Последняя глава (СИ)

Линия скалистого обрыва зигзагом тянулась вдоль всего песчаного берега. Внизу шумные океанические волны прибоя с яростью вгрызались в песок. Горьковато-соленые брызги долетали даже до одинокой фигуры, сидевшей на самом краю обрыва, который нависал над пляжем.

Томас не обращал внимания на мокрые капли, летевшие ему в лицо каждый раз, когда волны обрушивались на берег. Прижав к груди левое колено, он положил на него руку. Лениво ковыряя мелкие камешки, что прятались в траве, парень то и дело швырял их далеко в океан. И было в этом занятии что-то бесцельное и до боли безнадежное.

Морская стихия бесновалась и ревела, оглушая так, что закладывало уши. Привычный повседневный гул лагеря здесь отдалился и смазался, позволяя Томасу думать, что он остался совершенно один в этом треклятом мире. На душе было неспокойно и муторно, совсем как внизу, где ярились волны.

С того момента, как они сбежали из разрушенного горящего Последнего Города, на этот раз действительно превратившегося в руины, прошло больше месяца. Томас давно оправился от раны, физически, но не душевно. Дни тянулись за днями, плавно перетекая в недели, а недели – в долгий месяц. Парень не знал, чем себя занять, и бродил по лагерю одинокой тенью. Это было так не похоже на того Томаса, которого знали его друзья. Половина из которых теперь мертва. Ньют, Чак, Тереза…

Томас никак не мог перестать об этом думать, проклиная себя снова и снова, но мысли его по кругу возвращались к призракам прошлого. Он был не в силах отделаться от мысли, что мог спасти Ньюта. Терезу. Их обоих, черт бы его побрал! Это было в его силах, если бы только он не тормозил, как последний осел.

Из-за этих мыслей его начала мучить бессонница, под глазами залегли темные круги от недосыпа. Пока Томас оправлялся от раны, его никто не трогал, поэтому в общественных «полевых» работах, которые организовали Минхо и Винс, он не участвовал. А после того, как окончательно выздоровел, всю основную часть работы уже сделали без него. Все были на своих местах и знали свое дело, так что Томасу приткнуться было некуда. Да, если честно, и не хотелось. В лагере на него и без того смотрели с раздражающим любопытством и перешептывались вслед. Единственные, с кем он мог нормально общаться, – это Минхо, Бренда и Хорхе.

Все внезапно резко изменилось. В их небольшой социальной общине нужно было как-то приспосабливаться, строить новые отношения, искать новые цели… А Томас оказался… не готов.

Наверное, единственный, кто действительно понимал это, был Минхо. Он ни о чем его не расспрашивал, ни на чем не настаивал, ничего не просил. Хорхе и Бренда тревожились за него, как за родного, Хорхе так особенно. Бренда постоянно следила за тем, чтобы он вовремя поел, как коршун, а Хорхе все пытался приобщить его к вечерним посиделкам у костра. Но у Томаса не было никакого желания встречаться с чужими взглядами и пытаться поддерживать ненужный разговор.

Как-то само собой так получилось, что его бунгало, точнее небольшой шалаш, оказался вдали от остальных, неподалеку от того самого обрыва, на который Томас так полюбил приходить, чтобы побыть в одиночестве. Остальные решили строить свои жилища в лесу или на окраине, так что на самом пляже сейчас остался лишь мемориальный камень в честь погибших друзей и большой навес с кострищем, вокруг которого все собирались по вечерам.

– Так и знала, что найду тебя здесь, – объявила Бренда, с пыхтением взобравшись на холмистый склон, который вел к обрыву.

Томас обернулся на нее через плечо и едва заметно улыбнулся.

– Привет.

– Ты тут целыми днями сидишь. Не надоело одному? – хмыкнула девушка, усаживаясь на траву рядом с ним.

– Нет. К тому же моя компания сейчас вряд ли покажется кому-то приятной.

– Мне… нам с Хорхе всегда приятно в твоем обществе, – возразила Бренда.

Томас хмыкнул и швырнул в воду еще один камешек, мимолетно расстроившись, когда тот упал ближе всех предыдущих к берегу.

– Знаю, Брен. Спасибо. Но я бы хотел побыть один.

– Ты уже достаточно долго один. – Бренда посмотрела на него, и в ее больших карих глазах Томас увидел искреннее беспокойство.

