Во имя Таурха и Ашера (СИ)

Цинто повел плечами, одновременно погладил их по затылкам и заинтересованно спросил:

– О чем вы сговариваетесь?

– Ни о чем, – дружно ответили они, посмотрели друг другу в глаза и расхохотались – действительно, рано волноваться.

Альвар

Он понимал, что Яци надо отдохнуть – только расцепились с Тереном, оба сонные и довольные – но потребность взять свое заставила полезть с поцелуями. Сейчас Альвар удивлялся: как он мог подумать, что у него не встанет? При виде разведенных бедер, поблескивающей на ягодицах смазки сорвало крышу. Захотелось оттолкнуть Терена, но он сдержался. Догадался, что после этого все пойдет наперекосяк. Пришлось вспомнить об охотничьем терпении. Когда-то Альвару довелось выслеживать каракала – пришла в голову идея подзаработать, продав шкуру. Без ружья, с капканом, дело двигалось очень медленно. Альвар менял приманки, заметал следы… поймал все-таки, не убил, а удачно сторговался со знакомыми дальнобойщиками и отправил каракала в зоопарк. В столичный зоопарк, между прочим. Можно будет сходить, навестить. Сейчас к Альвару вернулся такой же самоконтроль: сядь в засаде, выжидай. Отказался, отдал свой ход? Будет следующий. Не психуй – от этого дело быстрее не сделается.

После первой вязки запах Яцинта изменился. Дурманил голову еще сильнее. Как будто рядом разгорелась свеча, щедро замешанная на благовониях. И этот призрачный огонек плясал в синих глазах Яци, меняя цвет, разжигая страсть и жадность. Альвар взял его по смазке и семени Терена, расширяя тропу – пока первопроходец заснул, используя короткий отдых. Начали плавно, медленно, качаясь как в колыбели. Закончили, сшибаясь бедрами – Альвар втискивался в своего омегу, чувствуя набухающий узел, торопился, удерживая ощущение, которого никогда не мог достичь с бетами. Кончив, попался в ловушку мышц, запиравших узел, и с блаженным стоном улегся на бок, не забывая поддерживать Яци. Ворочаясь, он случайно толкнул Терена. Тот сонно спросил:

– Воды?

– Ага, – обрадовался Альвар. – А то я не дотягиваюсь.

После сцепки Альвар потащил Яцинта на кухню, к холодильнику и микроволновке. Завтрак, которым их покормили на ферме, остался в воспоминаниях. Тело требовало пищи. Быстро выяснилось, что голод – беда альф. Яцинт едой не интересовался. Охотно вскрывал упаковки, вытаскивал куски, пытался кормить их с Тереном с рук, и тут же начинал лапать, не вникая, прожевал ли альфа дареный кусок. В результате Терен усадил Яцинта на подоконник, унял жар проникновением, позволяя Альвару доесть бутерброды и выпить шубат, а потом сдал смену и вернулся к трапезе.

На вязку вернулись в спальню. Запасливый Терен притащил с собой пакет шубата и пакет апельсинового сока, и, сцепившись, обошелся без помощи товарища – сам дотянулся и попил, и Яци напоил. Альвар в это время дремал, прислушиваясь к звукам, ежась от хриплого дыхания и стонов. Отключиться не позволял один вопрос, царапающая странность, о которой никто не упоминал. Когда довольный Яцинт повалился на подушку – явно ненадолго – Альвар ткнул его в плечо, сунул под нос свое запястье и спросил:

– Почему у нас метки как ожоги? Я смотрел на метки квадры. У твоего отца три браслета: темно-серый, темно-коричневый и золотистый. А у нас как были алые рубцы, так и остались.

– Потемнеют, когда уживемся, – объяснил Яцинт, оттолкнул Терена, позволяя выскользнуть быстро обмякшему узлу, и оседлал бедра Альвара. – Ничего не бывает сразу, Аль. Со временем потемнеют, а если начнутся раздоры – воспалятся. Это отражение связи. Ни триада, ни квадра не может пустить пыль в глаза, наврав о гармонии и счастье. Метки – наша привилегия и наше проклятье. Спасибо Таурху и Ашеру.

