Не случится никогда? (СИ)

Один из медбратьев подвез кювез с новорожденным прямо к заменяющему полстены окну. Альфенок опять спал, на этот раз на спинке, забавно поджав ножонки и подрагивая в воздухе крошечными кулачками.

Сима и Дима буквально прилипли носишками к поверхности стекла и долго, молча изучали неведомое чудо.

Потом Сима почесал в затылке и спросил, продолжая смотреть на младенца:

— А это точно наш? Что-то он мелкий какой-то совсем, и красный. А мы все белые, — и в доказательство сунул стоящему рядом папе в лицо ручонку.

Дима же добавил, с недоумением:

— А еще он лысый… Хотя, вроде, волосики должны вырасти позже?

Ваня лишь захихикал, придерживая ладонями живот — смеяться по-настоящему было больно. Объяснения детям предстояли позже, не здесь.

— Давайте вернемся, я лягу, — предложил он сыновьям. — Перекусим чего, у меня в тумбочке для вас вкусное есть. — Омега нежно потрепал, по очереди, мальчишек по щечкам.

Сима и Дима ничего против вкусного не имели и охотно согласились. Сима помог Ване усесться обратно в кресло-каталку, и вдвоем мальчики повезли папу обратно в послеродовое.

Минут через двадцать к ним, удобно расположившимся на Ваниной кровати, присоединился и Саня. Мужчина оставался пообщаться со своим первенцем, разумеется, под наблюдением персонала, и до сих пор был под впечатлением.

— Он выглядит таким хрупким, — поделился переживаниями с семьей, опускаясь в палатное кресло: — Кажется — тронь и расплющишь. А на самом деле вполне плотный, и пальчиками за палец уцепился крепко, я еле отобрал…

Мальчишки немедленно напали на отю, засыпали различными вопросами, и тот отвечал по мере разумения. Под гул родных голосов Ваня откинулся на подушку и сам не заметил, как уплыл в исцеляющий, восстанавливающий силы сон.

Когда омега проснулся, уже темнело, а его родные давно ушли, оставив на тумбочке у кровати букет цветов и подарки — свежие фрукты и вкусные булочки с творогом и изюмом.

Ими-то Ваня и поужинал, ведь больничную раздачу порций он благополучно продрых. Зато чувствовал себя не в пример лучше и бодрее, голова была ясной, мысли не путались, а ноги стали держать крепче и не норовили больше подогнуться.

Сползя с кровати, молодой папа, подковыливая, но уже не шатаясь, сходил на пост к медбратьям, получил порцию лекарств, в основном, обезболивающих, комлект из чистого полотенца и свежей пижамы, с наслаждением, без помощи кого-либо, вымылся в душе, после чего опять лег и крепко уснул.

До самого утра.

====== Часть 17 ======

Семку, а именно так назвали после общего семейного голосования альфенка, отдали домой лишь через месяц — пока раздышался, пока стал сам сосать, пока отъелся до нужного веса.

Домой малыша забирали Ваня с родителями, Сима, Максим и его беременный супруг, между прочим, к сведению, являвшийся Саньке любимым младшим братом. А Саня не смог, хоть и очень-очень хотел — находился в этой же больнице, но в приемном покое, накладывал Диме гипс на сломанное утром, при падении с дерева, предплечье. Каким загадочным образом омежонка занесло на дерево по дороге в садик? Чудо, не иначе. Впрочем, у кого есть дети, тот поймет. Обошлось без пробитой головы или свернутой шеи — счастье и спасибо Господу, уберег.

А виноват оказался сам Саня, отвлекшийся, всего на короткий миг, на телефонный, с работы, звонок. Пока лез в карман, пока отвечал — а малец, шустряга, уже все оперативно успел — и забрался, и кувыркнулся, и ревет. В общем, вместо садика к врачам попал. Случается…

Но мы сейчас о другом. О Семочке.

Крошку принесли домой, тщательно завернутого от уличного холода в кружевной, голубой конвертик, торжественно распаковали до распашонки, ползуночков и чепчика, тоже, разумеется, сплошь голубеньких и кружевных, и водрузили в новенькую, только позавчера привезенную, деревянную кроватку. А потом все взрослые столпились вокруг и наперебой засюсюкали, умиляясь — такой младенчик был хорошенький, так славно высовывал и посасывал кончик алого язычка, так бодро махал ножонками и кулачками.

