Часть истории (СИ)

— Хоть кто-то, — криво усмехнулся Поттер. — А когда уезжаешь ты?

— Через две недели.

Повисло тягостное молчание, которое каждый из них опасался прервать, сказать что-то не то и ещё сильнее усугубить положение. Тишина всё-таки была нарушена — Геллерт со звоном поставил теперь уже пустой бокал на стол и пронзительно посмотрел на Альбуса.

— Обещай, что будешь писать и при каждой возможности возвращаться домой, — глухо проговорил он.

— Ох, Лер, — Ал мягко улыбнулся, лаская взглядом. — Обещаю. Конечно, обещаю.

Гриндевальд кивнул и плеснул в бокал ещё вина. Подняв его в воздух, он поддельно жизнерадостно и жизнеутверждающе провозгласил:

— Чего вы такие мрачные? Улыбнитесь! Сейчас ведь всё хорошо, — разом несколькими большими глотками осушив бокал, он мотнул головой, стряхивая со лба пряди волос, и продолжил: — Худшее ещё впереди.

========== Глава 27. Есть такие особенные дни, после которых остаётся только пустота ==========

— Эванс, ну что у тебя руки как из… — Геллерт запнулся и прикусил щёку. В последнее время он приучился к ругани и теперь пытался избавиться от дурной вульгарной привычки. — Не из плеч растут?

Гарри закатил глаза. Ну, разбил чашку, ну и что такого? Будь они магглами, из этого ещё можно было бы с натяжкой устроить драму, но они маги, в конце концов. Он направил палочку на осколки и буркнул:

— Репаро, — а потом поднял с пола фарфоровую чашку, которая теперь выглядела совсем как новая, и поставил её на стол.

— Ты так скоро всю посуду в доме перебьёшь, — продолжал Гриндевальд, лениво заваривая чай. Как и всегда, спорил он скорее ради самого процесса, наслаждаясь своим остроумием, великолепием или чем там ещё.

— Только после того, как ты станешь сквибом, — елейно улыбнулся Гарри в тон ему, чувствуя, что щёки уже начали гореть от праведного гнева.

Геллерт резко обернулся, впившись в него жгучим взглядом, и в мгновение ока оказался рядом. Фарфоровый чайник, задетый неаккуратным прикосновением, упал на пол, разлетевшись на десятки осколков, кипяток разлился по полу, стремительно продвигаясь к босым ступням.

— Не смей даже в шутку так говорить, — яростно прищурившись, прошипел Гриндевальд, жёстко удерживая Гарри за подбородок.

— А что, — вырвался тот, мотнув головой, — боишься сглаза? Или кары небесной? Не думал, что ты настолько суеверен, Гриндевальд. А ведь при таком раскладе завоевать мир, если тебе внезапно дорогу чёрная кошка перебежит, будет весьма проблематично, не говоря уже о…

Геллерт досадно цокнул и закатил глаза, передёрнув плечами. В глубине души он знал, что Гарри был прав, но, во-первых, признать это не позволяла гордость, а во-вторых, всё равно шутить с этим было опасно. И совсем не смешно.

— Ты должен понимать, как это ужасно — потерять магию, — уже спокойнее заговорил он. — Разве в детстве ты не опасался, что у тебя нет волшебных сил, что ты сквиб, что никогда не сможешь держать в руке волшебную палочку, не сможешь стать частью чего-то великого?

— В детстве я даже не подозревал о существовании магии, — пожал плечами Поттер. — Со мной происходили разные необъяснимые вещи. Например, однажды, убегая от кузена и его дружков, я оказался на крыше школы, а в другой раз выпустил питона из террариума, заставив стекло исчезнуть. Но я никогда не объяснял это магией. — Заметив, как брови Гриндевальда изогнулись в удивлении, он насмешливо продолжил: — Это ты у нас избалованный мальчик-пижон.

Зарычав, Геллерт рывком притянул его к себе и жёстко поцеловал, прикусив и оттянув нижнюю губу. Отстранившись, он прислонился лбом к его лбу и, тяжело дыша, зашептал:

— Я покажу тебе мальчика-пижона. Так покажу, что…

— Алу покажи, — фыркнул Гарри, отстраняясь. — Пользуйся случаем, пока можешь, впереди ещё несколько часов, — он осёкся, заметив, что кипяток почти добрался до ног, и с силой дёрнул Геллерта за руку.

— Ты чего, Эванс? — снова недовольно зашипел тот, выдёргивая и встряхивая руку.

— Того, что у тебя руки, согласно твоей собственной логике, растут из того же места, что и у меня, — Гарри выгнул бровь, палочкой указывая на разбитый чайник и разлитый кипяток и возвращая им первоначальный вид.

