митька никогда не остаётся в стороне, особенно если дело касается нас с Кириллом. Не знаю, как он понимает, что меня что-то беспокоит, но как-то это чувствует. Сегодня тоже спрашивал… неважно, о чём. Просто задавал вопросы…

«…на которые не хотелось отвечать», – наверняка прозвучало про себя.

Вроде за тебя волнуются, должно быть приятно, должен быть благодарен, что, мол, ты кому-то не безразличен, однако всему есть предел. Кому-то достаточно искреннего или не очень «Со мной всё в порядке», а кто-то лезет в самое нутро – ворошит там то, о чём не хочется думать, и после разговора тошно и от самого себя, и от всего на свете.

- А ты? – спохватываюсь, понимая, что малец ждёт реакции.

- Наговорил ему всякого. Я умею бить по больным местам.

Хах, в точку, особенно вспоминая то: «У меня не получается понять, почему ты себя так презираешь?».

- И он тебе врезал?

- Ага, – легко слетает с его губ. – Ударил и минут пять добивался, чтобы я дал ему сдачи.

- Дал? – с усмешкой представляю себе сцену.

- Послал, – коротко. Потом с некоторым сожалением: – Мама не любит, когда я с Митей или Кириллом ссорюсь. Если бы она увидела синяк, обязательно поинтересовалась, откуда он. А я бы ответил.

- Не любишь врать?

- Не особенно.

Все мы «не особенно», но, увы.

Видел где-то цитату: «Говоря человеку неправду – теряешь доверие. Говоря правду – теряешь человека». Наверно, существуют где-то абсолютно честные люди, но, мне кажется, им скорее не повезло, да и теряются такие в общей человеческой массе.

М-да, по ночам меня, бывает, тянет пофилософствовать.

Дурная привычка.

- Так ты не слышал, да? И не знаешь о детях 404? – голос вырывает из вороха мыслей и неоконченных фраз.

- А должен? – осторожно спрашиваю.

Надо было всё-таки выделить минутку и заглянуть в Яндекс или Гугл. Чего мне стоило?

- Нет, – осмысленный ответ. - Тогда и не узнавай о них ничего, окей?

- Окей, – не задумываясь, вру.

Он меня заинтересовал, правда, не знаю, нарочно ли.

Зябко передёргивается, а я, возведя очи к потолку, сгребаю его в охапку, обнимая за плечи, и сильнее укутываю нас обоих одеялом. Замёрз, дурень, так чего упрямо молчать?

А Никиша поднимает голову, смотрит на меня и на секунду – буквально на секунду – из смущённого, потерянного мальчишки становится тем Никитой, которого я никак не мог понять, чтобы произнести:

- Это не подростковая дурость. Просто так сложилось.

Не вижу связи между нашим диалогом и его словами, поэтому не понимаю их смысла, однако додумываюсь до неопределённого:

- Может быть. Может быть.

Мальчишка кивает и под Хауса в виде колыбельной постепенно засыпает, уронив голову на моё плечо. Не досмотрев серию, я устраиваюсь поудобнее и тоже прикрываю веки.

========== Глава 11: Небольшое недоразумение ==========

Утром Соня партизански подсунула нам под ухо свой милейший будильник с убойным зубодробительным звонком. Я понимаю, большинство будильников и так не блистают особенно приятными мелодиями, но этот – адская вещица. Не знаю, чем руководствовалось моё дитятко, но мы когда-то зашли в супермаркет, и, увидав его, она упёрлась как бульдозер: «Хочу». Я противиться не стал. А зря.

Завела его на семь – не знаю, во сколько она подскочила, и поставила бомбу замедленного действия так, чтобы до неё не получалось дотянуться, не слезая с дивана, но на достаточном расстоянии, чтобы ощутить всю прелесть неутихающей какофонии гавканья, свиста и ещё бог знает каких звуков.

В полудрёме я различил, как подскакивает Никита у меня под боком – диван-то мы не разложили и спали буквально вплотную друг к другу.

Он поднялся – сразу стало холоднее – и выключил будильник. Едва шум прекратился, я без проблем заснул снова – такие вещи никогда не поднимали меня с постели окончательно.

В итоге моё «доброе» утро состоялось часа в полдевятого, когда дитятку приспичило позавтракать.

Удивительно: обычно на мои предложения поесть утром она отвечает отказом, а сейчас прямо до категоричного: «Если ты меня не покормишь, я упаду в обморок и умру от голода!»

Мелкая пакость.

Пообещав покормить нуждавшуюся с ложки, встаю и бреду в туалет. Наскоро привожу себя в порядок.

Придирчиво осмотрев себя в зеркале, ощупываю собственные лицо, живот и бока, явственно понимая, что в последнее время явно переборщил с вынужденной диетой.

Немногим позже, памятуя об обещании, достаю из холодильника гречку, ставлю её на одну из двух газовых конфорок. На вторую – сковородку с подсолнечным маслом.

Сидя за столом, дети лениво переговариваются. Никита, по-прежнему одетый в мои вещи, положив подбородок на стол, сонно наблюдает за происходящим. Не знаю, во сколько мы вчера легли, но, похоже, он совершенно не выспался.

Тяжко вздохнул, отозвавшись таким же тяжким «Ммм» на Сонькин тычок и попытку привлечь к себе внимание.

Жаря омлет и подогревая кашу, я одновременно нарезаю хлеб.

Дочь, расположившись у окна, кого-то рассматривает, не забывая время от времени тормошить Никишу. Когда омлет почти приготовился, дитё всё же решила прояснить ситуацию.

- Ники-и-та, ну посмотри! Тебе что, жалко?! Там к кому-то целая милицейская машина приехала!

Подумать только, «целая» машина…

- Никогда не любил милицейских, – вяло буркнул тот, не отрывая подбородка от стола.

Заинтересовавшись, я обернулся:

- Почему это?

Мне-то их «недолюбливать» есть за что, а наш Никиша вроде мальчик порядочный.