Blood and Sex (СИ)

Он едва узнал Ханджи, которая прорвалась к нему лишь спустя четыре недели после оглашения приговора. Наверняка ей снова пришлось отвалить круглую сумму, чтобы встретиться с заключенным на особом режиме. Зоэ ужаснулась, когда увидела своего бывшего партнёра по танцам: он выглядел почти так же, как в тот день, когда упал в обморок посреди выступления. Но если раньше он ещё стоял на ногах, то теперь уже нет.

— Как же это ужасно, Леви, — сокрушенно шептал она, сжимая его прохладную кисть. — Сначала Эрен, потом Эрвин и ты… Такой судьбы не пожелаешь никому. Я пытаюсь что-нибудь придумать, чтобы вытащить тебя отсюда, но пока…

— Его повесили? — сипло спросил степист, скосив на неё бесцветные глаза. Удрученно кивнув, Ханджи достала из сумки газету трехнедельной давности и положила ему на колени. Склонив голову, Леви слабо стиснул бумагу пальцами, приподнимая её. Спустя несколько секунд газета выпала из его рук, а свет окончательно померк перед газами. Тело обмякло в кресле, а из груди вырвался судорожный выдох.

— Неправильно. Не так всё должно было закончиться, — закрыв глаза, едва слышно прошептал он. — Эрвин должен был сбежать и жить ради своего сына, а я должен был умереть, чтобы искупить вину за такую нелепую смерть Эрена.

— Думаю, он тоже хотел искупить вину перед тобой, Леви, — осторожно произнесла Зоэ, убирая газету. — Хоть как-то отплатить за то, что ты пережил. Кто же знал, что всё так обернётся? — взглянув на мрачные стены больницы, добавила она. В лучшем случае, Леви не выйдет отсюда несколько лет, а в худшем — не выйдет совсем.

— А и в итоге его жертва оказалась напрасной. Его смерть, и смерть Эрена висят на мне. Теперь мне нет прощения, и я должен медленно умирать в этой клинике… — проронил он, открывая глаза и не видя перед собой ничего, кроме призраков прошлого. Ханджи что-то сказала ему на прощание, но теперь Леви не слышал и её. В голове звучал джаз, а перед глазами мелькали черные и белые цвета, похожие на туфли для степа. Он слышал ритм, чувствовал его всем существом, и иллюзия счастливой потерянной жизни манила его, как живописный оазис среди иссохшей пустыни. Бессильное тело и ослабевшая воля сдались, и разум Леви окунулся во всё буйство красок, которые создал сам, защищая танцора от горечи и боли, что остались в реальности, на долгие, долгие годы.

15 лет спустя

— С вас тринадцать девяносто, — пробурчал полный таксист, вытирая пот со лба носовым платком. — И угораздило же вас притащиться в такую даль, — осматривая высокие зеленые холмы, добавил он. Вокруг не были ничего, кроме одинокого белого здания, окруженного высокой оградой.

— Да, судьба в последнее время забрасывает меня далеко, — улыбнулся светловолосый юноша, доставая из кармана военной полевой формы деньги и протягивая их таксисту.

— И что сержанту потребовалось в этом богом забытом месте? Ведь война уже закончилась. Сейчас бы жить и радоваться жизни… — вздохнул водитель. — Как такой юный, а уже успел до сержанта дослужиться? — поглядывая на его погоны, спросил мужчина.

— Я связист, — мягко ответил парень. — Участвовал только в последний год в составе кадетского корпуса. Сейчас нахожусь в увольнении.

— Вот как, — хмыкнул таксист. — А тут у тебя родственник? — окинув неприязненным взглядом ограду психиатрической клиники, спросил он. Юноша, слегка нахмурившись, покачал головой.

— Я ищу одного человека. Клиника, в которой он находился раньше, во время войны была эвакуирована сюда. Надеюсь, что встречу его здесь, потому что он — моя единственная зацепка, — его голос заметно дрогнул, а пальцы стиснули пилотку.