Геллерт недовольно фыркнул.

— Это твоя вина.

— Конечно, — отозвался Гарри. — Всегда виноваты все вокруг, но только не ты.

Оскорблённый, Гриндевальд вернулся к приготовлению чая, нарочито игнорируя Гарри и делая вид, что того и вовсе не существует.

Порт-ключ Альбуса, который был прислан вместе с письмом и должен был перенести его в Оксфорд, был заколдован на шесть после полудня, и эти последние часы Геллерт был намерен провести с ним, не теряя ни мгновения, а Поттер полностью его в этом поддерживал. Чёрт его знает, когда Ал сможет вернуться обратно, когда Гарри снова увидит его улыбку, обнимет, вдохнёт родной запах, будет смеяться его шуткам и подкалывать по поводу крошек от печенья в постели. Он не знал, Геллерт не знал, и сам Ал тоже не знал. И пусть он оставался как всегда радостным и беззаботным, в глубине его глаз Гарри видел усиливавшиеся с каждым днём сомнение и нежелание уезжать и оставлять их.

— Всё будет хорошо, — холодная ладонь легла на плечо Поттера, и он обернулся. Во взгляде Геллерта читалось такое редкое и несвойственное ему тепло (по крайней мере, несвойственное, когда этот самый взгляд был направлен на Гарри), понимание, поддержка. — Он — наша гордость. Мы справимся.

Гарри вымученно улыбнулся и кивнул. Всё это он и без того знал, но от знания легче не становилось. За последний год он только дважды разлучался с Алом: на Пасхальных каникулах, когда чуть не сошёл с ума от тоски, и в начале лета, когда изо всех сил пытался его забыть. Неожиданно мысль, что Геллерт не видел Альбуса целый учебный год, что тот не приехал домой на Рождество, оставшись с ним, Гарри, ударила его молнией. Поттер почувствовал жгучий стыд и раскаяние. Тогда ему, в сущности, было всё равно, ведь он абсолютно ничего не знал о таинственном и загадочном Лере, а теперь…

— Как ты с этим справлялся? — глухо обронил он.

— С чем? — Геллерт отозвался автоматически, мыслями находясь где-то далеко.

— С тем, что Ал был в Хогвартсе, а ты — там, у себя в Дурмстранге.

Гриндевальд криво усмехнулся, оскалив зубы.

— Спивался, убивал людей и не давал рукам отдыха.

— Я же серьёзно, — Гарри несильно ударил кулаком в его плечо.

— Ну раз серьёзно, — протянул Геллерт. — Ты вообще представляешь, что такое Дурмстранг?

— Север, незамерзающее озеро, шубы, шапки-ушанки, посохи, медведи под кроватью… — начал перечислять Поттер, загибая пальцы. В первые мгновения брови Геллерта удивлённо поползли вверх, но пару мгновений спустя он, прищурившись, язвительно усмехнулся.

— Что, Варанс растрепала?

— Нет, — Гарри нарочно дразнил Гриндевальда, сбивая (ну, или пытаясь, по крайней мере) с него спесь. — Был знаком с одним парнем из Дурмстранга.

— Что за парень? — мрачнея с каждым произнесённым словом, требовательно спросил Геллерт.

— Его звали Виктор, — Поттер пожал плечами, продолжая говорить всё в той же дразнящей манере. — Он рассказывал всякое, но — это странно, знаешь — ничего особенно важного не говорил.

— И неудивительно, — хмыкнул Гриндевальд. — По прибытии каждый первокурсник даёт Непреложный Обет о неразглашении местоположения института и всего, что касается его образовательной программы.

— Двенадцатилетние дети дают Непреложный Обет? — недоверчиво переспросил Поттер, прищурившись и недобро понижая тон голоса.

— Более лёгкую его форму, — пожал плечами Геллерт. — Нарушение к смерти, конечно, не приведёт, но неприятных ощущений доставит, — он судорожно сжал и разжал пальцы, по-видимому, что-то вспомнив. — И не смотри на меня так, будто я щенков убиваю. Не я это придумал.

Гарри неободрительно покачал головой и, немного успокоившись, продолжил:

— И ты никогда не пытался нарушить Обет?

— Ну, — уголок губ Гриндевальда дёрнулся в болезненной усмешке. — Однажды я напился и пытался рассказать Алу о том, в каких позах и как именно хотел бы потрахаться, но этот рассказ содержал слишком очевидные намёки на местоположение Дурмстранга. Ал так смеялся, у него была настоящая истерика. Нам было по пятнадцать, хорошие были времена.