"Sinful world" (СИ)

— Жизни учить меня вздумал, нахлебник чертов?

Кружка, наполненная дешевым пивом, грузно опускается на стол, а содержимое, пенясь, выплескивается на пожелтевшую скатерть. Мужчина с недельной щетиной на лице, хмуря брови, резко поднимается из-за стола, напоказ, для большего устрашения, закатывая рукава клетчатой рубашки.

— Да ты конченый алкоголик, посмотри на себя, когда ты в последний раз хоть цент домой приносил? Счета за квартиру я, по-твоему, должен оплачивать?

«Конченый алкоголик» — мой родной отец. Побитый жизнью человек, которого бросила жена вместе с маленьким ребенком. Между прочим, благополучно позабыв обо мне!

Женская беспечность.

И какая посредственность. Она благополучно понадеялась, что двадцатилетнему юноше по силам справиться с несостоятельным отцом, проще ужиться в четырех стенах тесной однокомнатной квартирки. Не прогадала. Уживемся еще как: отец с утра разминается на мне, а с вечера закрепляет боевые навыки на стенах после того, как вольет в себя очередной литр дешевого портвейна.

— Иди сюда, — скрежет зубов, а глаза наливаются кровью.

Я бы мог его ударить первым, но защищаться вошло в привычку. Стою в дверном проеме кухни, послушно выжидая, когда, еле передвигая ногами, кинется на меня: в отличие от ног, кулак его не подводит, точно попадая в грудную клетку.

Сбивчивый кашель.

Сигнал.

Выплевываю воздух из легких, отшатываясь назад.

— Конченый. Какой же ты конченый. Мать правильно сделала, что оставила такого гнилого человека…

Не успеваю договорить, ловя очередную оплеуху. В ушах звенит.

— Сученыш, еще раз вспомнишь о ней…

— И что? Я о ней хотя бы вспоминаю, а вот о тебе? Когда ты окочуришься от своей жалкой жизни, я даже и несчастного кусочка в мыслях не выделю.

Получил достаточно, чтобы рваное хриплое дыхание стало заметным.

Сколько еще будет вот так?

Сколько продлится?

— И кусочка говоришь? А кто всё это время кормит тебя, оплачивает учебу? Кто?

Стоит на месте, кажется, вот-вот накроет окончательное бешенство.

А я сжимаю кулаки до побелевших костяшек. Я мог. Тысячу раз мог ответить. Но совесть, чертова совесть, съедает с первых секунд только от мысли о нанесении увечий… отцу. Кровь. Лучше бы меня взяли из приюта.

— Учебу? Я выиграл грант, о каком «оплачиваю учебу» ты говоришь? Я у тебя ни гроша на свое «светлое» будущее не взял. Иди проспись. Тебе завтра на дежурство, — морщусь, поспешно вспоминая, что у самого в универе намечается завтра важное мероприятие.

И куда я с таким лицом?

— Не указывай мне, выблядок.

— Не ори на меня, я тебе не мать, которая будет терпеть твой хамский тон! Если я уйду — останешься совсем один.

— Да кто тебя держит? Я? Копия своей продажной мамашки. Собирай манатки и вали на все четыре из Моей квартиры. Я мечтаю только о том дне… — кашляет, кидая злой взгляд на меня, уже хрипло добавляет. — … чтобы остаться одному. Вы. Вы все испортили мою жизнь.

— Я запомню твои слова!

Разворачиваюсь, больше не медля ни секунды иду в комнату. Каким я был дураком? Почему не поступил раньше, как моя мать? Что сдерживало?

Даже не поворачиваюсь, прекрасно зная, какое жалкое лицо увижу за спиной. Пусть гниет в этой дыре. Здесь всё равно ничего святого не осталось.

Комкаю все вещи, утрамбовывая в рюкзак. Молния звонко закрывается. Готово. Ничего не забыл. Всего лишь набитые доверху пакет и рюкзак — какая ирония. Немного подумав, забираю со стола ноутбук и вместе с зарядкой запихиваю под мышку без всякой сумки. И так сойдет.

Запрыгивая в кеды, взглядом натыкаюсь на лежащие на тумбочке ключи от квартиры. Я правда хотел их взять?

Вылетаю из помещения под сиплый крик вдогонку:

— Только попробуй вернуться, щенок.

Конечно, чтобы ты снова разбил мне лицо, выпуская всю злость за свою обиженную на меня персону?

