Я, мой фамильяр и жизнь в Нью-Йорке (СИ)

========== Проснись, молю, проснись. ==========

Лодка плыла вверх по течению реки. В ее мутных водах отражалось его оранжевое одеяние. Он стоял на самом носу этой лодки, управляя веслом. В густых и красивых зарослях летали птицы. Они щебетали о чем-то своем, пока его новые друзья весело пели на идише о прекрасном мире, густой траве и высоком небе. Стивен невольно улыбнулся — он отправился в путешествие не так давно, но уже смог поклониться многим святыням. Было удивительным, что и его вторая половина приходила в благоговейный восторг от этого странствия, находя собственные радости. Он опробовал много еды, испил множество спиртного и наслаждался духовной близостью с людьми и миром в целом. Когда он пришел в буддийский храм, то его приняли как родного. Теперь он готовил со всеми ними, убирался, пел, и молился; и за такой короткий срок получил сан. За, пожалуй, невероятно короткий срок. Вероятно, все дело было в его таланте быстро обучаться. Длительная медитация его совершенно не утомляла, а постная еда, лишенная мяса, так и вовсе была обычным делом. Когда один из его друзей весело толкнул Стивена по ноге, тот улыбнулся и запел вместе со всеми, ощущая удивительную легкость от такой жизни. Более ему ничего не было нужно, однако и тут срок его пребывания имел окончание. На вечерней медитации он поклонился в пояс и сложил руки в молитвенном жесте, получая в обмен благословение настоятеля храма. Старичок заулыбался ему беззубым ртом и коснулся чужой головы. Стивен улыбался от всего сердца. Дальше его путь лежал в Монголию, где холодные ветра носили по пустыням песни мира. Он попробовал кумыса и нехотя отведал конины; за подарки мага небольшая скрюченная ведьма отдала ему лошадь, чтобы странник смог продолжить свой путь дальше — туда, куда его отведет сердце, а сердце его влекло в Китай, ко всем великим мастерам жизни и духам прошлого и настоящего. Песни путались в его волосах, застревали где-то в глубине его души, и он понемногу обретал внутренний покой. Тот, о котором так долго молился его учитель когда-то. Вторая половина его души чаяла себя вином, хлебом всех народов и радостью близости. Боль отходила на задний план, он вкушал все плоды, которые дарила ему вселенная и чувствовал глубокую благодарность за такую возможность. Маг остановился у одной из высоких пагод, на самой вершине гор, касаясь лбом камней.

— Ты всякий раз будешь так делать?

— Прижиматься лбом к святыне? — маг улыбнулся, — Это мой знак уважения. Хочу я этого или нет, но все эти святыни питают нашу с тобой магию, а теперь помолчи, я буду очищаться, а потом медитировать.

— Монах, - резко бросило отражение.

— Повеса, — любовно ответил Стивен, касаясь бритвой щек. Он сильно оброс, и сейчас, трясущимися руками было очень сложно привести себя в божеский вид.

— Ой, а ну дай сюда, - фыркнул доктор, отнимая руль управления телом, он взял небольшое зеркальце и весело пристроился с острой бритвой, легко справляясь в лишней растительностью, когда дело дошло до кольца обычной бородки, доктор покосился на свое отражение, оттуда на него взирал маг, умоляюще глядя.

— Хорошо, не буду, хотя я хочу, чтобы ты знал, мне это не очень нравится, но раз нравится тебе, так и быть.

Чародей ласково улыбнулся ему из воды и сложил руки лодочкой, перед собой, немного кланяясь.

— Давай вот без этого, ты смущаешь меня этими твоими трюками монахов.

Он подровнял отросшие волосы, доводя себя до привычного состояния. Доктор зачесал руками седые виски, и довольный собой огладил щеку.

— По-моему, то что надо.

— Согласен, но, — Стрэндж покосился на руки, — Это ведь еще не все, не будь макакой.

— Да что ж с тобой делать, барышня? — доктор огрызнулся, поднимая руку, сбривая волосы в подмышечных впадинах.

— Знаешь ли, в путешествиях тоже нужно нормально выглядеть, а не как обезьяна волосатая.

— Так может тебе еще зону бикини побрить, — хохотнул бывший хирург.

— Так, ну это уже чересчур, давай теперь я, нужно все это уничтожить.

