Завтра будет иначе (СИ)

- Ты устроился на работу, Слава? – удивляется женщина, когда я с сожалением упоминаю, что надо уходить, ведь смена не ждет. – Какой ты молодец…

Мы еще немного поговорили о моей работе и о ее досуге, Анна даже показала собственные рисунки, тоже украшавшие стены больницы. Ее творчество хоть и не было особенно профессиональным, но все-таки выгодно выделялось на фоне остальных каракуль и почеркушек: черно-белые зарисовки пейзажа, скорее всего, того, что она видела за окном. Я узнал высокий больничный забор с металлическими воротами для въезда автомобилей. Да уж, в эти работы не мешало бы добавить ярких красок… как и в ее жизнь.

- Славочка, спасибо, что ты приехал, - сказала она, когда мы уже были возле выхода и я застегивал куртку на молнию. - Будь осторожен там, ладно?.. – в ее словах мне послышалась недосказанность, словно она имела в виду не совсем обычную осторожность. – Если что, помни, что я твой друг.

Я немного прифигел, ведь раньше Анна ни о чем подобном не говорила ни разу, только желала удачи и давала наставление на будущее. До сих пор я даже не задумывался, кем она меня считает, кто я для нее, и кто для меня она сама. Даже сейчас на этот вопрос нет ответа, а приезжаю я, чтобы хоть как-то загладить вину отца.

- И зайдешь к Иринке, когда потеплеет, ладно? – в ее голосе беспокойство, настоящее и неподдельное, и это заставляет сердце болезненно сжаться.

- Ладно… - выдавил я из себя, чувствуя, что краснею, но стараясь никак себя перед ней не выдать. Не посещал кладбище уже больше трех месяцев, хотя и каждый раз, приезжая к Анне в больницу, обещаю это делать почаще. Она-то не может, не любит выбираться куда-либо дальше парка на территории, да и выпускают пациентов не часто и только с сопровождающими. Со мной выходить нельзя, я не родственник, и забирать ее по сути не имею права. – Я зайду…

***

По дороге назад меня одолевали паршивые мысли. Анну было жаль чуть ли не до слез, жаль, потому что она не заслуживала такого существования – в больнице среди психов и врачей. И потому, что она уж точно не виновата в произошедшем тогда инциденте, повлиявшем на всю ее жизнь. Я совершенно не понимал, как она еще живет, ради чего? Родственники только дальние, причем настолько, что никто не приезжает в больницу навестить ее, не интересуются ею. Дочери, которую Анна любила больше всего на свете, нет в живых уже три года, а мой отец, напрямую в этом виноватый, спокойно живет и даже не вспоминает.

Что бы я делал на ее месте? Сошел с ума совсем? Наглотался таблеток? Жил бы жаждой мщения?.. Не знаю, наверняка мне известно только то, что вряд ли я бы смог наслаждаться визитами бывшего пасынка, живого напоминания о прошлом.

Впрочем, долго переживать и думать о негативном мне не дали – почти на половине пути автобус повело в сторону, и водитель торопливо затормозил у обочины. Мотор работал по-прежнему, так что сперва я и не понял, что произошло, все-таки в наушниках кроме моей музыки слышно ничего не было. Опомнился, уже когда люди начали с роптанием выходить на улицу, матеря водителя и доставая телефоны, чтобы предупредить ждущих.

- Что такое?.. – спросил я у сидящей по соседству женщины, одной из немногих, кто остался внутри.

- Колесо вроде пробило, - недовольно отозвалась она, пожав плечами и вновь утыкаясь в раскрытую книгу – поломка не мешала ей читать любимый бульварный романчик.

Я выругался, тоже вышел из салона на улицу, где и без меня толпилась куча народу. Колесо действительно пробито, лопнуло, скорее всего, и водитель кружится рядом, громко ругаясь с кем-то по телефону. Вряд ли он будет в состоянии поставить запаску сейчас, это все-таки автобус, не легковушка. А ждать эвакуатор… Я достал телефон, глянув на время. У меня в запасе полтора часа и ни минутой больше, так что пока еще можно подождать. Денег на такси отсюда до Москвы у меня не было, а следующий автобус должен прийти как раз в течение тридцати минут.

