Выше нас только небо (СИ)

Гарри споткнулся о корягу, и Снейп поймал его на лету, отпуская колкость по поводу его неуклюжести.

Профессор… Вечно хмурый, едкий, язвительный. Единственный из взрослых, кому Гарри по-настоящему был нужен. Кто рисковал собой ради него, сварливо осаживая и в то же самое время вытаскивая из очередной передряги или спасая жизнь. А он на него так злился. Так ненавидел. Ну откуда ему было знать в свои одиннадцать лет, что любовь — это не только сердечки и красные розы на Валентинов день. Что любовь может быть и такой — хмурой, злоязыкой и надежной, как гранит. Что такое вообще — эта любовь?

Тем временем хмурое воплощение любви очертило круг в темноте леса и желчно осведомилось, не соблаговолит ли герой оторваться от великих дум и присоединиться к простым смертным.

Гарри, тут же очнувшийся от своих странных мыслей, засмеялся и кинулся помогать разгневанному профессору очищать территорию. Нечисть с жалобными писками и стонами уже привычно разлетелась из круга, и Снейп тут же загнал Гарри внутрь.

Отчаянно волнуясь, Гарри послушно встал в середину, стараясь дышать как можно ровнее.

— Ты все помнишь? — Снейп подошел к нему, стащил с него очки, левитировал их в сторону и внимательно посмотрел в глаза, придерживая Гарри за плечи.

Гарри послушно кивнул, глубоко вздыхая.

— Расслабься, Гарри. Полностью расслабь свое тело, — приказал Снейп, похлопывая его по рукам и предплечьям. — Вспоминай все самое важное, нужное и дорогое. Поднимай эти воспоминания, удерживай их на плаву. Думай о Драко, о мисс Грейнджер… Обо мне, наконец, если это и правда поможет, — хмуро сдался он, и Гарри усмехнулся про себя своей маленькой победе. — Перейди барьер, удерживая сознание, и думай обо всех, кого любишь. Думай постоянно, Гарри! — он нерешительно отпустил его и сделал два шага назад. — Начинаем.

Гарри послушно опустил голову, кусая губы и с ужасом ожидая новой боли. Но ради них всех он обязан через это пройти. Снова.

— Ты дракон, Гарри, — мягко сказал совсем рядом бархатный низкий голос. — Ты большой красивый дракон. Твое тело большое и мощное. Привычное к тяжестям. Привычное к полетам. Когтистые лапы, хвост с черным шипом, огромные крылья… — чарующий голос обволакивал и клонил в сон. — Ты можешь жить в пещерах, спускаться под воду, летать в поднебесье. Твой жизненный путь был долог и труден, но ты добрался сюда. Твоя чешуя всегда могла защитить тебя от копий и стрел, она всегда была крепка, как самые лучшие доспехи… — голос отдалялся и таял в тумане.

...Чешуя… завораживающий блеск солнечных бликов… Искры, рассыпающиеся по всему телу. Каждая чешуйка ловит свой собственный луч, дробит, измельчает и впитывает. Он может питаться солнечным светом. Он сам, как солнечный свет. Купаться в лучах отраженного блеска, взмахом крыла уноситься еще выше… туда, в желанную черноту… снова видеть далекие близкие звезды и слышать пение небесных сирен…

— Гарри, думай! Думай о Драко!

Драко. Боль хлестнула по телу, обожгла каждое нервное окончание, вырывая из сказки в сумрачный холод. Бледное лицо с разбитой губой на фоне белого кафеля... испуганные глаза, спутанные волосы и пальцы, цепляющиеся за тяжелые тюремные решетки... “Я сделал тебя, Поттер!” — и торжествующая рука с зажатым снитчем… Мягкие волосы, совсем темные в фиолетовых сумерках, огромные зрачки, поцелуи и шепот, долгий, ласковый нежный… “Ну я же твой, Поттер. Тво-ой”...

Любовь залила изнутри, затопила обжигающим счастьем, вспыхнула и схлестнулась с черным, поднимающимся на лапы зверем. Внезапно ужалило раскаленным железом, светлое в смертельной схватке слилось с темным, вгрызаясь друг другу в глотки, царапая и разрывая на части.

Гарри закричал от нестерпимой боли и выгнулся дугой. На него снова обрушивались вселенные, все быстрее кружили мириады солнц, небо падало и крошилось, а изнутри прорастало темное, страшное, порабощая и подчиняя. Счастливые воспоминания тускнели и таяли, как лед в адском пламени.

