Morden zaertlich (Убить ласково) (СИ)

Вместо него мне снилось нечто совершенно невообразимое.

А именно то, о чем я мечтал, будучи ребенком. Спокойное и счастливое детство. Мама. Красивая такая женщина, она с любовью обнимала меня. Иногда даже целовала и помогала делать уроки. Ее лицо было очень похоже на мое. У отца никогда не было такого лица. Я видел школу. Я был там на хорошем счету – очень важно для подростка. Много парней, которые хлопали меня по плечу, с которыми мы болтали и играли в волейбол в спортзале. Много симпатичных девушек, привлекавших к себе мое внимание.

Проснулся я, стыдно признаться, в слезах, как ребенок. Во сне мне казалось, что так и должно быть, это естественный ход событий.

Реальность охладила меня. У меня нет семьи. Нет друзей. Нет любви. У меня вообще нет никого. И по сути ничего. Кроме ненависти и мести.

Не так уж мало, в сущности. Достаточно, я бы сказал.

Мне было жаль, что я проявлял излишне много человечности. Поэтому спешно нащупал под подушкой пистолеты. Они отлично охлаждали различные мои сопливые метания, принимали часть моей слабости на себя, взамен возвращая чистоту сознания.

Вот были мои друзья. И с чего я взял, что у меня их нет? Сколько раз они спасли меня, сколько раз защитили и поддержали? Я знал, что никогда их не предам и не расстанусь с ощущением их близости.

Мы были воистину одним целым.

Я ненавидел слезы как признак слабости. Они были проявлением моей человеческой натуры. А я не хотел быть человеком.

Люди испытывали боль, обиду, ненависть, любовь. Из-за этого слабели, их бросали, предавали, а они пытались жить с этим. Они теряли ощущение цели, чистоты, хладнокровия. И в итоге не оставалось ничего, только пустое существо, живущее инстинктами и парочкой моральных принципов.

Я не хотел быть таким. Не желал быть преданным, обиженным, отвергнутым. Каждое из этих чувств непременно несло боль. Я хотел стать таким как они, мои Правда и Ложь. Чистым, ничем не зыблемым, нетронутым. Я не выносил боли, я напился ее до дна. Я выбрал путь безразличия.

Встав с кровати, я выглянул наружу. Туман был густым и тяжелым. Он был мне чем-то вроде подельника. Я не доверял ему. Он был зыбким, сегодня есть, а завтра нет.

Я вернулся на кровать. Привычным движением зажал в руках стволы. А внутри, не успокаиваясь ничем, билось вечное напоминание о моей природе - сердце. И почему я не был рожден Высшим? Из тех, кто выше всего: чувств, дел, глупостей.

Время неумолимо подходило к моему часу.

Я набрал всего только один номер. Многого не надо. Всего лишь телефон. Несколько цифр, которые предадут каждого. А что им? Они были всего лишь цифры. Хотя порой надежней людей. Просто их тоже надо подчинить себе. А что подвластно вам, людям? Если даже не собственная жизнь.

Я придал чуть-чуть тонкости и загадочности голосу.

- Здравствуйте, вы не могли бы позвать к телефону герр Рокстера?

- А его нет, - раздался в трубке мужской голос. Все оказалось проще.

- Вы не знаете, где он? – я угадал – девушке скажут.

- Вы, наверное, хотели бы лично, фройляйн?

- О, какой вы догадливый! Так вы не скажете?

- Конечно, скажу. У вас очаровательный голос, фройляйн.

- Спасибо.

- Герр Рокстер сейчас поехал в боулинг с друзьями. Уверен, он будет рад вас видеть.

- О, вы не представляете, как мне помогли!

- Всегда рад помочь девушке. До свидания.

- До свидания.

Впору было лопаться со смеха. Я даже не напрягался. Мой голос нейтрален. Только в нем чуть больше власти и твердости, чем в женском, но эти нюансы мало кто улавливал. Таких существ, как я, следует сторониться.

Я уже тогда был странным человеком. Жизнь была не менее странная вещь в чьих-то неумелых руках. Этот кто-то крутил ее, как придется, словно кубик Рубика, пробуя разные вариации.

Я мог одинаково быть и парнем и девушкой. Доминанта внешности - девушка. Доминанта характера - парень. Я пользовался этим по необходимости.

Я наблюдал за ним, осматривая, что он теперь собой представлял. Он мог избежать расправы.

