Гарри Поттерам закон не писан (СИ)

Гарри трясло. Трясло еще в кабинете, когда он, оставшись в одиночестве, откинул мантию, и продолжало трясти, когда он лег в свою постель. Откровение об ориентации Драко, его успехи, чуткость в общении с клиентами, смех и то, как имя Гарри звучало из его уст, - всего этого было слишком много, слишком остро и так невозможно, что… верилось легко.

Потому что все, что когда-либо казалось Поттеру невозможным, позднее сбывалось.

С этими мыслями Гарри провалился в глубокий и, впервые за последние дни, спокойный сон.

========== Секрет Среды ==========

В среду Гарри появился в кабинете Драко раньше, чем обычно, - за окном даже не намечался рассвет. До дрожи в коленках было интересно, каким будет сегодняшний день, - день, когда Драко не работал за столом. Будет ли он принимать клиентов и вести операции? Или он от рассвета до заката будет закреплять результат вторника?

Каково же было разочарование, когда он понял, что Драко закрылся в операционной еще до того, как Гарри прошел по портретам, и сидел там безвылазно, игнорируя и послеполуденный чай, и обед.

Камин, судя по всему, был отключен от сети, а за окном то и дело мелькали совы, но как бы они ни бились в окно, кабинет оставался в абсолютной тишине.

«Чары тишины», – вздохнул про себя Гарри. В такой тишине и без возможности хотя бы следить за временем можно было сойти с ума.

Когда его сморил сон, Гарри так и не понял, но когда он в очередной раз распахнул глаза, кабинет освещали лишь несколько десятков свеч.

Собственно, даже свечи Гарри заметил не сразу. Все его самообладание было брошено на то, чтобы не закричать. С другой стороны портрета стояла женщина, с легкой полуулыбкой и теплотой в глазах рассматривающая его нарисованного двойника.

Женщину Гарри знал - она держала небольшой магазинчик с волшебными травами в самом конце Косой Аллеи, и даже несмотря на то, что лавочка открылась сравнительно недавно, она уже успела заработать себе добрую репутацию. Гарри был там пару раз - покупал сборы для приболевшей Розы, и тогда же познакомился с хозяйкой.

Он часто обращал внимание на людей с нестандартной для волшебного мира внешностью, и эта женщина подходила под его понятие «нестандартности» просто идеально: густой «ежик» черных волос едва достигал половины дюйма в длину, широкие высветленные до белизны брови, с длинным глубоким шрамом над правой, никогда не приподнимались в насмешке или удивлении (казалось, она вообще не умела ими двигать), в чуть заостренных ушах виднелись лишь крохотные пуссеты с рунами Хагалас, а яркие серые глаза из-за тяжелых густых ресниц постоянно казались томно прищуренными.

Он никогда не видел эту даму в классических мантиях, - все ее наряды доходили до середины бедра (многие ведьмы смотрели на нее осуждающе, хотя сам Гарри мог навскидку дать ей всего тридцать-тридцать пять лет) и даже в зимние морозы открывали плечи, предпочитая закрывать руки почти до костяшек пальцев. Вот и сейчас Лацерта - а она настаивала, чтобы ее называли именно так, по имени, без фамилий и статусов - склонила голову к обнаженному острому плечу и смотрела на нарисованного Поттера.

Она смотрела молча (она в принципе предпочитала молчать, а если и говорила, то только шепотом, чтобы «не беспокоить травы», чего ждала и от своих клиентов), но ее глаза говорили за нее: в них легко читались благодарность и легкая грусть, понимание и сожаление, но громче всего говорила, почти кричала, любовь - яркая, согревающая любовь матери. Она точно так же смотрела и на настоящего Гарри, никогда с ним не заговаривая и тем самым смущая еще сильнее.

Гарри был знаком такой взгляд, - так Гермиона смотрела на Розу, Джинни смотрела на Питера, а Луна - на малышку Габби, и тем страннее казалось то, что на него - Гарри Поттера - мог смотреть подобным взглядом кто-то кроме Лили Поттер.

Лацерта медленно моргнула и в своей обычной грациозной манере отошла к дивану, беззвучно опускаясь на кожаные подушки. Завороженный ее плавными движениями Гарри чуть было не пропустил скрип двери операционной.

– Ты пришла, – выдохнул Драко, привалившись к двери и на мгновение плотно зажмуриваясь.