— Думай, Гарри, думай!

Опять этот голос!

Гермиона. Надежные руки прижимают его к себе в стылой палатке, и ему уже не так страшно нести эту ношу... Торопливый шепот за брезентовым пологом во время Турнира, когда рядом только она, и кроме нее никого, даже Рона... Сердитые нахмуренные брови: “Гарри, ты опять надеялся все списать у меня?”… Больно….

Черные крылья взмыли за спиной, безжалостно прорезая кожу, удлинялась шея, ноги отказались держать, и Гарри упал на четвереньки. Гермиона весело улыбалась, махала ему с трибуны, шла по лестнице к Краму, а Гарри все не мог на нее насмотреться. Какая же она тогда была красивая! Люблю.

Тьма захлестнула, ударила по глазницам, губам и по ребрам, вымывая из сердца, вырывая из груди последнее счастье. Он то ли застонал, то ли зарычал, припадая к земле и стуча от боли и ярости длинным опасным хвостом.

— Гарри! Держись! Думай, Гарри! Думай!

Снова голос того, кто всегда был с ним рядом…

Профессор. “Посмотри на меня”. Синяя нитка воспоминаний и прощальный потухший взгляд… Бледный нескладный юноша, подвешенный кверху ногами. Жалость. Сострадание. Вина. “У Гарри ее глаза”... Палочка, посылающая смертельное заклятие. “А моя душа, Дамблдор? Моя?”... Раскинутые в сторону руки, защищающие их всех троих, и оборотень, замерший в отдалении. “Значит, мальчик должен умереть?” “Вы растили его, как свинью на убой”... Тот, кто был рядом всегда, ни на что не надеясь взамен. Ненависть. Вина. Благодарность. Любовь.

Любовь.

Горячая волна прокатилась по всему телу, изламывая в последней судороге кости, выбрасывая колючие пластины из тела.

Небесные скрипачи дали осечку, заверещали не в такт небесные сирены, мир завертелся бешеной каруселью, еще быстрей полетели навстречу звезды, и все сильней закружился колесом Уроборос, пожирающий свой хвост.

Люблю-ненавижу-люблю.

Люблю. Круг замкнулся.

Мир осыпался на спину Гарри осколками, осел прочной чешуей, сдавил плотным панцирем и небо поменялось местами с землей так, что не ясно стало, где свет, а где тьма.

И внезапно визг, кутерьма и боль оборвались, словно их и не было.

И наступила полная тишина.

Тишина.

Гарри неуверенно открыл глаза и переступил с лапы на лапу, изгибая вниз длинную мощную шею.

— Гарри? — маленькая фигурка Снейпа внизу, казалась такой далекой. — Ты меня слышишь? — неуверенно выкрикнул он.

Его голос был тихим, едва различимым, но чуткие уши ящера улавливали все звуки так хорошо, словно профессор был рядом.

Гарри попытался было ответить, но вместо слов огненный клубок вырвался из горла на волю и полыхнул в соседних кустах коротким жарким пламенем.

— Кивни, если слышишь! Кивни мне, Гарри!

Чудовище послушно склонило голову, и Снейп без сил опустился на землю, невольно прижимая руку к груди.

Громадный дракон встревоженно проводил ее взглядом и как послушный пес лег рядом с ним, положив морду на передние лапы и жалобно засматривая в лицо до странности знакомыми глазами.

— Мистер Поттер, вы невыносимы! Занимайся своей анимагической формой, мальчишка, со мной всё в порядке, — привычно прикрикнул на него Снейп, но руку от груди так и не отнял, поэтому дракон лишь коротко мотнул головой, продолжая изучать его тревожно и пристально. Огромное черное чудище с заботливыми зелеными глазами. Это было так нелепо и трогательно, что Снейп невольно улыбнулся и, с трудом поднявшись с земли, подошел к дракону поближе и осторожно погладил ладонью холодную чешуйчатую морду: — Ты когда-нибудь перестаешь думать о других, несносный? Сказал же — со мной всё хорошо.

Гарри, тихонько фыркнув от облегчения, поднялся на все четыре лапы черной громадой и с интересом оглядел себя, выгибая длинную шею. Огромные перепончатые кожаные крылья — черные, чуть прозрачные, с острым хищным изломом. Мощный хребет с тремя рядами жутких пластин. Крепкие мускулистые лапы с шипами, увенчанные когтями размером с хороший кинжал. Гарри изогнул шею назад и покрутил длинным тяжелым хвостом с шипастой булавой, похожей на моргенштерн.