За время ожидания я выкурил последнюю сигарету, а в плеере, который я даже не думал выключать, села батарея, так что я просто изнывал от бездействия. Ни автобус, ни эвакуатор не подходил, половина людей вернулась в салон, где было хоть немного, но теплее, чем на улице, а я вместе с каким-то пареньком принялся ловить попутку. Несмотря на то, что на успех мы особо не рассчитывали, возле нас остановилась третья по счету машина, черная Ауди с супружеской парой, которая согласилась довезти нас бесплатно до города. Не до метро, конечно, но уже хорошо, ведь доехать куда надо, я потом уже точно смогу.

В машине тепло, тихая музыка, ненавязчивая беседа, я даже не заметил, как мы приехали. Поблагодарил водителя и его жену, попрощался за руку с попутчиком, имени которого даже не знал, и отправился искать какую-нибудь подходящую маршрутку. Москву я люблю, хотя это и не мой родной город, и ориентируюсь здесь неплохо, но, несмотря на это, путь до дома занял еще почти час, так что я уже немного нервничал, боясь опоздать на работу. Выкручусь, напарник понимающий, но тем не менее…

Уже подъезжая к дому я получил смс-ку от Ромы, который «очень соскучился» и «терпеть больше не может», поэтому сегодня придет. Сомнений в его приходе у меня и так почему-то не было, вряд ли был кто-то еще, посещавший клуб, где я работал, так же часто, но вот на кой фиг ему понадобилось предупреждать об этом меня?

***

Возле дома меня ждал сюрприз, неожиданный и неприятный. Подходя к подъезду, я первым делом заметил машину скорой помощи с включенными мигалками, рядом с ней стоял полицейский автомобиль с водителем внутри, а вокруг толпились люди – не очень много, все-таки разгар рабочего дня, но соседей собралось достаточно. Я сразу же занервничал, напрягся и малодушно подумал, что стоит просто пройти мимо, вряд ли меня кто-то узнает и остановит. Люди общаются между собой и рассматривают служебные автомобили, сплетничают, кто-то курит, и если я сейчас попрусь в подъезд, то их вниманием обделен не буду, а вот пройду мимо за их спинами совершенно незаметно.

Противное чувство внутри говорило, что рано или поздно мне все равно придется посетить квартиру. Сегодня вечером, когда я вернусь с работы. Или завтра утром перед университетом. Все равно вернусь сюда, как бы мне не хотелось этого делать. Поэтому я пошел сейчас, стараясь не смотреть никому в глаза и верить, что к квартире тети Лены вся эта канитель не имеет никакого отношения, хотя подсознание заранее настраивало меня на худшее. Так всегда было, наверное, не только у меня – настраиваешься на самый отвратительный вариант развития событий, чтобы потом обрадоваться собственной ошибке. Ну а если все действительно так плохо, как ты думал, то ты уже к этому готов и воспринимаешь удар не так болезненно.

Пока я поднимался по лестнице, на душе становилось противно и холодно. Я слышал голоса откуда-то сверху, слов было не разобрать, только интонации – кто-то кого-то успокаивал, оставаясь серьезным, кто-то истерично кричал, срываясь на хрип. Приходилось заставлять самого себя сделать каждый шаг, мысленно уговаривать – «Давай, ты же мужик, давай же»…

Дверь квартиры распахнута настежь, голоса доносятся изнутри. Вижу мужские спины, полицейская форма, папка у кого-то в руках. Меня замечают, останавливают:

- Вы Мирослав? Не ходите туда сейчас, - спокойный и чуть уставший тон, в то время, как я сам заведен не на шутку.

- Что значит – не ходить?! Что случилось?! – на мой повышенный голос отзывается тетя Лена, кричащая, чтобы меня немедленно впустили. Прорываюсь в коридор, там тоже полно людей – еще один полицейский, Ванин друг, тот самый, с которым мы уже «знакомились», врач в потрепанном халате. И сама Лена, но если бы я не слышал ее голос, то ни за что бы не узнал. Женщина была в слезах, ее душили рыдания, в то время как доктор поил успокоительным. Размазанная по щекам тушь, дрожащие руки, истеричные нотки в голосе, которым она отказывалась от лекарств…

- Теть Лен, ну что случилось, говорите!.. – мне стало ужасно страшно за нее и даже за Ваню, и я рванулся к ней, отталкивая кого-то с пути. Опустился перед ней на колени, сжимая руками ее холодные ладони и заглядывая в глаза.