Презумпция невиновности (СИ)

Тошка молча посмотрел на меня, нервно улыбаясь одними уголками губ. Кожа на моих руках покрылась противными мурашками. Я нервно передёрнул плечами и остановился, выжидательно глядя ему в глаза. Тошка малодушно отвёл взгляд, потеребил пуговицу на рубашке.

- Я хотел проверить.

Он не мог так сказать. Просто не мог… Тот Тоша, которого я знал, тот, кого я считал своим другом, просто не мог так сказать и так подумать!

- Тош, ты совсем, что ли? Ты думаешь, что я?.. – почти шёпотом спросил я, и догадка, отразившаяся каким-то безумным восторгом в Тошкиных глазах, напугала меня.

- Конечно, я так не думаю… Просто ты очень впечатлительный, - Тошка резко повеселел – нашёл решение? Хлопнул меня по плечу и захотел по привычке обнять, но я увернулся от его объятий. Он что-то решил, и явно не в мою пользу. Событие произошло, и кто-то должен быть в нём виновен. Обязательно должен быть виновный. И я понял, что этим кем-то буду я, потому что Тошка никогда не чувствовал себя виноватым. Он всегда был прав, и раньше мне это нравилось.

- Да не грузись ты, Данька, они что, совсем чокнутые, думать, что ты педик? – Тошка дружелюбно усмехнулся, а я вдруг обречённо понял, что совсем не знаю Тошку и не верю ему. И боюсь глубины своего незнания.

- Я не педик, - прошептал я и в отчаянии посмотрел на него. Ну что ты несёшь? Господи, что за бред ты несёшь?!

- Да я знаю! – он потряс меня за плечи и серьёзно добавил: - Данька, давай забудем об этом, хорошо? Ничего не было. Я поговорю с Ванькой и попрошу его ни о чём не рассказывать в классе.

- Ты с ума сошёл? – я всё ещё никак не мог набрать силы для голоса и продолжал сипеть как простуженный. Весь этот разговор выглядел каким-то идиотским фарсом, я даже слова подбирал с трудом. – Не надо с ним ни о чём говорить! Тоша, пожалуйста, не говори с ним, и с девчонками не говори…

- Ладно, как ты скажешь, так и будет, я никому ничего не скажу.

И он обнял меня, так крепко, словно прощаясь. Он тоже чувствовал это. И я чувствовал, я уже был в этом. Я почти ненавидел Тошку за то, что он с высоты своего благородства прощал мою вину.

Знаете, я люблю смотреть кино, но ненавижу всё, что там происходит. Я, конечно, понимаю, что это немного не стыкуется, но я вообще люблю совмещать несовмещаемое. За что я люблю кино? За красивые картинки и различные истории из жизни других людей. Сплетни не люблю, а фильмы люблю. Знаете, я воспринимаю их как условия задачи, которую сценарист на пару с режиссёром начинают решать, иногда грамотно, иногда не очень. Когда решение проходит грамотно и непредсказуемо, я наслаждаюсь, а когда не очень, тогда в моем воображении рисуется альтернативная картина происходящего, и я опять же наслаждаюсь. Мне нравятся всякие мутные и нудные фильмы, где имеется несколько вариантов решения, или вообще ни одного и всё заканчивается как-то неординарно или вообще никак, осадок остаётся приятный всё равно, словно тебе что-то подарили. Но я неспроста начал говорить про фильмы. Закон любого фильма – нагнетание событий, и ещё музыка такая жуткая на заднем плане и ты знаешь, что именно сейчас герой встретится лицом к лицу с подлецом, который убил его родителей в детстве! Та-дам! И герой праведно мстит идиоту, который нелепо попался, в последнюю минуту перерезает красный проводок, и бомба не срабатывает. Зло наказано, главный герой целует красивую девушку на фоне разрушенного города, добро восторжествовало – можно спать спокойно. Вот именно поэтому я и ненавижу фильмы. В жизни так не бывает. Ничто никогда не нагнетается так, чтобы однажды могла взорваться бомба, и всё наконец-то разрешилось хоть в чью-то пользу. Нет. Время течёт и течёт, меняет и меняет человека, и он уже не тот, что был в начале, и забыл кто подлец, и нужно ли ему мстить вообще. А зачем? Он может общаться с подлецами на расстоянии и неплохо общаться, потому что… больше не с кем.