***

Звонко чеканя каждый шаг, разнося стук каблуков по подъезду, навстречу между лестничными пролетами поднимается девушка. Замечая сидящую на лестнице согнутую фигуру, на мгновение пугается, отступая на несколько шагов назад. Но приглядевшись, быстро осознает, что угрозы никакой нет.

— Лирой?

Кто же еще может припереться к тебе весь побитый и грязный, как дворовая псина? Только Лирой.

Придерживая короткую юбку сзади, осторожно присаживается на корточки прямо передо мной, медленно, с долей заботы во взгляде осматривает мое лицо, заглядывая прямо в глаза.

— Опять Он?

А кто же еще?

— Давно сидишь? — только сейчас переводит взгляд на сумки, что покоятся на пару ступенек выше. — Выгнали? — удивленно спрашивает, касаясь теплой ладонью моей опухшей скулы. Морщусь. И девушка резко одергивает руку, с сожалением произнося короткое «прости».

— Сам ушел, — не соврал я.

Медная челка падает на глаза девушки, закрывая обзор. Но догадаться, что под ней, несложно: взгляд, полный жалости. Пожалуйста, только не ты. Не нужно меня жалеть. Только не сейчас.

— Мне нужна твоя помощь…

Останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, но Трейси — так зовут мою подругу детства — подхватывает меня за руку и требовательным жестом заставляет подняться на ноги.

— Пойдем в дом, расскажешь, когда я обработаю раны.

***

Комнатный воздух с едва уловимым ароматом цветов, стоящих на подоконнике. Большое помещение, захламленное многочисленным тряпьем и средствами по уходу за всеми частями женского тела.

— Подними голову, смотри в потолок.

Трейси, обильно смочив ватный диск перекисью водорода, обработала большую ссадину на подбородке, а после передала завернутое в полотенце куриное филе.

— Больше ничего нет, приложи холод к щеке, может быть, завтра отек немного спадет.

— Или закроет половину ебла, — широко улыбаясь сквозь боль, стараюсь как-то развеять мрачную атмосферу. Ощущение, словно у девушки кто-то умер. Потрепали меня, а трагедию разыгрывает она.

— Или так, — скромно улыбается, и мне становится легче.

Трейси моя единственная подруга. Единственный друг. Моя жизнь, кардинально изменившаяся за последние четыре года, отталкивает людей, заставляет за километр шарахаться от меня. Новые знакомые теряют всякое желание иметь дело со мной, когда узнают о всех семейных перипетиях. Не то чтобы я так любил трепаться на этот счет. Напротив. Но разве фиолетовые пятна на лице не красноречивее слов?

Правильно.

И именно частота их появления не позволяет мне свалить всё на скотский нрав и убойный характер, завуалировав это тем, что я не прочь помахать кулаками на улице…

— Так о чем ты хотел меня попросить?

Девушка задала этот вопрос только после того, как поставила передо мной тарелку с едой, которую под выжидающим взглядом заставила полностью опрокинуть в себя.

— Можешь послать меня, если хочешь. Но ты ведь знаешь, что кроме тебя мне некого просить о таком. Позволь перекантоваться у тебя какое-то время, свалю сразу же, как найду работу.

— Даже если найдешь работу, деньги вперед тебе никто не даст. Я так понимаю, ты планируешь в дальнейшем снимать жильё.

Я согласно кивнул.

— Тогда нужно искать сразу место, где обеспечивают хотя бы комнатой на первое время. Или поживи у меня, пока не выдадут хотя бы аванс, — девушка загадочно улыбнулась. — Так уж и быть, со второй зарплаты отдашь часть за арендную плату этой жилплощади.

***

Скользящим движением, разнося противный звук по помещению, убираю слой конденсата с запотевшего стекла, сталкиваясь со своим взглядом карих глаз. Мокрые волосы прилипают к коже, темные отростки длиной в семь-восемь сантиметров криво обрамляют лицо. Недостаточно, чтобы скрыть припухший фиолетовый фингал на скуле.

Отхожу чуть дальше, чтобы обзор пал на большую часть туловища: удается рассмотреть багровые ссадины на плече и груди, пожелтевший синяк на локте и предплечье — старые отметины.

Кажется, сегодня в таком виде придется тащиться в универ, снова отдаваясь на всеобщее растерзание и смешки за спиной. Таких жалких, как я, не любят. Таких жалких, как я, презирают. Девчонок бы жалели… От парней требуют совершенно другого.