Раздражение мгновенно утихло и сменилось стыдом. Бренда ему была как сестра и имела полное право переживать за него. Особенно после того, через что они вместе прошли.

– Не волнуйся обо мне, Бренда, – заставив себя улыбнуться как можно искреннее, попросил Томас. – Я в порядке, правда. Просто сейчас… мне не хочется ни с кем общаться и видеться.

– Минхо спрашивал о тебе. – Девушка пустила в ход последний аргумент, который, как она знала, не мог не подействовать. – Ты уже больше недели не приходишь к костру. Я сказала ему, что с тобой все в порядке, но, думаю, он все равно переживает, так что тебе лучше самому сходить к нему.

– Да, пожалуй, сегодня вечером я так и сделаю, – кивнул Томас.

Бренда встала, понимая, что разговор окончен. Ласково потрепав его по волосам, она улыбнулась и начала спускаться вниз. Томас даже не заметил этого жеста, задумчиво уставившись в синюю даль горизонта.

По правде говоря, была еще одна причина, из-за которой он не приходил к костру по вечерам. Там обязательно должен быть Минхо, а его Томас видеть совершенно не хотел. Казалось, в нем что-то сломалось после всего того, что случилось с ним и его друзьями. Нет, он вовсе не стал думать, что проклят, что вокруг него одни смерти, и тому подобную чепуху. Просто видеть Минхо сейчас было тяжело. Может быть, потому, что он – единственный из их компании, кто остался жив. Единственный из Глэйда, с кем Томас был настолько же близок, как с Ньютом, Терезой и Чаком. Сейчас было достаточно знать, что Минхо живой и невредимый, что они, черт возьми, сумели все-таки спасти его из лап ПОРОКа, и только одна эта мысль позволяла Томасу дышать свободнее.

После того как они поселились на этом чертовом острове, Томас затруднялся сказать, что испытывает к другу. Когда, в какой момент все так резко изменилось? Почему при виде Минхо внутри каждый раз что-то переворачивалось? Становилось тяжелее дышать, потому что в груди как будто вспыхивал тот самый болезненный огонь, как от пули, прострелившей ему бок.

Минхо смотрел на него, и в его карих глазах Томас отчетливо видел понимание. И от этого понимания становилось больно и муторно.

Может, еще и поэтому он стал избегать друга. Минхо словно нутром это чуял и тоже не стремился попадаться ему на глаза.

А может, Томас все это выдумал, потому что у него слишком много свободного времени, в отличие от Минхо.

Пообещав Бренде увидеться с Минхо, Томас так и не пришел вечером к костру. Ни этим, ни следующим, ни третьим. И вообще ни разу на этой неделе. И на другой тоже. Он вообще крайне редко появлялся на пляже, если там были другие люди, и почти ни разу не был в лесу, где остальные устроили лагерь. Томас целыми днями сидел возле своего шалаша и мастерил, чтобы хоть чем-то себя занять. Еду ему все равно приносила Бренда, а вот жилище обустраивать приходилось самому.

Сначала он как мог улучшил крышу, чтобы во время дождя влага не просачивалась внутрь, потом принялся обмазывать стены глиной и укреплять найденными сподручными материалами, чтобы не было так холодно по ночам. Кто-то такой добрый и любезный построил этот хлипкий шалашик, когда они сюда прибыли на разваливающейся барже, чтобы Томас мог отлежаться и выздороветь под крышей, но вряд ли этот же кто-то будет так добр, что станет и дальше строить ему дом. Поэтому Томас взялся за дело сам, и, надо сказать, для того, кто в жизни не брал в руки топор, пилу и рубанок, у него неплохо выходило. Так что спустя две недели его шалаш уже напоминал приличное бунгало.

Томас задумал сделать еще одну комнату, но для этого ему нужно было сходить в лес, чтобы спилить пару деревьев для досок. Придется попросить помощи у Хорхе или Галли.

Утром парень отправился к основному лагерю. Увиденное его изрядно удивило. Когда он был тут в последний раз, ничего здесь не напоминало того, что предстало его глазам сейчас. Ребята успели обустроить себе жилища, для чего расчистили и утрамбовали приличную площадь, которую огородили грубым частоколом. Из спиленных деревьев они построили себе балаганы, возле некоторых даже были разбиты огороды. Теперь лагерь можно было назвать небольшим поселением. Но Томас был уверен, что со временем оно сильно разрастется.