Самое страшное, с чем я когда-либо сталкивался в жизни – это отсутствие места, где можно спрятаться, переждать тяжёлые времена, спокойно выспаться и подумать. Дома было неуютно. После того, как я перестал ходить в гости к отцу, мать перестала обращать на меня внимание. Для неё остался только Владик – самый лучший сын на свете.

- Данил, почему ты получил тройку по химии? – мать не просто спрашивала, она презирала и обвиняла меня.

Почему получил тройку? А есть правильный ответ на этот вопрос, мама?

- Я не смог решить задачу, - честно ответил я, чем заработал тёмный взгляд куда-то чуть выше бровей.

- А нечего шататься по вечерам, мог бы поучить уроки дома хоть раз! У твоего Антона папа есть, обеспечит, а у тебя? Твой папа не очень-то спешить помогать нам. Я думала, что хоть ты… А ты… будешь сегодня сидеть дома, ты наказан.

Моя мама была непревзойдённой актрисой бытовой драмы. Иногда я думаю, что мой отец самый сильный человек на земле, потому что только он один смог пересилить это её умение заставить всех чувствовать себя виноватыми, причём виноватыми во всех смертных грехах.

Это была не тройка… тройка – это фигня, дело было в принципе. В том, что я промахнулся. Сын своего отца, предатель, я обманул доверие своей матери. И мне было и обидно и стыдно. Я прятал глаза и закусывал губы. Я ничего не мог ответить, потому что боялся. Как никого и никогда. Мой инстинкт самосохранения никогда не успевал забить тревогу вовремя, и броня не закрывала.

С Тошкой было чуть лучше, и я ходил к нему, чтобы просто помолчать.

Я знал, что сплю. Плавал в каком-то озере. Вода мягко скользила по расслабленному телу, она была лёгкая и прозрачная. Я видел свои медленно двигающиеся руки и ноги. Это был настоящий отдых. Спокойствие и тихая радость наполняли меня изнутри, и я стал погружаться в более глубокий сон. В сон, где я не знал, что сплю. В сон, где была реальность. Я проснулся утром в школу.

На перемене было шумно. Все суетились. Кто-то принёс на хвосте ужасную весть – химик опять решил устроить контрольную. Тошка тихо выругался и полез в рюкзак за тетрадкой, чтобы хоть одним глазком посмотреть на предыдущий урок. А я был готов. После скандала с матерью я всё-таки выучил методику решения задач с молями, поэтому где-то даже обрадовался предстоящей контрольной – исправлю позорную тройку, чтобы не быть похожим на своего подлого отца.

Звонок как всегда врезал по ушам с такой силой, что кто-то из девчонок даже взвизгнул от неожиданности. Это же надо такую сирену содержать! Никаких нервов не хватит переживать как минимум десять стрессов на дню.

Мы вошли в класс как положено, с левой ноги. Не дай бог ошибёшься! Получишь пару, как пить дать. Проверено опытным путём.

Задача попалась элементарная. Я ликовал, вальяжно выписывая решение каллиграфическим почерком. Умел я писать очень красиво, только всё время ленился, но раз уж такой случай, то почему бы нет.

Когда я писал ответ, услышал Тошкин голос. Он зачем-то громко назвал моё имя со своей первой парты. Вот же придурок! Химик отнимет листок и поставит двояк. Он на дух не переносил тех, кто нарушает дисциплину. Я поднял голову с уже подготовленным предостерегающим взглядом. Тошка что-то говорил шёпотом, но я не мог разобрать его невнятное бормотание.

- Напиши на бумажке, - практически на языке жестов попросил я, поводив в воздухе воображаемой ручкой по воображаемому листу.

Тошка отвернулся к своему невоображаемому листу с контрольной, достал откуда-то маркер, вырвал листок из тетради и стал на нём что-то размашисто писать. Я усмехнулся, ну совсем стыд потерял, дружище. Поставят пару, даже и думать нечего.

Я дописал ответ элементарной задачи, которая спасёт меня от всех бед, и посмотрел на Тошкину спину. Он вывел, как я понял по его движению, восклицательный знак и, повернувшись всем корпусом, поднял бумажку. Показал её всему классу. Сердце моё совершило бешеный скачок, и я захлебнулся в страхе.

«Я никому не скажу, что ты педик!» было написано на Тошиной бумажке.

Я проснулся от удушья и сильной боли в груди.