— Что ж, тогда желаю тебе встретить этого человека, хотя вряд ли в этом месте он будет в своём уме, — произнёс на прощание таксист, когда парень вышел из автомобиля и захлопнул дверь. Машина уехала, и юноша, оставшись один, осмотрелся. Если не считать неказистого здания больницы, это место было красивым. Оно находилось вдали от городского шума и суеты. Ближайший населенный пункт располагался в нескольких километрах. Вокруг были зеленые холмы, деревья, недалеко расстилалось широкое озеро, к которому вела широкая, весьма ухоженная сосновая аллея. Ещё раз уточнив адрес, который был записан на клочке бумаги, парень, подойдя к воротам, постучал.

На удивление, его без вопросов пропустили на территорию лечебницы, как только юноша предъявил свой военный билет. Атмосфера здесь была такой же, как и за оградой: огромная территория с аккуратно подстриженными кустарниками и высаженными в ряд деревьями. Между ними — тропинки, выложенные лапником. И здесь и там виднелись лавочки, на которых сидели вменяемые больные, а медсестры помогали гулять тем, у кого были проблемы с движением. Эта клиника была скорее похожа на реабилитационный центр, чем на психиатрическую больницу.

— Простите, — парень подошёл к медсестре, которая читала книгу престарелой женщине. Девушка тут же прервалась и вопросительно взглянула на него. — Я разыскиваю одного человека, — снова достав бумажку, юноша развернул её, прочитав имя. — Мистер Леви Аккерман. По моим сведениям, он должен находиться здесь из эвакуированной клиники.

— Похоже, вы не здешний, раз говорите с акцентом, — заметила медсестра, с восторгом и опасением разглядывая его военную форму. — Леви Аккерман… — она ненадолго задумалась. — Да, у нас есть такой. Его привезли сюда шесть лет назад в весьма плачевном состоянии. Сейчас он хотя бы на свет реагирует, — вздохнула медсестра. — К нему ни разу никто не приходил, — она поднялась на ноги и позвала парня за собой. Они прошли несколько метров и остановились подле дуба с широкой кроной. У толстого ствола парень заметил склоненную фигурку в инвалидном кресле.

— То есть, он не разговаривает? — подойдя ближе, юноша остановился напротив больного и с некоторой неуверенностью посмотрел на его лицо.

— Нет. Не разговаривает, не двигается, кормить его тоже приходится через трубку. Его привезли уже таким, мы делаем всё возможное, чтобы больной пришёл в себя, но пока попытки безуспешны. Лечение, которое применялось до войны, было менее щадящим, нежели сейчас. К тому же, наша клиника ориентирована в первую очередь на гуманное отношение к любому человеку.

— Постойте, — глаза парня изумленно округлились, когда он увидел лицо Аккермана. — Ему ведь… должно быть около сорока лет?

— Сорок пять, если быть точнее.

— Тогда почему он так молодо выглядит? — касаясь бледной гладкой кожи, на которой едва можно было увидеть неглубокие морщины, спросил гость. — На тридцать, даже меньше…

— Возможно, потому что не двигается и не выражает никаких эмоций, — пожала плечами медсестра. — В его больничной карте осталась запись о том, что курс лечения был прекращен больше восьми лет назад. Мы не даем ему никаких препаратов, но исправить то, что сделано не так просто.

— Я могу побыть с ним? — попросил молодой человек. — Не волнуйтесь, я не причиню ему вреда, — видя на лице медсестры сомнения, тут же добавил он и улыбнулся. Улыбка очень красила его лицо, и девушка смягчилась.

— Только недолго. До окончания прогулки осталось полчаса, — сказала она и вернулась к той женщине, которой читала книгу.

Оставшись наедине с больным, парень ещё около минуты рассматривал его изможденное лицо с глубокими тёмными впадинами под глазами, тяжелые опущенные веки, бесцветные сухие губы и потухший пустой взгляд, устремленный в никуда. Рот был приоткрыт, а подбородок влажен из-за стекающей слюны. Темные волосы были коротко подстрижены, кисти и запястья, выглядывающие из-под свободной больничной рубашки, казались крайне худыми, будто кожу натянули прямо на кости.

— Так вот вы какой, мистер Леви Аккерман, — опустившись подле него на колени, юноша достал из кармана платок и протёр его подбородок и губы. — Я так долго искал вас и так давно хотел увидеть и поговорить о…