Договорив, Яцинт положил ладонь на его член, парой движений привел в боевую готовность, и начал медленно насаживаться – прислушиваясь к себе, контролируя скорость и глубину проникновения. Альвар подтянул подушку, сунул под затылок и замер, разврешая омеге делать со своим телом все, что ему заблагорассудится. Поутихшее желание позволяло думать, мысли разбредались и снова возвращались к меткам. Альвару хотелось, чтобы они быстрее потемнели. Чтобы можно было выходить на крышу, и гонять варанов с Фалем на равных, предъявляя миру не эскиз, а завершенную картину. Ничего не бывает сразу? Ладно, подождем…

Терен заворочался, подполз к нему под бок. Вараны выбрались из углов, побродили по комнате, улеглись, переплетаясь лапами и хвостами. Бурая морда устроилась на серо-зеленой спине. Альвар улыбнулся Яцинту и двинул бедрами.

Эпилог

Шезлонг стоял в тени надстройки. Слева и справа сверкали на солнце стекла оранжерей, в десятке шагов от убежища источала жар раскаленная крыша. На парапете валялись два варана: серо-зеленый и золотистый. Потягивались, зевали, красовались перед эсинбатом Дамианом, не обращавшим на них никакого внимания.

Яцинт пересек солнечный кусок, спрятался в тень, остановился рядом с шезлонгом.

– Ты хотел поговорить? Что-то случилось?

Дамиан оторвался от созерцания небоскребов, покачал головой:

– Никакой беды, Яци.

Рука, обвитая тремя брачными метками, протянула тонкую папку. Рука, на которой темнели два въевшихся в кожу браслета – бурый и серо-зеленый – неуверенно приняла пластиковый прямоугольник.

– Иногда кажется, что в скрижалях записана чушь, – заговорил Дамиан. – Все эти архаичные страсти о сошедших на землю богах, об их детях, которых изгнали беты, о чудесном источнике, для охраны которого Ашер смог вызвать варанов. Об арках, повиновавшихся Таурху только в минуты опасности. А задумаешься – и что-то в этом есть. Ты же знаешь: Ашер проклял своих сыновей, пожертвовал левую руку, свободную от брачной метки за то, что у них будут рождаться только беты. А Таурх вымолил у Предвечных рождение альф и омег в семьях бет.

– Знаю.

– Это было сделано для того, чтобы в Цитадели не укреплялись династии. Чтобы каждый бета Эсанта знал – разжигая ненависть к альфам и омегам, он может вырыть яму для своего дитя. Я понимал, что круговорот рождений выравнивает права. Беты молятся у Чаши Ашера, надеясь на рождение ребенка, который принесет им льготы и семейный капитал. Цитадель щедро вознаграждает за детей-омег, да и за альф платит не скупо. Но я никогда не задумывался о династиях. Казалось бы, какая у нас власть? Есть суды, правительство, парламент. Годы, когда Эсантом правил Совет Цитадели, давно ушли в прошлое. И вот, пожалуйста. Ты, омега, сын омеги, недоношенный младенец, которого еле-еле откачали врачи. Откачали, и в Эсанте появилась первая династия. Я не видел в этом особой беды, пока ты не нашел свою триаду, и не обзавелся родней по браку. Мне – мне, омеге! – пришлось внести законопроект об ущемлении наших прав. А какого законопроекта можно было бы ожидать, если бы один из зятьев оказался наркоторговцем? Или контрабандистом? А, ладно, зачем я перед тобой распинаюсь? Открой папку.

Яцинт откинул пластиковую обложку. Перед глазами заплясала гербовая шапка, поплыли буквы и печати. «…в связи с отменой повышенного уровня ответственности за причинение вреда омегам… Верховный суд Эсанта пересмотрел дело Кериана Эфрима. Пожизненный приговор заменен десятилетним заключением и пятнадцатью годами проживания в поселении-колонии. В связи с полным отбытием срока наказания, Кериан Эфрим получает разрешение на свободное передвижение по стране. Его супруга, Дайна Эфрим, получает право на льготы за рождение сына-альфы и семейный капитал».

– Это же!..

– Я думаю, эту новость им должен сообщить Альвар.

– Да, конечно… – Яцинт опомнился, с жаром сказал. – Спасибо! Ты смог! Все адвокаты говорили, что это бесполезно!

– Адвокаты – беты, – усмехнулся Дамиан. – А я, все-таки, омега. Член Совета Цитадели.

Вараны спрыгнули с парапета, заметались. Слева на два голоса позвали:

– Дэм! Миа!

Справа:

– Яци! Цинто!

– Ну, началось… – скривился Дамиан. – Скажи Альвару, он может взять мой вертолет и пилота.

Яцинт его уже не слышал – бежал навстречу своим альфам, размахивая папкой. Темно-серый варан вышел на крышу, пугнул молодняк. Надар подошел к шезлонгу, облокотился на спинку, спросил: