Deux Ex Machina/Strangelove (СИ)

Зато он отдавал себя всего, он хотел Беллами, как никто, наверное, не хотел его. Как мальчик в тёмной спальне, чётко осознающий, чего он хочет, боящийся, что его мысли прочитают друзья или случайные знакомые. Что узнают, что он, дроча, думает о грубом сексе и смазке на языке.

– Давайте сделаем это стоя, мистер Беллами, – Эдвард уткнулся холодным носом ему в шею. Мэттью сглотнул вязкую слюну и вмиг запьянел.

Ноги его подкашивались, Эдвард был всё таким же принимающим, обхватывал, как перчатка руку, упирался локтями в постель и стонал. Его стоны были совсем другими, не такими, как его голос. Его спина, лопатки, две едва заметные ямочки над ягодицами, родимое пятно на пояснице в форме немного разогнутого месяца.

Жёсткий ритм его возбуждал, и Эдвард стонал, не переставая, будто выпрашивая грубость. Не за что было его шлёпать по ягодицам, но Мэттью зажмурился и сам застонал тоже, резко опуская раскрытую ладонь на порозовевшую кожу. Дёргал на себя худые бёдра, гладил руками по ягодицам, пока Эдвард не дошёл до исступления, до точки, когда тело само просит продолжения и всё быстрее вскидывается навстречу.

Эдвард не забыл про обещанный минет. И всё-таки, у него был дар. Он сосал с таким упоением, что, если бы Мэттью смог раскрыть глаза, которые закрывались от удовольствия, он не отрывал бы взгляда от этого зрелища.

Закурив после всего этого сумасшествия, которое продлилось почти час, Эдвард лёг на расстоянии в полруки и замычал себе под нос знакомую мелодию.

– Включи мне чёртов свет, я хочу видеть тебя, хочу видеть тебя в танце, – запел он. У него был красивый, низкий голос.

Обомлев, мистер Беллами просто потерялся. Он не знал, что делать. Он закурил тоже.

Ему хотелось утопиться в этом моменте, в этих влажных простынях, раствориться и стать солёным осадком.

Он знал, что думает Эдвард. Наверное, думает «он бы никогда не смог так любить, как я». Мэттью тоже когда-то так думал. Но он ошибался.

Они все так сильно ошиблись.

Он чуть не заплакал сам, когда понял, как сильно он хочет поцеловать Доминика прямо сейчас. Почему он всё понимал так поздно?

Как всегда, слишком поздно.

Комментарий к О замене тела

i was over you or were you under me

_____________

* Добрый день. Как дела, моя радость?

Очень хорошо. Как приятно слышать это от тебя, я люблю тебя.

** но он был на седьмом небе.

*** Нужно идти. Я позвоню после девяти, хорошо?

Хорошо, моя радость, спасибо.

Большое спасибо, месье. До скорого!

До скорого, моя университетская любовь.

========== Об ожидании ==========

Стянутая шапка взъерошила светлые волосы. Цифры на часах расплывались перед глазами, и было совсем ничего непонятно. Как могло пройти так много времени, и почему он вернулся сюда. Чтобы страдать, глядя на бывшего друга?

Спрятавшись за деревом, Доминик смотрел, как Мэттью приобнимает его за плечи, о чём-то рассказывает, как обычно, задерживаясь на пару секунд иногда, даже улыбается.

Доминик не понял, где он оступился. Он хотел бы закричать, но ему, с другой стороны, казалась неправильной мысль о том, что он нарушит наконец-то настигшее Мэттью счастье. Пусть и не с ним, но всё же.

Ему оставалось только смотреть, как Эдвард пьёт купленный ему кофе, как смеётся и заигрывает.

Теперь Доминик и правда готов был реветь, как ребёнок, у которого отобрали игрушку.

Более того, больше не казалось нереальным наплакать целую реку. Жизнь всё ещё шла своим чередом, но теперь было, что терять, и ты понял, что именно потерял, когда ущерб уже был нанесён.

Он этому посодействовал. Он тоже был виноват. Кажется, он превратился в половую тряпку.

Он даже не злился, но было так больно, так чертовски больно, что единственным решением проблемы казалось выбежать на дорогу, чтобы Мэттью не смог затормозить. Чтобы страдал.

Доминик понял, что натворил, только когда до капота оставалось четыре, три, два, один…

Он упал на холодный пол.

– Дом, ты в порядке? Чёрт возьми! – Пит соскочил с кровати и осторожно поднял его, усадил на постель и с простым «я сейчас, подожди» куда-то убежал.

Вернулся он с пахнущей апельсинами кружкой. Горячая вода была слегка мутной. Доминику было так плохо, но он даже не мог понять, почему.

Чувство потери подавляло его, он чуть не разлил на себя целую кружку кипятка, когда закашлялся от горячей жидкости.

– Пит, отведи меня покурить.

– Ещё чего, ты себя вообще видел?

Доминик вовремя остановился, иначе так и спросил бы, прямо в лицо, с каких это пор его драгоценный сосед вдруг перестал класть на него и вести себя так, будто Доминик не живой человек, а соседский кот, который иногда заходил в гости.

Потерев сухие глаза пальцами, Доминик нашарил под подушкой телефон. Одно сообщение.

«Одна мысль о том, чтобы поцеловать тебя, заставляет меня сходить с ума»

Это сообщение было столь несвойственно Мэттью. Доминик напрягся. В голове мелькнула картинка.

Он сжал телефон в кулаке чуть ли не до треска. Ну и как его подсознание вообще умудрилось вытворить подобное с тем, что происходило за последнюю неделю в его жизни?

Несмотря на подозрительно яркое сообщение, скорее всего, Мэттью был чем-то встревожен или обеспокоен. Эти слова успокоили его.

«Ты мой и только мой. Осталось всего двадцать дней, и я всё компенсирую», напечатал Доминик как можно быстрее, выключил телефон и вышел из комнаты, замотавшись в одеяло и прихватив сигареты.

Консьержка странно посмотрела на него, но ничего не сказала - видимо, выглядел он настолько плохо, насколько говорил ему Пит.

Совсем скоро, через каких-то там три недели, Мэттью будет дышать этим же воздухом, пить вместе с ним кофе утром, покупать ему выпечку в небольшой лавке напротив.

Пошлые картинки сами собой проявились перед глазами. Доминик так давно не кончал, что боялся даже представить себе, как будет реагировать на любое касание Мэттью. Несмотря на то, что он хотел его за его ум, восхитительное хладнокровие, за его скрытность, Мэттью вложил в него так много привычек, которые касались поведения в постели, что думать об этом автоматически становилось невыносимо.

– Ты должен взять выходной, малыш, – Джессика обняла его со спины.

– Ты откуда взялась?

– Увидела, что ты вышел, решила постоять с тобой, – она потрогала его лоб, – господи, да у тебя жар. Ты не можешь взять больничный?

– А жить я на что буду?

– Об этом не волнуйся, я тебя прокормлю, милый, – она вжалась в спину Доминика сильнее. – Кури быстрее, тут прохладно.

– Мне кажется, жарко.