Он выглядел уставшим. Гарри даже со своего места видел залегшие под глазами тени, побледневшую и будто бы истончившуюся кожу и опущенные плечи.

– Нам опасно видеться, милый, – тихо отозвалась Лацерта, внимательно разглядывая Драко. – Что у тебя с рукой?

Гарри проследил за ее взглядом и только тогда заметил, что левое предплечье Драко было перемотано бинтом от запястья до самого локтя.

Если бы Гарри мог побледнеть, именно это бы он и сделал. По всему выходило, что Драко, пренебрегая риском подобных операций, о которых сам же и сливал мысли в бесчисленные флаконы, весь день сводил метку себе.

Захотелось мгновенно выскочить из картины и приложить его Ступефаем. Чтобы не шевелился вообще ближайшие несколько часов. Может, даже дней. Чтобы не решил вдруг еще что-то с собой сделать, наплевав на чувства других людей.

Мешало выпрыгнуть из портрета, как черту из табакерки, только то, что об этих самых чувствах Драко было не известно. Оправдание, конечно, было слабеньким - вряд ли бы он по достоинству оценил неожиданное признание в любви от своего школьного недруга, который вывалился из картины в его личном кабинете, - но все же было.

«Стоп. Что еще за «милый»?»

– У меня получилось, – между тем выдохнул Драко, сократив расстояние до дивана в несколько решительных широких шагов. Гарри с замиранием сердца смотрел, как он падает на колени возле ее ног и прижимается щекой к бедру Лацерты. – Я сделал это, мама.

Гарри тихонько фыркнул себе под нос. Видимо, после потери связи с Нарциссой Драко перенес свои чувства к матери на добрую знахарку. Но что-то в том, как худые бледные пальцы перебирали его пряди, а на тонких женских губах расцвела ласковая улыбка, заставило его напрячься.

– Сделал что, сынок? – тихо переспросила Лацерта и в такой знакомой манере выгнула бровь, что Гарри подавился вздохом.

Подавился вздохом и осознал, насколько, при всем своем магическом потенциале, был слеп волшебный мир. Стоило обрить голову почти на лысо и поменять цвет волос с цветом бровей, нарядить в одежду, которую никогда бы и не подумал на ней увидеть, и посадить за прилавок вместо тронного зала поместья, как чистокровная аристократка Нарцисса Малфой превратилась в простую травницу Лацерту, рабочие часы которой начинались с рассветом и заканчивались около полудня.

Гарри захотелось в очередной раз удариться головой об облюбленный стол. Он ведь и сам сдавал основы скрытности и шпионажа при поступлении в академию, так что же он не смог узнать ее сразу?..

А еще Гарри понял, насколько опасным человеком был бы Драко, свяжись он с не теми людьми. Хоть на взгляд Гарри хирургически в ней ничего изменено не было, в том, что над образом Нарциссы поработал именно Драко, сомневаться не приходилось.

– Я свел ее, – Драко отклонился от ее ног, нехотя отстраняясь от руки, и в пару опытных движений размотал повязку. – Метки больше нет. Видишь?

Видел даже Гарри. Молочная кожа на месте метки слегка рябила - то ли от Заживляющих, то ли от Отводящих чар, - но на ней не осталось ни следа уродливой чернильной змеи.

Нарцисса беззвучно ахнула, прикрыв рот ладошкой, а пальцами свободной руки неверяще провела по предплечью сына.

– Отец так бы тобой гордился, Драко, – тихо произнесла она спустя пару минут молчания, ласково улыбаясь. – Как бы я хотела, чтобы он видел твой успех.

Драко вздрогнул всем телом и нервно повел плечами.

– Прошу, мама, не надо, – тихо попросил он, пересев к Нарциссе на диван. – Ты понимаешь, что это значит? – он возбужденно взмахнул руками. – Я могу убрать и твою метку. Мы сможем начать жизнь, в которой нас никто не осуждает, не отказывается продавать еду, увидев руки, и не бросаются проклятиями вслед, – Гарри поежился. Он знал, что мирные жители не очень хорошо восприняли весть о помиловании Малфоев, но чтобы настолько. – Ты сможешь называть фамилию без страха за свою жизнь. Сможешь снова стать Нарциссой, – шепотом закончил Драко, зажмурившись и прильнув к ладони, что легла ему на щеку.