Ледяное сердце (СИ)

Сейчас сам Том скорее запер бы ребёнка в комнате наедине с книгами или игрушками, чем отпустил гулять. Холод и мороз вызывали в нём странные чувства: вполне разумное опасение, нежелание выходить на улицу и совершенно необъяснимую нежность. Бывало, мужчину разрывали совершенно противоречивые желания: запереть покрепче двери и провести рукой по покрытым снегом деревьям.

Но каждый раз он оставался дома и лишь смотрел в окно, пытаясь разобраться в себе.

Позади просигналила машина, и Том поспешил отойти в сторону: Джордана не следовало задерживать, он и так не успевает в Город до темноты. Алый джип мигнул фарами и уже спустя несколько минут скрылся вдали. Подготовка к празднику перед Холодом уже началась.

- Вот не понимаю я, - спустя пару часов говорил Алекс, раскуривая сигарету. – Не понимаю, к чему этот праздник? Сказать: «Ура, мы вляпались по самое не могу и ещё неделю не рискнём высунуть нос из дома»?

- В детстве ты так не возмущался, - усмехнулся в ответ Том, отбирая сигарету. – Когда-то мы ждали этого дня.

- Потому что только тогда мы могли поесть что-то действительно вкусное, - резонно возразил мужчина и отвесил другу шуточный подзатыльник. – А может, и сейчас это надо воспринимать именно так? Не думать, что стоит генератору выйти из строя, как нам тут же придёт конец, что запасов еды мало, а пополнить в ближайшее время не удаться, что денег, мать их, ещё меньше, а цены неумолимо ползут вверх. Может, стоит как Миранда? Предвкушать веселье и втайне обыскивать в дом, надеясь найти припрятанные для праздника сладости?

Алекс зло пнул стоящий рядом стул и откинулся на спину. Кровать протяжно заскрипела, а он закрыл лицо руками.

- Ты не представляешь, как я иногда тебе завидую, - тихо произнес он. – Не стоит ни о ком беспокоиться, только о себе. Так ведь легче.

Том не ответил. Лишь затянулся, выдохнул горьковатый дым и потушил сигарету о серое от пепла блюдце. Иногда он сам думал, что его своеобразное отшельничество – лишь результат его нежелания заботиться о ком-либо. После смерти родителей Том не хотел брать на себя ответственность за жизнь кого-либо. Поэтому и ходил вокруг Хайми, но не предпринимал никаких шагов.

- Как думаешь, она приедет?

- Твоя книжница? – так и не поднявшись спросил Алекс. – Да кто её знает. Я бы не поехал: из Города, непонятно куда, да ещё и в канун Холодов.

- Умеешь ты поддержать, - хмыкнул Том, отворачиваясь. – Мог бы и соврать.

- А зачем? – Алекс приподнялся на локтях и внимательно посмотрел на друга. – Том, зачем она тебе? Устал от одиночества? Так оглянись вокруг, у нас тоже есть девушки и весьма симпатичные, если не сказать красивые.

- Боишься, что соберу вещи и уеду в Город?

- Боюсь, - кивнул Алекс. – Ты у нас единственный врач как – никак. Да и друга терять не хочется, к тебе же будет не наездиться, бензина жалко.

Они засмеялись, хотя понимали, что смешного здесь мало: бензин дорожал стремительнее продуктов. В Городе поговаривали об истощение единственного оставшегося месторождения, что нефть брать больше неоткуда. А это означало только смерть.

- Ты боишься? – негромко спросил Алекс.

- Нет.

- А вот я боюсь, до чёртиков боюсь, - признался он. – Боюсь, что однажды вернусь домой, а там болеет Миранда, да так, что ты помочь не сможешь, что рука отца так никогда и не срастётся, что с мамой что-то случится. Ты же знаешь, она вечно таскает из подвала что-то, использует его вместо холодильника, чтобы электричество экономить. А там лестница шаткая, всё никак не соберусь починить.

Том сглотнул и пересел на кровать.

- С кальцием дело пойдёт лучше, - тихо произнёс он. – Джек мужик крепкий, ещё впереди нас побегает, ему просто витаминов не хватает в организме, а так вс хорошо.

Рот Алекса скривился в усмешке. Не поверил. И правильно.

- Том.

- Что?

- Ты знаешь, - Алекс медленно сел в кровати и обнял его за плечи. – Ты настоящий друг.

Домой Том попал только ближе к ночи. Привычно увеличил мощность генератора, прошёл на кухню, оставляя на полу лужи от начавшего таять снега, налил в кружку воды и залпом выпил. Пересохшее горло неприятно драло, словно при простуде, так что глотать было почти больно.

В комнате постепенно становилось теплее, и Том снял куртку, оставшись в одном старом свитере. Наверное, он так до конца и не поправился, уж слишком его движения были заторможенные, как бы ещё больше не заразить своих пациентов.

Голова была тяжёлой, а единственным желанием было лечь в кровать, закутаться в одеяло и уснуть. Том покосился на сумку с лекарствами и махнул рукой: завтра, всё завтра. Завтра он отсортирует остатки, запишет кому что дал, кто что вернул. Но не сегодня. Сегодня он будет просто спать.

***

- Том!

Юноша с неудовольствием поднял голову от конспектов и буркнул:

- Чего тебе?

- Ты умеешь целоваться? – Билл с нахальной улыбкой пододвинулся поближе. – Мне вот уже четырнадцать, а я до сих пор не умею.

- Тебе ещё рано, - проворчал Том, вновь возвращаясь к записям.

На часах был почти полдень, солнце казалось самым главным врагом, а от жары спасала только гигантская порция мороженого. И непременно с орешками и шоколадом. Том вздохнул и с завистью посмотрел на Билла: тот сидел, закинув ноги на скамейку и прижимая спиной к его боку. А в руках мальчишки было то самое мороженое, каким торговала в парке фрау Грейхен. С орешками и шоколадом.

- Как тебя сюда вообще пустили с едой?

- А я его спрятал, - с гордостью отозвался Билл и с наслаждением лизнул лакомство. – Мммм, вкуснятина. А ты хочешь?

Он сунул рожок практически под нос Тому.

- Нет, - хмуро отозвался юноша и уткнулся в ближайшую книгу.

- Ну и дурак, - пожал плечами Билл. – Зато мне больше достанется.

Некоторое время сидели в молчании. Билл лизал тающее мороженое, ловил языком капли, что норовили стечь по его руке, а Том старательно смотрел куда угодно, но только не на друга. Чёрт возьми, когда закончится этот период, когда встаёт практически на всё, что движется, даже на лучшего друга?

- Так ты умеешь целоваться?- тихий шёпот заставил вздрогнуть.

Том скосил глаза и встретился с жадным взглядом Билла. Тот явно забыл про мороженое, и оно сейчас капало на его голые колени.

- Умею,- вздохнул Том. – Лет в четырнадцать в первый раз.