Маг сложил острую бритву и положил на камень, обмываясь теперь уже мылом в горном роднике, золотые печати засверкали на воде и все следы его существования были уничтожены, вспыхивая синем огнем, он покинул глубокие воды и обтерся полотенцем, переодеваясь в красную форму Камар-Таджа для тренировок*

— Ты понижаешь свой статус до мастера, вместо магистра?

— Милый мой друг, моя душа, — чародей улыбнулся, отвечая отражению, — Просто это последняя чистая одежда, все остальное нужно стирать, от самой Индии нам негде было сделать это.

Мужчина обтер волосы полотенцем и аккуратно сложил его на камень, оставив сушиться.

— Ты слишком чистоплотный для путешественника.

— Ты слишком шумный для хорошего хирурга, — он присел в медитативную позу на небольшой деревянный поддон возле храма и погрузился в глубокое успокоение, наслаждаясь шумом воды, дыханием ветра и шелестом травы. По телу пробежала рябь мурашек, от медленно открывающейся ему вселенной, каждый вздох дарил силы, каждый выдох наполнял его спокойствием. Маленькие белые духи деревьев спустились и весело загремели у его ног, взбираясь вверх по штанинам и карабкаясь по плечам, мотали ногами передразнивая друг друга и веселясь. Сквозь эту волшебную дрему, он улыбнулся, ничего не замечая вокруг.

— Похоже, вы нравитесь им, — послышалось откуда-то со стороны.

Стрэндж открыл глаза. Перед ним стоял старик, а прямо рядом с ним, стоя на двух лапах, возвышался японский макак, он цокнул языком и недовольно оглядел путника.

— Дед, пошли, что ты пристал, — сказало животное, высоким женским голосом, — Видишь, ему не до тебя.

Спрашивать, что японская обезьяна делает в Китае, почему говорит по-человечьи, и главное — почему она такая нахальная, Стивен не стал. Он похлопал глазами и посмотрел на старика, а потом на мелких духов, которые облепили его с ног до головы.

— Добрый день, — учтиво ответил Стивен.

— Добрый, добрый, — кивнул старик, — Эти духи абы к кому не идут, видимо вы особенный человек.

— Нет, едва ли, — Стрэндж учтиво улыбнулся, — Самый обычный человек.

— В форме храма Камар-Таджа?

Стрэндж поджал губы, стараясь как можно быстрее придумать, как бы ответить так, чтобы не солгать, и в то же время не привлекать к себе повышенное внимание.

— Вы ведь маг, верно? — спросил старик.

— А у вас есть говорящая обезьяна и вы видите кодама*, очевидно, вы тоже не рыбак и не пекарь.

Старик засмеялся беззубым ртом, и похлопал Стивена по плечу.

— Вы мне нравитесь, нравитесь, юноша. Пойдемте со мной, я покажу вам кое-что, — старичок помахал рукой, зовя вслед за собой.

Недоверчиво чародей подобрал свою сумку, и припустил следом, вниз по каменной лестнице, он ощутил всполох энергии, но промолчал, маленькие кодама не отставая бежали по пятам. Параллель реальности изменилась, они уже даже находились не в Китае, а скорее в соседствующей Японии, у одного из синтоиских храмов. Сезон дождей еще не начался, но в воздухе повисло ощущение грядущего дождя.

— Прошу, заходите.

— Вы… тут живете? — Стивен приподнял бровь, оглядывая храм.

— Да, уже очень-очень много лет, — старик кряхтя поднялся по ступенькам, он хитро улыбнулся. Его длинная белая борода падала аж до самой груди. Он был ну прямо как Гендальф, только маленький и улыбчивый.

— Мы ведь в Японии, верно? — чародей поглядел на обезьяну, и та фыркнула.

— Да, пожалуй, что так, вы хорошо ощущаете местность, юноша, — старичок присел за низкий столик.

Тут пахло благовониями и персиками, дедушка изучающе оглядывал Стивена, а потом указал пальцем на него:

— Вижу душа у тебя напополам поделена.

Стрэндж сдул невидимые пушинки со стола, он вздернул плечи, и доктор уже глядел колко и остро.

— Как вы узнали?

— Ты мечешься, — ответил старик и придвинул к нему пустую черную чашку, — Возьми ее.

— Зачем? — непонимающе уставился доктор.

— Так удобнее пить чай, — старик улыбнулся вновь, и Стивен невольно засмущался от собственной узколобости. И ведь верно, для чего еще нужна чашка.