Я шел по улице, рассматривая прохожих, куря сигарету. Берлин – один из самых красивых городов. Жаль, сейчас не в обычаях убивать красиво. Этим троим не грозило слишком много феерии. А вот Джек и Айхлер должны были сдохнуть среди красоты – крысами. Я хотел, чтобы последние моменты их жалких жизней были страшно красивы. Тут заключалась моя гордость Высшего. Я всегда хотел сыграть роль. Я смогу это сделать.

Я не стал входить внутрь. Слишком людно. Я был снаружи - тенью тумана, спрятавшимся страхом. И смертью, идущей по пятам.

Мне было не холодно. Туман пробирал до костей, оседал внутри и замерзал. Я привык.

- Молодой человек, вам не холодно? – я вздрогнул от неожиданности. Рядом со мной стояла очень милая девушка. Длинные волосы растрепались по плечам. В глазах плескалась жалость пополам с непониманием и капля любопытства.

- Мне? Ничуть. Сегодня тепло, на мой взгляд, - я не скрыл насмешки – неопытная, любопытная, глупая девчонка.

- Я очень замерзла что-то. А на вас только плащ, и вы не мерзнете! Как так? – она присела рядом.

- Вы уверены, что хотите знать?

- Хочу. Почему вы так… неулыбчивы?

- А зачем улыбаться?

- Не знаю. Улыбнуться всегда есть повод.

- Вряд ли. В последнее время не припомню ни одного.

- Это ужасно! Вам нужно менять вашу жизнь… Так почему же вы не мерзнете?

Я почувствовал себя ледником. Это хорошее чувство, которое показывало мне самому, что я – выше. Я на мгновение закрыл глаза. Моя память – мое лицо. Она хочет знать?

Открыв глаза, я медленно перевел взгляд на ее личико. Она резко побледнела, глаза ее расширились, губы обескровились и шевелились.

- К…кто вы?

- Судья.

Она вскочила и почти убежала, оборачиваясь на меня со страхом. Обычно я был не против ночи с девушкой, но не сегодня и не сейчас. Тем более, я лишь пользовался ими.

Я не соврал. Просто правда для ее крошечного сердечка была слишком тяжелой и страшной.

На пороге появились они. Пьяные вдрызг.

- Парни, подождите! Вы же…

- А ты похож на хомяка, Рокстер! Ха-ха-ха!

- Я? Хомяк! Пф-ф-ф… Чего делать будем?

- Не знаю… пошли до клуба!

- Сейчааас… – шайка, качаясь, направилась туда.

Это была моя секунда. Вновь раздался тонкий и изящный голос, показалось прикрытое капюшоном лицо, из-под которого выпадали локоны волос и сверкали глаза.

- Ой, Рокстер, привет! Я так рада тебя видеть. Зайчонок, пошли ко мне! Я так соскучилась по тебе.

Он недоуменно посмотрел на меня. Тень скрыла то, что не удалось сгладить времени. Он не узнал. К остальным я стоял спиной.

- О, так у тебя тут крошка! Ну ты даешь! Тогда мы пошли, а ты, парень, езжай, - его хлопнул по плечу мужчина.

Я с трудом узнал Джека. Время не прошло даром.

- Бэйби, у тебя сейчас такое лицо, что мне явно светят наручники? - пьяно поиграл бровями Рокстер.

- Да!

- Ну тогда топайте! А нам куда, детка?

Я вел его ко дворам.

- Ну так что, детка, может, личико откроешь?

- А зачем? Ты же помнишь, у тебя есть мое фото.

- Да? Наверное.

Я уверенно тащил его к разведанному месту.

- Ну так где же мы, детка? Или ты…

- Ты угадал мою кличку, Рокстер. У тебя правда есть мое фото, – голос мой стал обычным, я снял капюшон.

- Кто ты? Я тебя не знаю! – прищурился он, всматриваясь… и вдруг начал пятиться. Позади была лишь стена.

Я подошел и взглянул ему в глаза.

- Знаешь. Еще как знаешь. Тебе напомнить ночь, когда вы подписали контракты со смертью?

- Что?! Билл?! – в его глазах стоял ужас. Ощущение власти пьянило меня.

- Он самый. Помнишь? – в его грудь уперся ствол Лжи.

- Я…я… это не… Я же был пьян!

- Ты и сейчас пьян. В свои последние минуты. А пока - поговорим. Выбирай: правда или ложь?

- Правда! Я все скажу! – судорожно бормотал он.

- Хорошо. Что скажешь?

- Билл! Тебя… когда ты сбежал, тебя отец искал! Месяц искал! А потом Элена и Джек убедили его в том, что ты мертв! И он… Это…