Недолго — не прошло и пяти минут, как альфенок передумал радоваться и поднял отчаянный крик. Может, проголодался, или покакал, или просто требовал рук, ведь на руках куда комфортнее и веселее, чем лежать в кроватке?

Не имеющий ни малейшего понятия, чего требует Семочка, Ваня очень испугался и поспешил подхватить обожаемого до судорог сыночка и закачать. А Семочка продолжал орать, громко и вдохновенно. Неужели у малыша что-то болит?

Проверка показала — мешает грязный подгузник. Едва избавившись от раздражающей нежную кожицу попенки бяки, младенец мгновенно замолчал и вдруг улыбнулся склонившемуся к нему папе. Широко, беззубыми десенками. В первый раз в своей коротенькой жизни.

— Ох, — только и сумел сказать чрезвычайно впечатленный Ваня, оседая на пол. Нет, омега не хлопнулся в обморок, просто ноги подкосились от переполнившего и выплеснувшегося через край счастья.

Сема продолжал улыбаться в папино сияющее лицо, внимательно смотрел темно-серыми, широко распахнутыми ясными глазками. Изучал. Впитывал информацию.

Узнавал ли он уже папу? Скорее, да, чем нет. Ведь столько раз папа точно так же склонялся, в больнице  — поцеловать, переодеть, накормить…

Сзади к Ваниной спине прильнул теплым, упитанным пузиком Сима, положив ручонки на папины плечи, и спросил тихонько, в ухо:

— Пап… А когда Семка подрастет, он будет с нами по деревьям лазать? Или вы с отей ему не разрешите?

Ваня с трудом склепал серьезную моську — улыбка рвалась выползти без участия разума — и ответил:

— Разрешим. Но с условием — ты и Дима будете ему помогать. Лично мне одного гипса достаточно, я предпочитаю целых детей.

На том и порешили. Не подозревающий, по возрасту, о скорой участи древолаза Семка перевел взгляд с папы на старшего брата, покряхтел, сосредотачиваясь, и прицельно выпустил Ване в физиономию желтую струйку. Ваня не успел ни зажмуриться, ни отвернуться.

Младенческая моча обильно оросила волосы, нос, лоб и щеки омеги и каплями побежала к подбородку. Принявший знакомое любому родителю сыновей боевое крещение Ваня фыркнул и отшатнулся было, ошарашенный нежданным дождиком, нахмурился на короткое мгновение, но сразу же опомнился и рассмеялся, корпусом поворачиваясь к вошедшим именно сейчас, ни минуткой раньше, ни позже Сане и Диме. Омежонок держал у груди свеженький, снежно-белый гипс.

— Сашка, меня наш ребенок описал, — сквозь хохот сообщил обтекающий Ваня мужу и вскочил, легко, окрыленный грядущим замечательным будущим. — Я умываться, срочно. А ты его одень, пожалуйста? Лады?

Саня довольно ухмыльнулся, прихлопнул убегающего в сторону ванной любимого раскрытой ладонью под ягодицы и присел рядом с младшеньким, выдернул из протянутой Симой упаковки подгузник.

Папа пост сдал, отец пост принял, с готовностью, чуть ли не песни от счастья распевая. Нет проблем, однака. Сколько их тому же Димке в свое время переменял, не считано. Эка невидаль.

Тем более своему, родному альфеночку. Долгожданному.

— Макс, — мужчина прихватил Семкины дрыгающиеся ножонки за щиколотки. — Гляди и учись, показываю спецом для тебя: берешь ребенка вот так, приподнимаешь ему попу, и второй рукой подсовываешь… Начнет орать — внимания не обращай, суй все равно. А теперь…

«А когда-то, кажется, вчера, но почти три года пролетело, когда успело, непонятно совершенно, чуть не убили друг друга из-за Иви. Неужели и правда дрались, катались по полу сцепившимися, бешеными, рычащими котами, изрыгая проклятия и рыча? Куда что делось? А, дело прошлое. К тому же, ничто так не укрепляет мужскую дружбу, как хорошая, с выбитыми зубами, драчка. Ну, и братик еще малой, омежечка, в один прекрасный день сюрпризом притащивший под очи семьи коллегу-жениха, знакомиться перед свадьбой. Истинные они оказались. Грех препятствовать»…